с пойлом, он пошёл домой, тщательно заперев дверь на засов.
«Может, та дурочка её в лесу доила?» Данил вспомнил, как однажды напившись до беспамятства, забыл подоить корову. Тогда она своим мычанием всю деревню среди ночи подняла. Вымя у неё раздулось сильно, и жар начался.
Раздражённый и голодный Данил занялся приготовлением позднего обеда: сварил картофель в мундире, достал из подпола банку прошлогодних огурцов. Поел с жадностью, запивая остатками самогона. Захмелел на старые дрожжи… Лёг передохнуть, не переставая мысленно возвращаться в лес.
Он не знал, стоило ли ему рассказать кому-нибудь о случившемся. Могут не поверить или, ещё хуже, сочтут его самого тронувшимся.
Бесцельное лежание на топчане не приносило Данилу ощущение отдыха, напротив, ноги и спина занемели и начали ныть ещё сильнее. Он ворочался с боку на бок, но так и не смог отключить мозг от ненужных мыслей.
За окном мелькнула милицейская фуражка.
Данил соскочил с топчана и в спешке открыл дверь.
На пороге появился участковый и с озадаченным видом заявил:
– Здорово, Данила, я к тебе по делу.
– Здорово, – пробормотал Данил, удивлённый неожиданным визитом участкового. – Случилось чего или так, по пустяку?
– Да какие тут пустяки, – выдохнул милиционер, – тут беда.
Он без приглашения прошёл к кровати и бухнулся на неё без сил. Приподняв фуражку, он вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони:
– Давай собирайся, понятым будешь.
Внутри Данила всё похолодело от дурного предчувствия:
– Убили что ль кого?
– Да я и сам толком ничего не знаю. Генка Сидоров прибегал, сказал, у Петьки Лапина ребёнок пропал. – Он устало посмотрел в окно. – Вот такие дела. Пока следователь из центра не приехал, мне нужно место происшествия осмотреть. Понятно?
– Непонятно, – замотал головой Данил, жалея, что выпил самогона опять не к месту, – Петькиному ребёнку, вроде, месяца два отроду. Он же младенец, как он мог пропасть?
– А хрен знает, – отрезал участковый, переводя взгляд с окна на Данила. – Вот и я говорю, не тяни резину, собирайся. Будем по горячим следам искать, сам он не мог уйти.
Данил не стал испытывать и без того слабые нервы молодого участкового на прочность. Быстро натянул гимнастёрку, пригладил редкие волосёнки рукой:
– Всё, я готов.
– Ну, всё, так всё, – пробормотал тот, с тяжёлым вздохом поднимаясь с кровати. – Пошли.
Возле Петькиного дома собрался любопытный народ: бабы, дети, старики. Они ждали появления милиционера, а завидев его издали, сразу бросились, наперебой выпытывать о случившемся.
По его растерянному лицу Данил понял, что участковый не готов к неистовому напору охочих до сплетен баб. Он глупо улыбался, прижимая папку к груди, повторяя каждой заглядывающей ему в лицо женщине: «Мы сами ещё ничего не знаем». Любознательные ребятишки повисли на заборе, заглядывая в ограду.
Из распахнутой настежь двери дома разносились вопли и причитания Петькиной жены.
Идиотская улыбка сошла с лица милиционера, с суровым видом протиснулся он между скученных баб, открыл калитку. Данил едва поспевал за ним следом.
Хозяин заранее закрыл собаку в конуре, она злобно рычала в щель, почувствовав чужаков.
Из сеней им навстречу выскочил взъерошенный Петька и испуганно затараторил:
– Бабка здесь, я её держал до вашего прихода.
Участковый обменялся с Данилом удивлённым взглядом, но ничего не сказал, лишь торопливо прошёл в дом, увлекаемый взволнованным до предела Петькой. Данил шёл за ними следом.
На кухне у стола сидела местная знахарка, баба Нюра. Она окинула вошедших спокойным взглядом, и, как ни в чём не бывало, приветливо им кивнула.
Участковый ответил ей тем же и заглянул в комнату.
Данил вежливо поздоровался с бабкой и, натыкаясь на спину милиционера, нетерпеливо заглянул поверх его плеча.
На полу посреди комнаты лежала Петькина жена, Вика. Она свернулась калачиком, обнимая двумя руками веник, и заходилась истошным криком.
Петька протиснулся между участковым и Данилом, метнулся к ней и приподнял за плечи.
Она села и на мгновение перестала кричать. Посмотрела вокруг себя невидящим взглядом, громко всхлипывая.
«Молодая, совсем девчонка», – подумал Данил, и сердце его сдавило от жалости.
Тем временем участковый прошёл в комнату и сел на диван, снимая фуражку.
Петька поставил перед ним стул, на котором он тут же разложил все необходимые бумаги.
Данил молча наблюдал за его приготовлениями, боясь взглянуть на Вику, опять начавшую рыдать.
– Бабка Нюра здесь зачем? – резко спросил участковый. – Она свидетель?
– Так ведь она виновница, – процедил сквозь зубы Петька, а его жена, икая и всхлипывая, энергично затрясла головой.
Участковый недоверчиво перевёл взгляд с Петьки на Вику:
– Не понял. Она что ли похитила вашего ребёнка?
Супружеская чета дружно закивала в ответ.
С сомнением в глазах, ошеломлённый милиционер посмотрел на стоящего в дверях Данила, тяжело вздохнул и выпалил:
– Ну что же, рассказывайте по порядку, я буду записывать.
– Кому рассказывать-то, – неуверенно уточнил Петька.
– Кто дома присутствовал в момент, когда бабка Нюра украла вашего сына, тот пусть и рассказывает.
Петька озадаченно почесал макушку, видно, слова участкового поставили его в тупик:
– Так это, оба мы дома были, – пробормотал он, испуганно поморгав глазами.
– Ну, если оба, тогда рассказывай лучше ты. От Вики, я думаю, толку будет мало, – твёрдо сказал участковый, и Вика, подтверждая его слова, завыла громче.
Милиционер резко ударил по табурету кулаком:
– Всё, хватит, тихо! – громко крикнул он, призывая всех к порядку. – Успокойся, Вика, найдём мы твоего малыша. – Он повернулся к Петьке, раздражённо сверкнув глазами и указал ему на стул.
Петька суетливо присел на краешек, не смея больше пошевелиться без разрешения, положил руки на колени, приготовился к допросу.
– Просто рассказывай всё по порядку, – сказал участковый, для большего эффекта чётко проговаривая слова.
Он взял авторучку, пододвинул к себе листок бумаги, всем своим решительным видом показывая, что приготовился слушать.
– Ну, не знаю, с чего начать, – тихо пробормотал Петька, виновато оглядывая присутствующих и не найдя в них поддержки, прерывисто заговорил: – Ну, в общем, заболел Витюня.
– Какой возраст у ребёнка? – сразу перебил его участковый.
– Так Вы ведь знаете, Василь Васильевич, – быстро сказал Петька и осёкся под хмурым взглядом участкового. – Четыре месяца ему.
«Быстро время летит», – подумал Данил, тоскливо вспоминая Свету: «Вроде вот только родила, а глянь, уже четыре месяца прошло»!
– Так вот, – сбивчиво и невнятно продолжал свой рассказ Петька, – значит, живот у него болел, плакал всё время. Долго плакал и кричал сильно, две недели, кажись. Патронажная сестра приезжала из города, на уазике, сказала, живот мягкий, стул нормальный, чего плачет, мол, не знаю. Может грыжа у него? Так, Вика, было? – спросил он у жены, та только и смогла обессилено махнуть головой, подтверждая
