подумал он с необъяснимой тоской. Хотелось проснуться, стряхнуть с себя наваждение, но покоящееся у его ног страшное косматое тело молча говорило за себя.
Он рывком поставил её на ноги и повёл по тропинке к колодцу, держа за волосы. Он намеренно пригибал её голову как можно ниже к земле, чтобы не встречаться с её безликим лицом.
Возле колодца она попыталась вырваться, догадываясь, наверное, зачем он её сюда привёл. Но Данил ещё крепче намотал её космы на ладонь.
– Что, страшно, небось, умирать? – произнёс он торжественно.
Не сказав ни слова в своё оправдание, она упала на колени как подкошенная.
– То-то, – проговорил Данил злорадно. – Думаешь, мне не страшно было!
Прилагая неимоверное усилие, он потянул её за космы, стараясь перебросить через край колодца. Она упёрлась в доски костлявыми пальцами, но на этот раз Данил был сильнее, ещё рывок, и она уже висела головою вниз.
Долго возясь, прежде чем обхватить её за туловище, он с трудом приподнял тело, чтобы сбросить его в чёрную воронку колодца.
В этот миг женщина заговорила. Странно спокойно, учитывая обстоятельство её безвыходного положения.
– Не делай этого, отпусти меня.
Энергия Данила моментально иссякла.
В душу закралось сомнение в правоте своих действий, а немного спустя – и раскаяние. «Вот, блин, ещё чуть-чуть и угробил бы бабу».
Дрожащими руками он вытянул её обратно, бережно опуская на землю.
Она медленно поднялась на четвереньки и повернула к нему своё лицо. Данил судорожно глотнул: её новый облик в третий раз ошеломил его своей непостижимостью.
На сей раз это была его соседка, Ленка. Данил начал опасливо озираться по сторонам и тут же сообразил, что сам он в таком же легкомысленном виде. Не приведи Бог, кто увидит – сраму не оберёшься. Он растерялся, не зная, что предпринять: помочь Ленке встать или дать дёру?
Зная, что поступает опрометчиво для человека, осторожного по жизни, он всё же подал ей руку.
Она посмотрела на него с улыбкой, запрокинула голову и громко закричала по-петушиному…
Чувство безысходности внезапно завладело его мыслями.
Срываясь с места, он понёсся без оглядки домой. Едва не падая на крыльце, он заскочил в дверь. В панике закрылся на засов, выключил на кухне свет и припал к окну.
Луна освещала колодец нежным серебристым светом.
Ленка стояла неподвижно, вытянув руки по швам.
«Как же такое возможно?» – вслух пробормотал потрясённый Данил и задумался на мгновение.
В себя пришёл сразу, как только увидел перед собой Ленкино лицо, возникшее по ту сторону стекла.
Он боялся шевельнуться, смотрел на неё, как загипнотизированный.
Она то приближалась, то удалялась от окна. Данил никак не мог проследить за её мгновенным перемещением. Появлялась то слева, то справа. Стучала в окно костяшками пальцев – стекло дребезжало, и замазка сыпалась на подоконник.
Он отошёл от окна и упал на топчан, сражённый смертельной усталостью. «Эх, сейчас бы сто грамм для ясности мысли».
Натянув одеяло до самого подбородка, он подозрительно прислушивался к каждому шороху, в душе ощущая себя параноиком. Один вопрос не давал ему покоя. Кем была эта женщина? Сумасшедшей из леса или говорливой соседкой Ленкой? Только в одном он был твёрдо уверен – по чьей – то злой воле ему довелось стать свидетелем невероятных событий.
9.
Под самое утро, когда заголосили петухи, он тревожно задремал. Беспокойный сон прервал громкий стук в дверь. Данил, не до конца проснувшись, сел на кровати, всё ещё не понимая, что его разбудило.
– Данила, просыпайся. Это я, участковый твой.
Данил в мгновения ока соскочил с топчана, натянул кальсоны и в спешке распахнул дверь.
– Данила, ты извини, что разбудил в такую рань, – хрипло проговорил милиционер, перешагивая через порог. – Просто со мной такое произошло! Не поверишь!
Он прошёл мимо растерянного хозяина и грузно рухнул на стул. Машинально стянул с головы фуражку, небрежно бросил её на пол и достал из-за пазухи бутылку водки.
Удивленный таким бесцеремонным вторжением в его жилище, Данил молча поставил рядом с ним стул и сел напротив. Участковый, казалось, не заметил его недовольство, по крайней мере, даже не заикнулся по поводу отёкшего от бессонной ночи лица и фиолетовых кругов под набрякшими веками.
– Даже и не знаю, как тебе рассказать, – проговорил он негромко, испытующе посмотрев ему в глаза. В тоне его голоса прозвучало сомнение, а стоит ли вообще это делать? Но, как видно, он всё-таки решился и после короткой паузы продолжил. – Ты единственный, кому сейчас я могу довериться. – Он опять призадумался, видно, собираясь с мыслями. – Эх, давай, что ли стаканы.
Данил без лишних слов достал из шкафчика два стакана с жёлтыми стёклами, ломоть чёрного хлеба, уныло мерекая, что разговор предстоит долгий.
Деловито откупорив бутылку, он налил водку.
– Да я и не прошу, чтобы ты поверил. Я и сам себе не верю, – участковый осёкся, судорожно вздохнув, одним большим глотком осушил свой стакан, громко матюгнулся и занюхал хлебом.
Данил последовал его примеру, едва сдерживая себя, чтобы не пуститься в расспросы.
Тот как будто и не замечал нетерпения Данила, молча сидел, прикрыв глаза, думая о чём-то своём.
Наконец он встрепенулся, ожил и вкрадчиво заговорил:
– Ну, слушай, начну по порядку. Менты из города так и не приехали. А Вика всё голосила и голосила. А Петька и говорит бабке Нюре – верни, говорит, ребёнка и всё тут. А она ему – дескать, нельзя вернуть, не ребёнок это был. – Он пихнул задумавшегося Данила в плечо, – ну ты помнишь её вчерашнюю песню? – Данил утвердительно качнул головой. – Ну а Петька ей – мол, пусть не ребёнок, пусть веник, но чтоб непременно на ребёнка походил. – Участковый вытер вспотевший лоб рукавом, как будто его рассказ требовал определённых физических усилий. – Ну и что ты думаешь? Вернула ведь бабка им младенца! Прямо на моих глазах! – Он ударил себя в грудь кулаком. – Представляешь?
– Да, – только и вымолвил Данил.
– Ты мне не веришь. Я тебя понимаю и не осуждаю. Если бы мне кто такое рассказал, я бы подумал, что тот человек с катушек съехал и…
– Я тебе верю, – перебил его Данил.
Участковый округлил глаза:
– Но как? Ведь такое явление опрокидывает всю нашу науку!
– Со мной, между прочим, тоже всякая такая хрень происходит, – сказал Данил грустно.
– Данила, ты меня не понял. Я говорю, она веник в ребёнка превратила, у меня на глазах! – проговорил он, свирепея, медленно, по буквам, выговаривая каждое слово. – А потом сказала – это всё равно не ребёнок, души в нём нет,
