мести, подумала она, – это поскорее избавиться от четыре оккупантов. Разумеется, мама, обе бабушки и, вероятно, даже тётя Лючия рассердятся; разумеется, она будет отшлёпана и наказана. Но это Кору не слишком-то заботило.
– Выброшу их в мусорный бак, – заявила она самым жёстким и решительным тоном.
– Какая жалость! – вздохнула Чечилия.
– Почему бы тебе их не продать? Можем после обеда устроить развал: дождя вроде бы нет, – предложила Донателла.
Такое они уже проделывали не раз. Товары выставляли прямо на тротуаре, возле заложенной кирпичами двери. Подшивки комиксов, рисунки, наклейки, старомодные очки, бусы из макарон, камни странной формы –в ход шло всё. Что-то покупали пожарные из казармы на углу, да и строители, восстанавливавшие разрушенные дома, иногда брали какую-нибудь мелочь.
– Ты с ума сошла! Рождественские подарки продавать нельзя, – набросился на сестру Гавино. – Младенец Иисус обидится.
Что небожителей обижать очень опасно – это знал каждый. Наказание может быть ужасным, вплоть до Всемирного Потопа. Хотя, наверное, Ною было весело плавать со всеми этими зверями в своём сундуке (что «ковчегом» называют сундук, Кора узнала в церкви). Впрочем, не исключено, что они просто спрятались в сундук от дождя, а тот возьми да и поплыви.
Когда-нибудь ей непременно хотелось бы поучаствовать в Потопе. Но не сегодня.
– Пусть младенец Иисус обижается сколько хочет. После того, что он сделал, мне на это наплевать! – воскликнула Кора, забыв от гнева понизить голос на запретном слове.
– Ты выругалась! Разве не знаешь, что это смертный грех? Попадёшь прямиком в Ад, – сурово бросил Никола: начав посещать уроки катехизиса, чтобы подготовиться к первому причастию, он стал настолько религиозным, что вечно поучал не только двоюродных братьев и сестёр, но даже и взрослых.
В Ад Коре не хотелось – местечко, судя по всему, было не из приятных. Анастасия как-то объяснила ей в подробностях про чертей, пламя, вилы и так далее. Почему, интересно, кухарка так хорошо знала об Аде, хотя сама там никогда не была? Сама она уверяла, что ей всё рассказала во сне одна Пропащая Душа, давно умерший друг, которому пришлось провести этом ужасном месте целую вечность.
А Кора после смерти очень надеялась попасть в Рай. Поэтому сразу же пожалела, что сказала плохое слово, и благоговейно прочла литанию, на которой настоял Никола. Правда, слово «литания» звучало даже хуже, чем «плевать». Литания, надо же. Неужели так может называться молитва в стихах? Вот что в ней говорилось:
О, Иисус любимый,
Тебя я не покину.
О, добрый мой Иисус,
Сними обиды груз.
– И что, даже поменяться нельзя? Неужели Иисус обидится, даже если Кора сменяет новых кукол на другие игрушки? Или, может, на книги? – спросила Паолетта, которой, хоть она и не умела читать, как-то подарили книжку с картинками под названием «Сон Марио».
– Нельзя. Обменять – то же самое, что продать, – настаивал Гавино. – Ты получаешь не деньги, а что-то другое, но это всё равно продажа. Можно только подарить.
– Точно, отдать бедным! – радостно закивал Никола. – Вот было бы похвально, особенно сегодня, в светлый день Рождества.
– Ты говоришь, как священник, – прикрикнула на него Флоренца.
– А ты попадёшь в Ад.
– Если в Раю все такие зануды, как ты, хоть развлекусь немного.
Остальных, впрочем, больше интересовал другой вопрос.
– А мы достаточно бедные? – спросила Чечилия с надеждой: Красная Шапочка нравилась ей больше всех прочих кукол в витринах.
– Стыдись! Их нужно подарить какой-нибудь нищенке в лохмотьях, – упорствовал Никола.
– Не надо их дарить! – вмешалась Франка.
Никто не заметил, что во время разговора две старшие девочки понимающе переглядывались, как это делают взрослые, когда думают, что дети говорят ерунду.
– Слушай, Кора, иди пока домой. Скоро позовут обедать, так и так ничего не успеем, – велела Флоренца по праву тринадцатилетней. – А после обеда спустишься к нам с этими четырьмя куклами. Обещаю, мы с Франкой всё исправим.
14
Непросто нести четырёх кукол сразу, если прижимаешь их всей кучей к груди. Пришлось Коре перекинуть оккупантов через руку – кого головой наружу, кого внутрь (куклам ведь всё равно, набьют ли они себе шишек).
