– Отлично. Значит, через полчаса?
– Я возьму такси и буду там минут через десять. – Договорившись о встрече, Микамэ полюбопытствовал: – Ясуко была сегодня на лекции?
– Ни разу со времени нашего приезда. Наверное, отдыхает после путешествия. – Ибуки почувствовал, как холод цементного пола поднимается по его ногам.
В тот же вечер Ибуки засел за чтение эссе. Он знал, что Миэко Тогано относится к романтической школе поэзии танка, уходящей корнями в эстетику «глубин и тайн» «Синкокинсю»[19], и очень высоко ценил лирическую непринужденность ее стихотворений. Но внезапное появление – после стольких лет забвения – подобной работы в прозе, да еще в стиле между сумбурным литературоведческим эссе и «ватакуси сёсэцу»[20], вывело его из равновесия.
Нечаянная близость с Ясуко подогревала ревность Ибуки – безграничная преданность Миэко Тогано, сквозившая и в поведении, и в разговорах молодой вдовы, сводила его с ума. Это было обожание, замешанное на страхе, и казалось, что женщина действительно находится под чарами свекрови.
Ибуки сгорал от желания изучить свою соперницу.
Ему мерещилось, что привязанность Ясуко к госпоже Тогано, окрепшая после смерти Акио, несет в себе больше, чем просто любовь к мужу, переросшую в нежную симпатию к его безутешной матери. И похоже, он был прав, предполагая, что первым, кто занялся темой одержимости, был не Акио и тем более не Ясуко, а сама Миэко.
После публикации в «Светлом ручье» «Мысли о Священной обители на равнине» были переизданы отдельно, за счет автора, в октябре 1937 года, сразу после начала японско-китайской войны. В то время муж Миэко был еще жив, а Акио и Харумэ пешком под стол ходили. Перспектива узнать, чем дышала и о чем думала Миэко в молодости, подогревала любопытство Ибуки.
«Мысли о священной обители на равнине
Как мы знаем из «Сказания о Гэндзи» и других источников, в Священную обитель на равнине Сага, что на западе Киото, незамужние дочери императора или принцев крови удалялись на период очищения перед тем, как покинуть столицу, чтобы служить высшими жрицами в храме Исэ[21]. В стародавние времена боги говорили с людьми устами женщин, и, вероятно, принцесс выбирали посредницами под влиянием древней магической традиции Японии.
После недавней поездки в Киото, полюбовавшись Арасиямой, я решила разузнать, что осталось от святилища, столь знакомого мне по упоминаниям в «Сказании о Гэндзи» и драмам Но. Исследуя местность вдоль узкой тропы, бегущей сквозь заросли бамбука, я вскоре наткнулась на указатель с надписью «Обитель на равнине». На небольшом возвышении располагалось и само здание храма – маленькое непритязательное сооружение, чья соломенная крыша и даже бревна поросли мхом. С одной стороны находился валун с высеченными иероглифами: «Обитель верховной жрицы», с другой – каменный фонарь; вокруг – низкий плетень с воротами из неоструганного, источенного червями дерева. Позади виднелась большая роща криптомерий. Некоторые деревья были повалены, и все вокруг покрыто палой листвой, которую уже давно никто не убирал. Всюду царило запустение. Обнаружив неподалеку каменный колодец, я подошла и заглянула внутрь, но ничего, кроме расплывчатых очертаний своего бледного лица, не увидела. Колодезная вода вытекала по желобку в каменное углубление, даже ковшик имелся, хотя сюда наверняка мало кто заглядывал. В сторожке я узнала, что ворота изготовлены из специальной породы дуба, произрастающего на горе Атаго: таким образом здесь пытались сохранить подобие первоначального вида храма – скорее всего, благодаря ссылкам в «Сказании о Гэндзи» и пьесах Но на «ворота из темного дерева и низкий плетень». Старенький сторож – местный житель – поведал мне, что вокруг святилища заросли бамбука гуще, чем в любом другом месте на равнине Сага, и качество его – самое лучшее во всей Японии.
Поскольку я всегда питала романтические чувства к Священной обители на равнине, поначалу даже разочаровалась, не найдя ни намека на ее былое величие. Но традиция отсылать принцесс крови в Исэ исчезла в Средние века, а вместе с ней – и необходимость во временном храме, где велась жизнь уединенная и аскетичная. Более того, начиная с войны Онин[22] Киото постоянно страдал от опустошительных набегов. Ничего удивительного, что в подобных условиях старинный храм на окраине города был заброшен, а слава его осталась только на страницах классической литературы.
Однако мой интерес к этому месту происходит не от его исторического значения, а от невероятной симпатии к героине «Сказания о Гэндзи» – госпоже Рокудзё, даме с Шестой линии.
В своих недавних исследованиях многие ученые, в том числе профессоры И. и Т., главными героями повести представляют Кирицубо, Фудзицубо и Аои, а роль госпожи Рокудзё принижают либо выставляют ее и вовсе злодейкой, сравнимой разве что с императрицей Кокидэн. Однако мне ее роль кажется куда более значимой. Столь небрежное отношение оскорбительно для утонченной особы, оно подвигло меня выступить в ее защиту. И хотя, вне всякого сомнения, основной интерес автора сосредоточен на отношениях Гэндзи с другими женщинами (среди них Фудзицубо, Аои и Третья принцесса), а акцент ставится на эдиповом комплексе Гэндзи и постепенном формировании его личности, для меня очевидно, что госпожа Рокудзё также имеет огромное влияние на принца, и влияние это носит колдовской характер. Ее присутствие проходит лейтмотивом через весь роман, представляет собой не столь благозвучный, но объединяющий элемент в стройной симфонии «Сказания о Гэндзи».
Впервые госпожа Рокудзё появляется в главе «Сумеречный Лик», где мы неожиданно и как бы между делом узнаем, что юный Гэндзи уже имел любовную связь с этой дамой, которая на семь лет старше его и является вдовой наследного принца Дзэмбо. Для появления остальных персонажей, напротив, почва готовится самым тщательнейшим образом; при первой встрече Гэндзи с госпожой Югао (Сумеречный Лик), госпожой Уцусэми (Скорлупка Цикады) и госпожой Обородзукиё каждая дама удостаивается изящного словесного портрета. То, что начало романтических отношений Гэндзи с госпожой Рокудзё вообще опущено, представляется довольно странным, и читатель больше склонен верить, что оно попросту утрачено. Это упущение так взволновало Мотоори Норинагу[23], что он даже дописал главу под названием «Подушечка для руки», основываясь на фактах, собранных из других глав. В ней повествуется о том, как Гэндзи преследовал и покорил госпожу Рокудзё (любому ясно, что Норинага вложил в свою историю личное отношение к этой даме).
Госпожа Рокудзё впервые появляется при дворе в возрасте шестнадцати лет в качестве невесты наследного принца; муж ее приходился младшим братом императору Кирицубо – правящему монарху и отцу Гэндзи. Ее отец, «министр», упоминается лишь однажды, но, поскольку супруга наследного принца в один прекрасный день должна была стать императрицей – центром дворцовой жизни, – мы можем не сомневаться, что мало кто мог сравниться с ней по красоте, воспитанию или происхождению. Почти сразу же после рождения дочери ее муж неожиданно отказался от звания престолонаследника и перешел в ряды беззаботных юных вельмож, таким образом лишив госпожу Рокудзё, свою жену, блестящего будущего, которое, вне всякого сомнения, ее ожидало. Это обстоятельство нанесло смертельную рану ее гордости, поскольку, как и любая красавица знатного происхождения в эпоху Хэйан, она всю жизнь мечтала о том дне, когда сумеет заслужить уважение всех и вся в качестве императрицы. Вскоре после этого муж ее умирает, оставив юную вдову с маленькой дочкой одних в этом большом изменчивом мире.
Отец Гэндзи, император Кирицубо, пожалел вдову и настаивал на ее переезде во дворец, предложив жить там вместе с дочерью, но она отклонила это приглашение. Вне всякого сомнения, гордость не позволила ей превратиться во второсортную, а то и третьесортную наложницу императора.
Она стала вести тихую, но не лишенную изящества жизнь в большом особняке на Шестой линии, воспитывала дочь и ничего от судьбы уже не ждала. Будучи одаренным писателем, поэтом и каллиграфом, обладая непревзойденным вкусом к музыке и моде, она сумела создать вокруг себя атмосферу эстетизма, чудесным образом преображавшую всех, кто попадал в ее дом, вплоть до самой последней служанки. Особняк на Шестой линии превратился в роскошную площадку для увеселений, пользовавшуюся большим успехом у юных представителей императорского рода и придворной знати; госпожа Рокудзё выказывала свое презрение любым проявлениям вульгарности и плохого воспитания. Годы бежали один за другим, похожие на долгие летние вечера, в ореоле нежного угасающего сияния заката, пока этот предвечерний сумрак не прорезал блистающий луч – принц Гэндзи.
