судьбы – насмешка над моей беспечностью – поймали меня в том же парке на той же скамье. И закрутилось – бесконечные медосмотры, которые показывали, что я исключительно здорова, замены эм-эров, психологи. В итоге, меня признали носительницей вируса особо опасного штамма, который в силах дурить защитную аппаратуру и сослали на базу желторотиков – охранять границы Города на благо родины и всеобщего спокойствия.
Транквилизаторы на меня не действовали совершенно. Нужно ли говорить, что я устроила на Базе весёлую жизнь для всего персонала. Настолько весёлую, что вместо трёх-четырёх годов подготовки, меня бросили на первую вылазку уже через неполный год. Подозреваю, инструкторы планировали "потерять" меня в ближайшем же овраге, но я родилась под счастливой звездой – мы сразу же натолкнулись на заставу. Весь офицерский состав был перебит, кадеты, в большей своей части, захвачены в плен и отконвоированы в постоянное поселение. Там, в специальном загоне-передержке для пленных я впервые увидела отходняки от транквилизаторов. Ребят буквально выворачивало наизнанку, они готовы были жизнь положить, лишь бы получить очередную дозу. Некоторые, особо зависимые, не выжили. Остальных же откачали, откормили и принялись социализировать. Тогда я впервые познакомилась с книгами – написанными до Великой катастрофы и современными. Меня, ушедшую в книжный запой, решили оставить в покое, а потом я наткнулась на краски и пропала для общества окончательно. Кажется, я изрисовала все стены поселения прежде, чем меня решились остановить и мягко намекнуть, что творчество – это здорово, но общине нужны рабочие руки. Мне дали время, чтобы поискать себя, но поселение и та работа, что оно давало, к тому моменту мне уже наскучили. А здесь, очень кстати, Шакал, как командир одной из приграничных застав, кинул клич на поиск добровольцев. Собственно, так я здесь и оказалась.
– Я, честно признать, рассчитывал на тебя как на торговца или спеца-социализатора, – проворчал вожак откуда-то из палаточной глубины – и совсем не понимаю, как ты оказалась в палатке бойцов.
– Окстись, командир, какие торгаши, там же работать нужно – весело крикнул Бес, подмигивая взвившейся на ноги Спичке, – а этой особе лишь бы брюхо набить, языком почесать, да до карандаша дотянуться.
Ответ рыжей утонул в общем весёлом гомоне. Остаток вечера порядком осоловевшая Четвёртая лениво слушала грызню Спички и Беса, вяло отбрыкивалась от предложений первой «совершить отрезвляющий заплыв на другой берег реки» и от домогательств второго на тему «поучить танцевать», огрызалась с Оводом, вздумавшим возобновить тему зверского избиения боевых товарищей и под конец заснула, на удивление, совершенно счастливая.
А наутро в палатку влетел взъерошенный часовой с вестью, что боевой отряд Города находится в половине дня пути от лагеря.
***
Кочевники сумели поразить Четвёртую в очередной раз, хотя ей казалось, что она полностью утратила способность удивляться выходкам этих невероятных людей. Бойцы в долю секунды из ленивых неорганизованных раздолбаев обратились в собранных матёрых вояк. Буквально за час лагерные палатки и всё их содержимое было утрамбовано в вещевые мешки, а мирное население выстроено в походную колону на краю осиротевшей поляны.
С другой стороны поляны деловито суетилась стая – проверяли оружие, готовили ловушки, шутливо переругивались с командиром, прощались с отбывающими.
Четвёртая сама не поняла, как оказалась в группе покидающих лагерь. В какой-то момент растерявший всю свою напускную расслабленность Шакал сунул ей в руки гитару и, наказав беречь пуще своей шкуры, вытолкал из палатки, где Четвёртую тут же поймал водоворот спешных сборов. В себя она пришла уже груженная неподъемным рюкзаком с гитарой под мышкой, окруженная взбудораженной детворой и странно-спокойными женщинами.
Взъярённая подобной несправедливостью, Четвёртая бросилась за разъяснениями к Бесу, но тот лишь недоумённо пожал плечами:
– А чего ты хотела? Остаться с бойцами прикрывать уход гражданских? Ты не обучена, не знаешь местности, да и в принципе не готова к бою. Ты станешь обузой, которую нужно беречь от противника, подставляя из-за этого собственную спину. Те, кто сюда идут – это опытная регулярная армия. С хорошими рефлексами, полностью лишенная сострадания и почти полностью человечности. Командир не ждал их так рано, поэтому, битва предстоит тяжелая – нам нужно не пропускать врагов в тыл уходящего отряда как минимум пару суток. Пока ваши провожатые не уничтожат все следы отхода. Не бойся, Шакал не дурак – полноценный бой давать не станет – он понимает, что так лишь зря положит бойцов. Но подступы к нашей поляне хорошо укреплены, усыпаны ловушками и удобными гнёздами для засад. Мы подержим городских пару дней, а затем отступим в след за вами. Возможно, встретимся ещё до подхода к поселению.
– С чего ты вообще взял, что я передумала возвращаться в Город? – буркнула уязвлённая Четвёртая, не в силах возразить на жёсткие аргументы.
– Вот упрямица. – Бес улыбнулся широкой светлой улыбкой, взъерошил отросшую шевелюру Четвёртой и неожиданно крепко прижал к груди, шепнув в самое ухо, – Дорога тяжёлая, будь осторожна. Если с тобой что-нибудь случится, я не прощу этого ни тебе, ни себе. До встречи.
Он ушёл, не дав растерявшейся Четвёртой времени, чтобы придумать ответ, а в следующую минуту в поле зрения появилась подозрительно тихая Спичка. Она с минуту мялась, комкая в руке какой-то листок, затем, словно решившись на что-то сложное, пихнула его в руки окончательно ошарашенной Четвёртой и протараторила почти одной фразой:
– Знаю, ты не любишь прозвище, которое дал тебе Шакал, да и нас, наверное, не успела полюбить, но, прошу, уходи с остальными. Тебе нельзя возвращаться в Город. Там тебя попросту убьют.
Спичка стиснула ладонь онемевшей Четвёртой и спешно ретировалась, исчезнув в недрах отряда бойцов.
А потом были скупые прощания, взгляды в спину уходящей в лес стае, формирование в плотную колонну с детьми по центру и вооруженным конвоем в голове и хвосте и начало длинной, тяжёлой дороги.
Когда перед уходом Четвёртая окинула пустую поляну потерянным взглядом, ей отчего-то подумалось, что подлый Бес слукавил насчёт благополучных прогнозов боя.
***
Предчувствия не обманули.
Неделю спустя, когда поредевший и обессиленный отряд, потерявший в стычках с диким зверьём практически весь конвой и часть гражданских, наконец ступил на улицу поселения – настоящего городка, пусть и отстроенного сплошь из дерева – их уже ждали вести с заставы.
Стая Шакала держала городских трое полных суток. Этого времени хватило, чтобы уничтожить все следы отхода, поэтому, ждать вторжения в поселение не придётся. Однако в уплату были положены жизни практически всех бойцов.
Последний выживший – Овод – который и принёс печальную весть, сам держался на сплошном упрямстве.
Новость ударила Четвёртую, и без того измученную дорогой, под дых, дезориентировала, стёрла в порошок и развеяла по чистеньким улочкам совершенно чужого городка. Утонув в водовороте собственных чувств, она сама не поняла,
