Августин, продолжая эту мысль, пишет, что злодеяния берут начало в злой воле, которая, однако, сама не имеет первопричины109. «Я спрашивал, что же такое греховность, и нашел не субстанцию: это извращенная воля, от высшей субстанции, от Тебя, Бога, обратившаяся к низшему, отбросившая прочь «внутреннее свое» и крепнущая во внешнем»110. Злом не является то, к чему обратилась воля, зло есть ее направленность прочь от Бога. Если воля направлена на что-либо низменное, она становится злой. Это происходит не потому, что она обращается к чему-либо злому, ведь она просто обращается к менее благому -таким образом, зло есть как таковой импульс воли111.
Ответ на вопрос о природе такого поведения людей можно найти в догмате первородного греха112. Этот догмат частично объясняет зло, возвращая нас к моральному злу, совершенному нашими прародителями Адамом и Евой, не повиновавшихся Богу. Однако и этот постулат можно оспорить. К примеру, тем, что человек познал разницу между добром и злом после того, как сделал выбор и вкусил плод с запретного древа познания: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло»113. Необходимо знать заранее о том, что выбираешь, в этом суть свободного выбора - условия должны быть известны. Следовательно, нельзя говорить о выборе человека в пользу зла, поскольку он не имел о нем ни малейшего представления. В действительности само ослушание дало необходимое для понимания греховности знание, поэтому в данном случае не может идти речи о совершенно свободном выборе. Кроме того, трудно себе представить, что грех может наследоваться. Можно унаследовать физический недостаток, например слабое сердце, но не моральное зло, которое зиждется на личном выборе каждого конкретного человека. Позиция «как преступлением одного всем человекам осуждение»114 не имеет никакого рационального основания. Правда, находятся люди, пытающиеся защитить понятие о первородном грехе, однако едва ли это возможно сделать на основании какого-либо рационального подхода.
Моральное зло, по Фоме Аквинскому, безоговорочно приписывается свободной воле человека. Из этого следует, что мир был бы лучше, не имей человек этого дара, однако Фома Аквинский утверждает, что мир, где человек лишен возможности грешить, был бы не совершенен115. Заметим, что лишь возможность прегрешения, а вовсе не реальные грехи является необходимой составляющей совершенного мира, поэтому человек несет ответственность за содеянное зло. Фома Аквинский связывает это с тем, что Бог способен преобразовать людские злодеяния во благо. Однако если зло всегда несет за собой позитивные последствия, возникает вопрос, зачем человеку избегать греха - почему бы просто-напросто не творить больше зла, чтобы таким образом привнести в целом больше блага? Поднимая этот вопрос, Фома Аквинский никак его не разрешает, а просто констатирует, что люди не должны творить зло116.
Ричард Суинборн утверждает, что у милостивого Бога были причины, создавая мир, даровать людям свободу выбора и ответственность друг за друга, даже несмотря на то, что это почти наверняка привело бы к злодеяниям, тем не менее такой мир все же содержит великое благо117. Однако в Библии неоднократно говорится о том, что для Бога нет ничего невозможного118. Как замечает Джон Мэкки и другие, Бог мог бы попросту создать мир, в котором люди, будучи свободными, всегда выбирали бы добро119. Понятие свободы не предполагает неминуемый выбор зла. Исходя из этого, Бога можно упрекнуть в том, что он не сотворил мир, в котором человек постоянно выбирал бы добро.
Иринейская теодицея
Эта теодицея была названа так в честь Иринея (130-202). В иринейской традиции зло может быть частично приписано Богу. Бог создал человека несовершенным и поместил его в мир, где есть добро и зло, дав ему возможность развиваться и достигать совершенства. Этот полный страданий и нелегких испытаний мир создан для того, чтобы заложенный в человеке потенциал мог быть реализован и привести человека к спасению. Это сильно расходится с точкой зрения Августина, согласно которой человек, по собственной воле избравший зло - так же как и падшие ангелы, - ответственен за все дурное, что есть в мире, Бог же в этом неповинен. По мнению Августина, человек, изначально совершенный, падая, теряет совершенство. По Иринею, человек несовершенен, но стремится к совершенству.
В 1819 году Джон Ките описывал этот мир как «the vale of soul-making», - долину, где формируются души. Основная мысль состоит в том, что мы находимся здесь, в мире, полном страданий, чтобы достигнуть зрелости и стать полноценными людьми. Он пишет: «Разве ты не видишь, что все препятствия и испытания, с которыми мы сталкиваемся в этой жизни, просто необходимы для воспитания рассудка и превращения его в душу?»121 Таким образом, страдания необходимы для формирования настоящей души122. Мне кажется, трактовку роли страдания в человеческой жизни, которую дает Симона Вейль, также можно назвать иренейской. Страдание в ее понимании предстает неким выходом, так как «И в безмерном зле присутствует Господь»123 и помогает человеку усвоить, что он еще не попал в Рай124. В то же время она рассматривает страдание как форму наказания: «Мы должны принимать все невзгоды, постигающие нас, как противоядие от содеянного нами. Страдание, причиняемое не нами, а идущее извне, является истинным противоядием. Кроме того, этому страданию должно быть несправедливым. Если мы согрешили против справедливости, то мало просто получить по заслугам - мы должны выстрадать несправедливость»125. Несправедливость становится самой справедливостью. К каким только уловкам не прибегает Вейль, чтобы оправдать Бога: «Божья милость проявляется и во зле»126. Она полагает, что Бог справедлив, и всякое явление объясняет в соответствии с этой предпосылкой, в конечном счете, у нее не находится никаких других аргументов, кроме одного: «На все воля Божья»127. Это, по сути, равносильно отказу от всякого рационального рассуждения. Обороты из разряда «справедливая несправедливость» нарушают законы осмысленной речи и уходят в область иррационального. Явления, способного опровергнуть утверждение Вейль о справедливости Бога, попросту не существует, так как любой феномен она систематически истолковывает как выражение божественной справедливости и милосердия. Вейль пытается показать значимость страдания, но при этом фальсифицирует его значение, рассматривая скорее как акт божественного милосердия. Несмотря на признание существования в мире безмерного страдания, страдания, которое, по мнению Вейль, не замечается классическими теодицеями, теория Вейль отрицает страдание, обесценивая его. Иренейская теодицея претендует быть той формой теодицеи, которая не меняет качество страдания, в действительности - ее сущность не такова128.
Всем известно, что беда может обрушиться на кого угодно, и зачастую самым жестоким испытаниям подвергаются как раз те, кто этого вовсе не заслуживает. Даже если страдание может оказывать очищающее воздействие, чаще всего оно губительно. Как заметил Э.М. Чоран: «Страдание не возносит к небесам, а толкает в Преисподнюю»129. Как правило, добро порождает добро, а зло приводит к еще большему злу. Обычно страдание не является благодатной почвой для развития, а, напротив, опустошает. Сильная боль не делает человека сильнее, а разрушает его мир, сознание и речь. Мартин Эмис пишет: «Боль невыразима человеческой речью. Брань. Проклятия. Для боли не находится слов. Ау, ах, ух, ох. Боже. У боли свой язык»130. Иначе говоря, боль разрушает речь131. Мы можем сказать, что что-то болит, однако когда боль становится нестерпимой, мы теряем дар речи и деградируем в бессловесное состояние. Душевную боль можно победить физической, которая способна поглотить все132. Ханна Арендт описывает то, как боль лишает человека привычного сложившегося мироощущения133. Боль нельзя разделить с кем-либо еще, ведь ни для кого другого просто не остается места, боль заполняет все, становясь для больного отдельным миром.
Что обретает ребенок с синдромом Леш-Нихана, при котором тяга к членовредительству столь велика, что приходится удалять его прорезывающиеся зубы, чтобы ребенок не отгрыз себе пальцы и губы? Как сказано в «Чуме» Альбера Камю, страдания ребенка «выходят за пределы мыслимого, рамки дозволенного»134. Отец Панлю пытается разобраться в проблеме:
