Перед Новым годом Геня, придя из школы, сказал: «Завтра мы с механиком поедем в лес. Привезем для школы большую-большую елку». Практичная Валя спросила: «А свечи откуда возьмут?». — «Мы с механиком сделаем из воска», — не сомневаясь во всемогуществе механика, ответил Геня.
После победы под Сталинградом все почувствовали перелом в войне. Надо было только добить, уничтожить врага. И люди не жалели сил. Работали самозабвенно.
Дарья Васильевна не хотела отставать от других. У нее всё кипело в руках. И сама она была веселая, какая-то праздничная, и колхозников умела подбодрить, воодушевить. Она совсем забыла про свое больное сердце…
«И надо же, какое горе случилось! — рассказывала тетя Саша. — Дарья Васильевна одна в хлеву была. Должно быть, она старалась сдвинуть кадку с водой и надорвалась. Сердце у нее, видно, зашлось. Упала…»
Надя вместе с председателем колхоза отвезла мать в городскую больницу. Знакомый доктор, успокаивая, говорил: «Ничего! Поставим на ноги!..»
Оставшись же наедине с Марьей Кузьминичной, он не скрыл, что положение больной очень серьезно.
На обратном пути Надя правила порывисто: то гнала лошадь очень быстро, то опускала вожжи и — лошадь еле плелась. Марья Кузьминична с грустью смотрела на девочку. «Что с ними делать? — думала она. — Одни останутся!.. Колхоз, понятно, поможет, но у них есть родные. Надо известить бабушку. Может, она сюда приедет. Отец — на фронте. Его не надо тревожить…»
Разговаривая с Надей, Марья Кузьминична незаметно выведала у нее адрес бабушки. Вернувшись домой, отправила ей письмо.
Медленно тянулись дни. Надя несколько раз ездила в город. Дарья Васильевна заметно слабела. С приходом дочери бодрилась, расспрашивала о детях. Просила, чтобы Надя следила за их учением и сама занималась. Девочка обещала и старалась выполнить данное матери слово.
В конце января, совсем поздно вечером, кто-то громко постучал в ворота. Надя еще занималась. Накинув платок, она выбежала во двор. Вошла колхозница. Она вернулась из города и, не заходя домой, замерзшая, ввалилась в избу. Надя подала ей стул. Колхозница тяжело опустилась на него, хотела сказать что-то, но только с глубокой жалостью посмотрела на спящих ребят. Надя негромко спросила: «Вы, наверное, были в больнице? Что мама?..»
В это время проснулась Валя. Она с недоумением глядела на позднюю гостью. Женщина молча встала. Уходя, попросила Надю проводить ее… и уже у калитки обняла девочку: «Сиротка ты… Мамка твоя вчера скончалась». — «Мама?!» — стоном вырвалось у девочки. В глазах женщины сверкнули слёзы.
Надя тихо вернулась в избу. Она не хотела говорить ребятам об их горе, но скрыть от сестры свое тяжелое состояние не смогла. Громкий плач Вали разбудил Геню. Мальчик не понимал непоправимости того, что случилось, но плакал сильнее других. Вошла Аня.
«Что с вами?» — тихо спросила она.
Валя всё рассказала.
Утром Надя поехала с колхозницами в город на похороны. Младшие дети остались до́ма.
Когда опустили гроб, когда комки мерзлой земли застучали о крышку, Надя бросилась к могиле. Аня обняла девочку, отвела в сторону. Та с тоской, молча, смотрела на растущий холм. Вот его закидали снегом. Свежая могила стала походить на другие. Низко поклонились колхозницы. Пора в путь.
Надя, закутанная в полушубок, сидит в санях среди приехавших с ней женщин. Мороз. Ресницы у всех заиндевели. Конь быстро несется по укатанной дороге. Надя смотрит на сверкающий снег. Вершины высоких елей освещены солнцем, ветви низко нагнулись под тяжестью снега.
Вспомнив кладбище, девочка прижалась к Ане. Та нежно погладила ее по щеке. Нагнулась к самому уху и прошептала: «Сестричка, родная…»
Рассказывая, Надя делала большое усилие, чтобы сдержать себя и не заплакать. Едва затихшее горе вспыхнуло с новой силой. Девушка уткнулась лицом в диванную подушку. Зорина приподняла голову Нади и, целуя ее, сказала:
— Больше ничего не рассказывай, а то и я заплачу.
— Вы?.. — с изумлением посмотрела Надя на Татьяну Васильевну.
— Я — тоже сирота. В войну потеряла мать, мужа и маленькую дочку.
Сдержанность Зориной заставила и Надю взять себя в руки. Она вытерла глаза и, как бы оправдываясь, сказала:
— Я тогда не только маму потеряла, но и с Аней рассталась… Аня так всё умела понимать. Я плохо сознавала, что́ происходит кругом. Молчала, на вопросы отвечала невпопад. Всё делала как-то механически. За нами приехала бабушка: Марья Кузьминична вызвала ее телеграммой. Бабушка сердилась на меня, называла бесчувственной, говорила, что я сирот забросила… А я тогда словно рассудка лишилась. Когда поняла, что бабушка увозит меня от Ани и я даже на мамину могилу не смогу больше попасть, я отказалась ехать. Если б вы знали, как обрадовалась Аня! Но Марья Кузьминична и тетя Саша объяснили ей: «Наде лучше уехать отсюда. Дорога отвлечет ее, а новые места не будут напоминать о матери. И жить им надо с бабушкой».
Я знаю, как тяжело было Ане расстаться со мной, но она поборола в себе горе и стала уговаривать меня: «Если твой папа узнает, что ты не хотела ехать с бабушкой, он огорчится!».
Аня казалась даже веселой, провожая нас. Но когда поезд тронулся, она бросилась за ним. Тетя Саша во́-время схватила ее за руку. Больше я не видела моей дорогой сестрички.
Голос Нади снова дрогнул. Татьяна Васильевна поднялась и решительно сказала:
— Надя, постель я тебе приготовлю на этом диване. Ложись скорее, а то проспишь. Завтра пойдем со мной в райком. Я кое-что надумала. Кажется, у меня есть подходящая для тебя работа.
Лежа в постели, Надя старалась уснуть. Но мозг ее упорно продолжал работать, воскрешая картины прошлого. Девушка видела себя в вагоне воинского поезда. В то время попасть в поезд было нелегко. Колхозники, провожавшие их, упросили военных взять с собой сирот.
Надя тихо сидела в углу вагона. Нехотя отвечала на вопросы. Бабушка тяжело вздыхала. Зато Геня охотно разговаривал с военными. Он рассказал им про отца и, понятно, про механика. Офицер спросил, видел ли мальчик танки. Когда Геня узнал, что едет с танкистами, оторвать его от военных уже было невозможно.
С эшелоном удалось проехать довольно далеко. Военные были трогательно внимательны к бабушке и старались развлечь сирот. Даже Надя перестала отмалчиваться. О Вале и Гене и говорить нечего.
Но вот приехали к станции, где их дороги расходились. Военный эшелон уходил дальше. Офицер посадил бабушку и ребят в другой поезд.
Их состав оставался долго на станции: воинские поезда пускались вне очереди. Бабушка задремала, да и девочки тоже. Один Геня не спал. Он стоял у окна…
Надя проснулась первая. По стуку колес она поняла, что поезд уже идет. В вагоне было темно, сильно накурено и тесно. В проходах стояли. Где-то близко плакали дети.
«Сколько же времени сейчас?» — спросила она. Кто-то чиркнул спичку. Сказал: «Восемь».
«Неужели я четыре часа уже сплю?» — Надя позвала сестру. Та не отозвалась. Откуда-то из угла заговорила бабушка: «Слава богу, хоть ты подала голос! А ребят добудиться не могу». «Я тоже не сплю», — сонно пропищала Валя. «А где Геня?» — «Наверно, спит».
Опять воцарилась тишина. Надя заснула, но свет фонаря разбудил ее. Это проводник по просьбе бабушки старался разыскать среди спящих Геню. Надя помогала ему, но в такой массе лежавших людей найти мальчика было трудно.
«Подождите до света. Утром сам вас найдет, — советовал проводник. — У нас часто так бывает. Отыщется!»
И фонарик проводника скрылся в следующем вагоне.
Не спала, тяжело ворочалась бабка. Надя несколько раз просыпалась и слышала, как она тревожно зовет Геню. Девочка поверила словам проводника и не беспокоилась. «Наверно, ткнулся на чужую скамейку и заснул», — думала она. Геня всегда спал крепко.
Забрезжило утро. Бабушка сама обошла вагон. Тщательно осмотрела каждый угол. Гени не было, и его никто не видел.
Тревога овладела и Надей. Расспрашивая пассажиров или громко окликая брата, она шла из вагона в вагон. Все принимали живейшее участие в поисках мальчика, но его не было.
«Что же делать? — с отчаянием говорила бабушка, и слёзы медленно текли по ее морщинистым щекам. — Пропадет мальчишка! Семь лет, куда он один денется?»
«Зря вы, мамаша, так говорите! — остановил бабушку пожилой рабочий. — Внук ваш не пропадет. Он же в советской стране живет! У нас о каждом человеке заботятся. Вашего внука поместят в хороший детдом. Да он лучше, чем у вас, жить будет! Наверно, вы и старших внучек собираетесь в детский дом отдать? Разве в такое время можно старому человеку всех прокормить!»
Бабушка замолчала. Верно сказал проезжий: Геню и Валю она и сама думала определить в детдом.
«Но там они жили бы близко. Всегда можно навестить», — сказала она вслух.
«Подрастет парнишка, война кончится, — сам приедет к вам, — убеждал бабку собеседник. — Адрес-то знает он?»
