Лиля замерла. Ирма сказала, что прощает, если она, Лиля, продержится до двадцать шестого. Иначе... Иначе ей придётся выбирать между дымом и туманом. Что значили эти слова? Что за чертовщина?
Она облизнула губы. Цифры на часах мигнули. "00:00"
Полночь, двадцать пятое мая. У неё нет больше мужа, подруги, отца, и даже её первая любовь развеялась, как утренний туман. Как сон, как утренний туман.
Волосы на затылке зашевелились. Она нарушила условие, которое выставила ей та странная женщина. А что если...
Да ну, ерунда какая-то. Хрень собачья. Лет пятнадцать назад в газетах были такие статьи. "Контактёр с инопланетянами, астральный проводник". И интервью. Она показывала Вике, а та смеялась.
Лиля онемевшими пальцами схватилась за руль. А что если...
Улицы мелькали мимо разноцветными окнами. Старозабежная. Вот она.
Большой бетонный забор. Лиля вышла из машины. Высоко. Не заглянуть. Не могла же женщина раствориться в воздухе...
Лиля шла вдоль забора, освещённого кое-где редкими зарешеченными фонарями. Один из них мигал. Калитка...
Калитка! Она дёрнула за ручку из приваренного прута арматуры и заглянула за забор.
Пустырь.
Дура, пустоголовая дура. Лиля смотрела на освещённые луной редкие заросли полыни и какого-то былья, прорастающие сквозь растрескавшийся асфальт, и в душе нарастал протест.
– Верни мне мою жизнь! – заорала она внезапно, прижимая слёзы ладонями. – Верни! Слышишь, ты! За что? Что я сделала такого?!
Пустырь молчал. Лиля стояла, сжав кулаки, пылая яростью, и откуда-то слева доносился шум дороги.
– Ну и иди к чёртовой матери! – крикнула она хрипло. – Подавись!
Она развернулась, всхлипывая, и побрела обратно к калитке. У неё остался директорский тур. Она просто сбежит от этого всего, возьмёт тайм-аут, подумает, и вернётся... Продаст машину, снимет комнату. Начнёт новую жизнь.
9. Меня будут искать
Калитка скрипнула, слегка оцарапав ей руку арматуриной.
Машины не было.
Лиля стояла, и сердце билось в горле. Нет... Нет! Паспорт, билеты, чемодан, ключи... Угонщик залезет в сумку... Звонить в полицию! Телефон...
Одна, посреди тёмной улицы, она стояла, освещённая луной. Баба Даша показывала ей чёртика на боку полной луны, но Лиле никогда не удавалось разглядеть его. Она всегда видела два глаза и испуганный рот, но сейчас луна будто ехидно насмехалась над ней. "Что, съела?" – ухмылялась луна. – "Вот тебе твоё путешествие! Получай!"
Она споткнулась, проклиная про себя шпильки. Там, дальше, большая улица... Она поймает машину и поедет...
Куда? На Покровский, ключи от которого остались в машине? К Ромке, который отомстил ей, ранив в десять раз больнее, чем Макс? Или к Максу, в коммуналку, где сейчас наверняка сидит Викуся, змея, подлая гадюка?
Отец. Оставался только он... Вернее, дядя Серёжа. Кто её отец на самом деле?
Ладно. Сейчас это неважно. Сейчас нужно выбраться в безопасное место и позвонить в полицию. Папа, дядя Серёжа... Неважно. "Зови хоть горшком, только в печку не ставь", – говаривала баба Даша, когда кто-то называл её Дарьей, а не Евдокией.
Лиля брела вдоль пустырей и гаражей, на крышах которых в занесённой ветром земле укоренились пучки травы и нежные берёзки.
Машины проезжали мимо, а некоторые даже будто ускорялись. Лиля одёрнула юбку и достала из кармана резинку для волос. За кого её принимают... В мини-юбке, на шпильках...
Она отчаянно трясла рукой, и свет фар выхватывал её из сумрака.
– Куда? – спросил наконец мужчина на солидном внедорожнике, приспуская стекло.
– Ивановское... Возле Красногорска. Я заплачу на месте! – воскликнула она, глядя, как мужчина поднимает стекло. – Пожалуйста!
– Садись. – Он открыл дверь, и Лиля скользнула в темноту салона, расцвеченную бегающими огоньками. – Ивановское? – переспросил он, ведя пальцем по экрану смартфона. – Деревня?
– Нет... Нет, там коттеджный посёлок в лесу, посмотрите... вот. – Она случайно коснулась его пальца и отдёрнула руку. – Мою машину угнали. На Старозабежной улице, вон там...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Старозабежной? Старокачаловскую знаю, – сказал мужчина, тыкая в "построить маршрут". – По-хорошему, гаишников бы вызвать прямо на месте...
– А что они найдут? – развела руками Лиля, потом сжала виски. – Я от этого пустыря минут пятнадцать ковыляла... Они за это время могли в область уехать... Загнал вот так в лес, и ищи-свищи... Есть? – Она двумя пальцами похлопала по губе. – Тоже в машине оставила...
– Это точно, – хмыкнул мужчина, протягивая ей пачку. – Ищи-свищи. Ты куда такая... нарядная?
– С работы. Я менеджер по турам, – вздохнула Лиля. – Хотела убежать от всех... На неделю, а то и больше. Поменять там билеты... На Мадейру. Вылет сегодня... Но теперь ни паспорта, ни загранника, ни билетов... В отпуск выпихнули... Всё пропало...
– Всё, шо нажито непосильным трудом, – снова хмыкнул мужчина. – Портсигар отечественный... Три штуки.
Лиля криво усмехнулась. Да. Всё, что нажито... трудом. Непосильным? Нет. Изматывающим, нервным – да.
"Через триста метров поверните налево", – сказал навигатор.
Лиля смотрела вперёд, на красные и белые огоньки. Мужчина протянул руку и ткнул в экран смартфона. Пепельница была переполнена, и Лиля опустила стекло, щелчком отправляя окурок в ночь. Мужчина нахмурился.
– Чего соришь?
– Ой. Простите. У вас тут пепельница полная.
– Да. Надо вытряхнуть.
Дорога тянулась и тянулась. Поворот налево, потом направо...
– О... Погодите, – сказала Лиля, оглядываясь. – Вы, по-моему, поворот перепутали... Стойте! Подождите!
– Сначала вытряхнем пепельницу, – сказал мужчина, косясь на Лилю. – Не бойся, тут недалеко.
Лиля с ужасом смотрела на него, на серый пиджак, отблескивающий в свете всё реже попадающихся фонарей. Она не хотела верить. Нет. Нет!
– Отпустите меня, – сказала она медленно, глядя на пробегающие мимо деревья. – Меня будут искать. Меня будут искать...
– Вздорную тёлку, которую выпихнули в отпуск? – Он повернулся к ней, и взгляд очень не понравился Лиле. – Ты улетела на Мадейру, помнишь? И осталась там. Наверняка загуляла с каким-нибудь горячим красавчиком. А ну, скажи, каков он? Где он тебя трогал? Наверняка напоил и завёл на пляж, в уголок...
Лиля сглотнула. Перед глазами всё плыло. Она лишилась всего, а теперь может лишиться жизни из-за собственной тупости. Её не будут искать как минимум неделю...
– Пожалуйста! – закричала она, вцепляясь в дверь, но деревья слились сплошной пеленой. Слишком быстро... – Прошу!
Машина свернула на грунтовку, прошуршав по щебёнке, и мужчина резко кинулся на Лилю, хватая за шею.
– А ну тихо, – прошипел он, слегка придушивая её. – Нишкни, паршивка! Знаю я таких!
Она в отчаянном, судорожном, безнадёжном движении, изогнувшись, подобрала ноги к себе... и тут же выпрямила их, отбрасывая его назад, от себя, шаря пальцами по двери.
Дверь распахнулась, и Лиля бросилась прочь, от его разъярённого крика боли, хромая, спотыкаясь, сдирая на ходу правую туфельку. Кажется, левая вонзилась ему... В ногу?
Лес, тёмный, заросший кустами, трещал под ногами того, кто гнался за ней, а она неслась по ровным рядам елей, обдирая руки об сухие нижние ветки, напарываясь голыми ступнями на мелкие и крупные сучки. Беги...
Беги!
Беги!
В голове билась одна мысль, и Лиля неслась, не видя ничего, кроме бледного лунного света между рядами ёлок. Страх сжимал её затылок холодной рукой, толкая в спину, но нога подвернулась, она вылетела на какую-то полянку, заросшую папоротниками, и под ногами захлюпало. Болото!
Лиля замерла, прислушиваясь. Нутро горело от быстрого бега, и сердце выскакивало из горла. Тишина... Тишина.
Она рухнула на колени, и какая-то палка ободрала ей ноги. Юбка порвалась по боковому шву и висела на одном только поясе, тонкая рубашка – разодрана в лохмотья острыми торчащими ветками.
