Лиля сидела, счищая с лица и волос мерзкую паутину, и рыдала, рыдала горько и бесконечно, пока не охрипла. Она опустила руки, глядя в пространство.
Слева послышался шорох, лёгкий, еле слышный, и у Лили перехватило дыхание, а кровь отхлынула от лица. Нашёл...
Она вскочила и метнулась вперёд, по колено провалилась в холодную жижу, рванулась, вырвалась из неё и полетела вперёд, падая в ещё какую-то ледяную лужу, выставляя руки вперёд и успевая только удивиться тому, насколько глубокой она оказалась.
"Неужели это конец?" – успела подумать Лиля, с размаху разбивая лицом отражение луны на поверхности воды.
10. Роуминг
Вонь, вонь, невыносимая вонь и чавкающие звуки.
Лиля открыла глаза и дёрнулась, потом попыталась вскочить, но ей удалось лишь встать на четвереньки. Что за чертовщина...
Она огляделась, морщась и потирая висок, и подождала, пока туман перед глазами рассеется.
Четыре стены, густо измазанных грязью, длинная лохань, густая хлюпающая грязь на полу.
Три больших свиньи, мирно валяющихся у корыта с чем-то невыносимо вонючим, и четвёртая, бродившая по жиже у поилки.
Лиля встала, пошатываясь, и попыталась вспомнить, как она оказалась в свинарнике. Снаружи раздавались какие-то голоса, но она не разбирала слов. Она попыталась припомнить вчерашний день. Вроде пересадки в Амстердаме не было... Что же она употребила такое, что довело её аж до перерыва в биографии?
Голова раскалывалась. Лиля осмотрелась вокруг себя и подобрала туфельку. Правая. Хм. Где, интересно, вторая? Ладно. Это уже точно в помойку. После свинарника им уже ничего не поможет. Она шагнула к двери и подёргала её. Заперто. Её заперли в свинарнике? Что за...
– Эй! – крикнула она. – Э-эй!
Снаружи послышались шаги, и дверь, скрипнув, открылась. На пороге стояла девушка лет двадцати в сером длинном платье странного покроя, с ведром помоев в руке.
Лиля замерла на миг. Неужели она напилась по прилёте? Куда её занесло? Она распахнула глаза, вглядываясь в девушку, потом перевела взгляд ей за плечо.
– Бон диа, – сказала она изумлённо, глядя, как к свинарнику медленно и осторожно подходят другие девушки, одетые так же странно, и пара парней. – Онджи естоу?
На неё смотрели молча, а парни, подошедшие поближе, густо покраснели и широкими шагами ушли куда-то за сарай, прикрывая глаза ладонями.
– Дишкулпэ, – сказала Лиля, чей запас португальских фраз был не очень богатым и иссякал буквально с каждым словом. – Фала инглеш?
Девушка смотрела на неё вытаращенными глазами, потом перевела взгляд на стоящую рядом женщину в серо-синем платье и что-то ей протарабанила. Лиля погрузилась в отчаяние. Язык был ей незнаком.
Из-за угла сарая высунулась мужская рука с покрывалом, и девушки схватили его, протягивая Лиле. Она завернулась в плотную ткань, закрывая оцарапанное тело и разодранную до белья юбку.
– Вы и по-английски не говорите? – в ужасе спросила Лиля, вглядываясь в недоуменно наморщившиеся лица стоящих напротив женщин. – Где я? Вэр эм ай? Страна какая?
Девушка справа прощебетала ей что-то несвязное. Лиля шагнула вперёд, на свет, придерживая готовую расколоться голову, и в изумлении остановилась.
Слева, на холме, гордо восставала из горы обломков самой себя каменная башня, напоминавшая часть разрушенного древнего замка, и за неё к горизонту бугрились бесчисленные холмы. Прямо перед ней, метрах в двухстах, уютно устроился в зелени расцветающих незнакомых деревьев большой, красивый двухэтажный дом, а по правую руку взбиралась на очередной холм ухоженная роща прекрасных оливковых деревьев.
Лиля обернулась и оглядела длинный ряд хозяйственных, по всей видимости, построек. Рядом всхрапывали лошади, кудахтали куры. Звуки и запахи заставили её поморщиться. Кой чёрт её занесло в деревню? Нажралась и в ностальгию ударилась?
Она помотала головой. Нужно выяснить, где она... И где её вещи. Видимо, она попала в какую-то экскурсионную деревню, где туристы могут погрузиться в быт, такой, каким он представал перед местными жителями в старину. В одной подмосковной усадьбе были такие экскурсии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Соно ин Италиа? – Девушки покачали головами. – Поу эймай?
Кто-то ахнул, и Лиля распахнула глаза. Греция? Как она попала в Грецию? Что за хрень? Самолёт разбился... Но как она оказалась в свинарнике?
– Кир, – сказал кто-то негромко, и толпа расступилась. К Лиле шёл невысокий человек средних лет в странном костюме, состоящем из штанов, заправленных в сапоги, светлой рубашки, жилетки и длинного пиджака с позументами, похожего на... На камзол?
– Сэйле, кирья, – сказал он, вежливо кивая. – Эйме Октер Дилтад, кир ав те сапите.
Лиля так и стояла, вытаращив глаза. Это не греческий. Похож, но не он. Какая разница, греческого она всё равно не знает. Эйме... Он представился? Октер Дилтад...
Она вежливо кивнула мужчине и с силой ткнула себя пальцем в грудь.
– Эйме Косенкова Лилия. Ду ю спик инглиш?
Мужчина с любопытством наклонил голову к плечу. По-видимому, он никогда не слышал английского... Или хорошо притворялся. Лиля стояла в растерянности, потом потёрла лицо руками.
– Слушайте, – сказала она устало. – Я не понимаю ничего. Ни-че-го. У меня нет вещей, телефона... Погодите. Телефон? – Она изобразила телефон, растопырив большой палец и мизинец в разные стороны. – Телефон! Интернет, телефон... Мне нужно найти телефон! – Она снова растопырила пальцы снова и потрясла рукой. – Оператор... Роуминг?
– Рум? – переспросил с сомнением мужчина в красивом камзоле, повторяя её жест. – Рум?
– Да, да, роуминг! – закивала Лиля.
Мужчина кивнул парню, стоявшему рядом с ним, и тот убежал к дому. В толпе начали переговариваться, всё громче и громче, и мужчина поморщился, поднимая руку.
– Стамэ! – сказал он негромко, и разговоры затихли.
Ого. Начальник, видимо... Лиля с удивлением наблюдала, как к этому местному шефу подбегает парень, вернувшийся из дома со стаканом какой-то прозрачной, слегка желтоватой жидкости.
– Рум, – сказал мужчина в расшитом камзоле, протягивая ей стакан и вопросительно глядя ей в глаза. – Эйте сей, кирья?
– Я не понимаю, что вы говорите, – сказала с отчаянием Лиля, забирая стакан из его руки. – И вы меня тоже не понимаете, как видно. Я просила телефон, а вы мне даёте... – Она понюхала стакан и отшатнулась. – Господи, что это?
– Се рум, – развёл руками мужчина.
Он снова повторил жест Лили, изображая телефон. Та с отчаянием обвела взглядом присутствующих, и они закивали.
– Ладно, – сказала Лиля, с сомнением косясь на жидкость в стакане. – Ладно. Это не то, что я просила, но, возможно, это упростит нашу... межкультурную коммуникацию. Надежда лишь на это.
Она зажала нос и в один глоток выпила всё, что было в стакане.
Твою мать!!!
Мир горел. Он горел в пламени атомной бомбы, чей взрыв двигался по пищеводу, обдирая гортань, размётывая желудок на расплавленные ошмётки. Мир пылал, выжигая глаза изнутри, оглушая, убегая вверх и вправо.
Последнее, что увидела Лиля – серый, испачканный подол чьего-то платья, в приставших ворсистых цепких семечках какого-то лугового злака. Она закрыла глаза, и всё погасло.
11. Массовка
Подушка прошуршала, издавая дивный запах свежего сена. Лиля подняла голову и тут же пожалела об этом. Дикая изжога... Что за...
Она резко села. Почему она в деревне? Откуда тут сено? Она вчера...
Воспоминания одно за другим накатывали, как волны изжоги, заставляя мучительно морщиться. Макс, Вика, шеф, папа, мама... Тот подонок, который завёз её в лес... и странная экскурсионная деревня. Что же было между этим? Чёрт. Наверное, с горя нажралась в дьютике. Как её на борт-то пропустили? И посадку пропустила, а ведь так хотелось посмотреть на самый опасный аэропорт Европы...
Она поморщилась и потёрла лицо руками. Что-то было не так... Блузка.
