Однако Данте в глубине души подозревал, что до монаха — как и до старухи с ярмарки — уже могла долететь весть о случившемся.
— Кто-нибудь заходил в келью к мастеру Амброджо? — спросил поэт.
— Я никого не видел, но за этой кельей никто не смотрит. Пойдемте. Я покажу вам, где жил мастер.
Келья находилась в конце узкой галереи с колоннами, выходившей прямо во внутренний двор монастыря. Один из углов этой галереи почти упирался в боковую дверь церкви.
Смешавшись с толпой богомольцев, в эту келью мог войти кто угодно!
Обстановка кельи была спартанской: дощатые нары, у стены — доска, приспособленная вместо стола. На доске коробка с углем для рисования и несколько керамических плошек для чернил. Одна чернильница опрокинулась, и на доске расплылось пятно, которое кто-то явно поспешно осушил валявшейся тут же на полу тряпкой. Среди бумаг была грамота, подтверждавшая цель появления мастера во Флоренции, и папская булла с приказом мастеру Амброджо прибыть в Рим для ремонта зданий монастыря Сан Паоло фуори ле Мура. На булле не было даты, но она казалась совсем новой.
— Прежде чем приехать к нам во Флоренцию, Амброджо побывал в Риме?
— По-моему, да. Он рассказывал об этом святом городе так, словно очень хорошо его знает.
Данте вертел в руках буллу. Теперь он почти не сомневался в том, что мозаика прославляла Centesimus — юбилейный год в Риме, и ему очень захотелось узнать, что же должны были изображать ее незавершенные части.
— А в поведении мастера не было ничего странного? — спросил поэт монаха-привратника.
— Да нет. Он был поглощен работой… Вот разве что письмо…
— Какое письмо? Это? — спросил Данте, указывая на грамоту.
— Нет. Другое. Недели две назад мастер Амброджо спросил у меня, не отправляется ли кто-нибудь из наших монахов на север. Он хотел передать с ними письмо своим товарищам-мастерам. Может, он писал о том, как идет работа…
— Он отослал это письмо?
— Да. У нас как раз был священник проездом в Мантую, и мастер Амброджо дал ему пакет.
— Вы, конечно, не знаете, что там было написано?
Монах пожал плечами.
Рядом с нарами стоял большой открытый ящик, набитый бумагами и пергаментами с набросками арок, сводов, мозаичных украшений стен и полов. В бумагах царил полный беспорядок. Вряд ли сам владелец бросил бы их в таком виде. Судя по всему, здесь что-то искали…
Что же хотели найти в бумагах убитого? Может, эскизы мозаики, которые и сам Данте тщетно пытался разгадать, изучая огромную мозаику в церкви?
Поэт сел на тюфяк и стал внимательно изучать эскизы. Он надеялся найти если не подробное изображение большой мозаики из церкви Сан Джуда, то хотя бы эскизы каких-нибудь ее деталей. Но среди бумаг мастера не было ровным счетом ничего о его работе, за которой его застала смерть.
Может, те, кто уже копался в бумагах убитого, нашли и унесли эти эскизы?
Данте почти отчаялся что-нибудь найти. Остались несколько последних пергаментных листов. Он взял один из них, поднес его к узкому оконцу, подставляя под лучи света. Данте отвлекся на прекрасный разноцветный рисунок витража, но вдруг в косых лучах света заметил на обороте листа какие-то знаки. Проведя кончиками пальцев по пергаменту, поэт почувствовал на нем следы от кончика пера. На обороте пергамента явно что-то изобразили, а потом — стерли.
Подстегиваемый любопытством, Данте подошел к служившей столом доске, нашел кусочек угля и стал водить им по поверхности пергамента легкими равномерными движениями. Монах у него за спиной встал на цыпочки и вытянул шею, стараясь понять, что происходит.
Медленно стали появляться контуры рисунка. Это был не старец, отправившийся в город, которого надеялся увидеть Данте, а нечто еще более удивительное.
На пергаменте был изображен корабль, а точнее — галера с празднично украшенным полубаком. Были хорошо видны ряды весел, надутый ветром прямоугольный парус на мачте и второй парус в совершенно неожиданном месте — под днищем галеры.
Данте прищурился, разглядывая подробности.
Может, мастер хотел сначала изобразить галеру ниже и от нее остался парус? Нет, нижний парус был соединен с корпусом галеры паутиной канатов, словно мастер Амброджо намеревался показать, что и им можно управлять с борта корабля.
Непонятно! Невозможно! И зачем рисовать такое на дорогом пергаменте?!
Кроме того, Данте не слышал, чтобы мастера с Севера занимались кораблестроением. Они были знаменитыми архитекторами и каменщиками. Сам Арнольфо ди Камбио заказал все свои сооружения во Флоренции именно им.
Приказав монаху собрать все вещи убитого мастера и отправить их в Сан Пьеро, Данте заметил на пергаменте еще одну подробность. В небе рядом с носом галеры была маленькая точка. Рядом с ней виднелась какая-то надпись. Присмотревшись, поэт разглядел пятиконечную звездочку и слово Venus.
Венера! Сверкающая планета, правящая третьим из девяти хрустальных сводов небес!
Данте аккуратно свернул пергамент так, чтобы с него не осыпался уголь. Он уже выходил из кельи, когда заметил рядом с плошками для чернил маленькую стеклянную баночку, на которую не обратил раньше внимания. Баночка была пуста, но Данте уловил резкий запах чанду, который ни с чем нельзя было спутать.
Утром поэт обещал аптекарю Теофило зайти к нему в гости и теперь решил без промедления выполнить свое обещание.
В этот момент в дверях кельи возникли запыхавшиеся стражники. По блеску их глаз Данте сразу понял, что, воспользовавшись суматохой, они успели промочить себе горло в какой-то таверне, и сжал зубы, чтобы не обрушить на них поток брани.
Глава III
«Третье небо»
В тот же день, около полудня
Теофило, кажется, обрадовался, увидев Данте.
— Вижу, вам полегчало, мессир Данте. Я же вам говорил! — воскликнул он с плохо скрытой гордостью.
— А я обещал вернуться, чтобы поблагодарить вас и вспомнить старую дружбу.
— Очень рад видеть вас… Значит, мое снадобье возымело желаемое действие?
— Более чем! Еще раз спасибо… А скажите, оно всем так хорошо помогает?
— Кого вы имеете в виду? — внезапно насторожился учтивый аптекарь.
— Например, мастера Амброджо. Разве вы ему не давали это зелье?
Аптекарь ответил не сразу.
— Да, конечно, — наконец пробормотал он, словно что-то припоминая.
— А мастера Амброджо тоже мучили нестерпимые боли? — спросил Данте.
Теофило снова замешкался, а потом кивнул.
— Да. Боли, но не такие, как у вас. Бывает, болит тело, а бывает — душа. Для некоторых это еще нестерпимее головных болей.
— Его душа? Может, это все из-за колоссальной задачи, которую он перед собой поставил?
Теофило бросил на Данте вопросительный взгляд.
— В церкви Сан Джуда. Там в апсиде мозаичное панно чудовищных размеров, — продолжал поэт. — Я его видел. Эта мозаика так огромна, что при одном ее виде подгибаются колени.
— Амброджо непревзойденный мастер своего дела. Великие мастера всегда ставят перед собой сложнейшие задачи и страдают, претворяя в жизнь свои замыслы. Я был рад тому, что смог ему помочь. Он мне по душе.
— А как вы с ним познакомились? — спросил Данте, поражаясь тому, что аптекарь говорит о мастере Амброджо, словно тот все еще жив.
Неужели Теофило не знает о том, что Амброджо убили?!
— Он входит в узкий круг людей, с которыми я сблизился, еще впервые оказавшись в вашем городе. Это ученые мужи, и я горжусь их дружбой… Так же, как и вашей!
— Ученые мужи?! У нас во Флоренции?! Как вам повезло, мессир Теофило! Я вот местный уроженец и пока встретил тут только пятерых, заслуживших мое уважение. А трое из них уже умерли.
— Я, конечно, не сравниваю наш кружок с Академией Платона, — смущенно улыбнулся аптекарь. — Нас немного. Иногда, закончив насущные дела, мы встречаемся по вечерам, чтобы поговорить о добродетели… Мы делимся друг с другом божественным знанием, накопленным нами во время наших занятий. Ведь каждый из нас преуспел в своей области, и мы прибыли сюда во флорентийский Studium.
— А я и не знал о существовании во Флоренции университета! — с деланным равнодушием проговорил Данте.
— И все-таки он есть. Хотя бы на бумаге и в документах, которыми король Карл приказал основать его более тридцати лет назад. Пока мы читаем лекции во временных помещениях в разных концах города, но скоро вселимся в свое здание.
— Ах да, что-то слышал! Кажется, вам отдают бывшую церковь Сан Джуда, расположенную у новых стен?
Теофило кивнул. Он по-прежнему вел себя так, словно ни о чем не знал.
— Коллегия ученых мужей в моем городе! Как бы мне хотелось обсудить с вами последние достижения науки и припасть к источнику вашей мудрости! — продолжал Данте. — Да и вообще мне в моем высоком звании как-то неудобно даже не поприветствовать людей, намеревающихся прославить Флоренцию.
