— Ход корабля в бою — это тоже вроде главного калибра. От машинистов многое зависит. Особенно сегодня.
— Все будет сделано, товарищ комиссар! На машинистов можете положиться, — отчеканил старшина Александр Смирнов.
— Сохрани, — передал письмо Косачу Стрельник. — Обязательно сохрани, матрос.
Комиссар поспешил на камбуз. «Утро сегодня трудное, и ночь была нелегкой. Устал народ, — думал он, поднимаясь по трапу. — Что там кок на завтрак готовит… Усилить, пожалуй, придется…»
В кубрике, где разместились десантники, в это время шел оживленный разговор.
— С эсминца нас тут пятеро, — говорил широкогрудый моряк своему соседу.
— А мы с подлодки. Двое нас.
Сидящий за столом пожилой черноусый мичман рассказывал двум внимательно слушавшим его молодым морякам:
— Сам об этом в газете читал. Да и те, кто в настоящие переделки попадали, говорили: боятся фашисты грудь с грудью в бою с нашими встречаться. Они известные храбрецы, когда их на одного русского солдата десяток приходится.
— Дома одна мать осталась, — подперев рукой щеку, рассказывал синеглазый старшина, то и дело поправляя перекрещивающие плечи пулеметные ленты. — Отец и братья на фронт ушли… А давно ли другое было. Думал, кончу службу — всего-то несколько месяцев оставалось — и снова на завод… А тут — на тебе — все полетело вверх тормашками. Четыре года ждала девушка моя. Настенькой зовут, — старшина вынул из кармана фотокарточку и передал товарищу.
В тихий разговор неожиданно вплелся громкий бас:
— Говорил я этому каптёрщику: малы мне сапоги. Нет, убеждает, разносишь… Его бы послать самого разнашивать!
— Может, мои подойдут?.. Возьми, — предложил молчавший до сих пор трюмный машинист Михаил Алешин. Он только что сменился с вахты и спустился в кубрик, чтобы немного отдохнуть.
— А сам в чем ходить будешь? Босиком, что ли?
— А я здешний, с «Тумана». Мне на палубе и в твоих неплохо будет.
Сапоги оказались басу по ноге.
— Гляди ты, будто на меня сшиты, — радовался он. — Спасибо, друг, ввек не забуду. А каптёрщику вернусь — покажу!..
Привычный рокот машин вдруг изменился. Это заметили все, и каждый про себя подумал: «Подходим… Сейчас начнется!..» Влетевший в кубрик рассыльный прокричал:
— Десанту приготовиться к высадке!
Шестаков передвинул ручку машинного телеграфа на малый ход и перешел на левое крыло мостика. Отсюда лучше наблюдать за высадкой людей. Уже подготовлен трап. Десантники поднялись на верхнюю палубу.
«Неспокойный человек наш комиссар. Везде поспевает», — ласково думал Шестаков, глядя на Стрельника, беседовавшего с матросами, которым через несколько минут предстояло первыми покинуть корабль.
«Туман» к месту высадки десанта подошел четвертым. Группа первого броска уже успела зацепиться за берег. Из лощины, скрытой за мысом, похожим на утиный клюв, доносились автоматные очереди, разрывы ручных гранат, взвизги мин. Гитлеровцы пытались воспрепятствовать высадке и сбросить десант в море.
Погода, как назло, начала улучшаться. Прогноз метеорологов на этот раз не оправдался. Ветер, изменив направление, стихал. Среди серых туч появились нежно-голубые просветы, сквозь которые уже успело несколько раз проглянуть постоянно бодрствующее полярное солнце. Но сейчас никто не был ему рад, и не одно крепкое матросское словцо было отпущено по его адресу.
Фашисты вызвали авиацию. Прилетевшие штурмовики обрушивали удар за ударом по десанту. Они налетали из-за сопок, низко прижимаясь к земле. Корабельная артиллерия их обстреливать не могла. Положение высадившихся десантников стало критическим. Они нуждались в немедленной помощи.
Трап не доставал до берега. Подойти же вплотную к урезу воды «Туману» не позволяла малая глубина.
— Прыгай в воду! — скомандовал кто-то из десантников и первым бросился в набегавшую прибрежную волну. Холодные брызги обдали его с ног до головы. Примеру смельчака последовали другие.
— Стой! — крикнул во все горло боцман Саблин и вместе с матросом Филиппом Марченко соскочил в воду. Ухватившись за конец тяжелой дубовой сходни, они положили ее себе на плечи. Десантники один за другим стали прыгать с трапа на песчаную отмель.
Неожиданно из-за туч выскочил немецкий пикирующий бомбардировщик и, нацелившись на «Туман», начал стремительно снижаться. Пулеметчики, не ожидая команды, открыли огонь. Фашист не выдержал — отвернул с курса и сбросил бомбы. Они упали далеко в стороне от корабля, подняв высокие водяные столбы.
С вершины крутой скалы, поросшей мелким кустарником, по кораблю ударил миномет. Его, видимо, только что установили. Позицию враг выбрал удачно: сверху была видна как на ладони вся бухта. Фашисты открыли прицельный огонь по «Туману» и высаживающимся десантникам. Один из морских пехотинцев, сраженный насмерть, свалился со сходни в воду. Тихо вскрикнув, присел в воде раненый Филипп Марченко. Сходня покосилась. Саблин, сгорбившись от тяжести, положил ее себе на спину. К нему на помощь бросился старшина 2-й статьи Иван Волок.
— Давай помогу, боцман!
— Ничего, выдержу…
Десантники продолжали высадку.
— Подавить миномет! — приказал командир.
Орудийные расчеты только и ждали этой команды.
— Огонь! — отрывисто выкрикнул Дмитрий Егунов и раз за разом взмахнул рукой. Несколько снарядов пронеслось к минометной точке. После четвертого выстрела миномет умолк.
— Молодцы комендоры! — похвалил Шестаков.
Вскоре высадка десанта закончилась, и «Туман» отошел от берега на широкий водный простор. Здесь можно было маневрировать, чтобы уклоняться от бомб и снарядов.
Комиссар уже успел побеседовать с раненым Марченко и поблагодарить боцмана Саблина за находчивость и выдержку. Вновь поднявшись на верхнюю палубу, он похвалил артиллеристов:
— Вот так всегда и действуйте!
Сигнальщик, ни на минуту не отнимавший бинокля от глаз, выкрикнул:
— На флагмане сигнал: «Открыть огонь по береговым целям!»
«Малый охотник», который шел впереди «Тумана», обозначал цели. Он по радио держал связь с корректировочными постами на берегу и получал от них необходимые данные для корабельных артиллеристов. Оба орудийных расчета «Тумана» открыли огонь. Снаряды ложились где-то за сопками. Даже взрывов не было видно, слышались только глухие, как гром, раскаты.
К семи часам утра небо почти совсем очистилось от туч. Успокоился порывистый норд-ост. Полярное солнце, по-южному щедрое, высоко поднялось над черным нагромождением гранитных скал. Сопки, освещенные солнечными лучами, посерели, будто их густо выкрасили в шаровый цвет. Резче обозначилась редкая зелень.
Гитлеровцы словно только и ждали появления солнца. Со стороны берега показалось несколько бомбардировщиков. Два из них устремились на «Туман». С мостика рулевому и в машинное отделение полетели команды: «Вправо», «Влево», «Малый ход», «Самый полный назад»… «Туман» окружили бомбовые всплески. Его швыряло из стороны в сторону, как утлую лодчонку. Корпус, казалось, стонал от напряжения.
Выйдя из пике, бомбардировщики развернулись над морем и устремились в повторную атаку. По ним открыли огонь пулеметчики. Огненные трассы потянулись к небу многоцветными перепутанными шнурами. Снизившись, фашистские летчики сбросили свой смертоносный груз. Фонтаны воды обрушились на палубу «Тумана». Осколки дробно застучали по надстройкам. Рулевой едва успевал перекладывать руль: так быстро и часто менялись команды. Машинный телеграф звонил, не умолкая ни на секунду.
Комендоры, стараясь не смотреть на небо, по которому с завыванием метались черные тени бомбардировщиков, продолжали стрелять по берегу. Снаряд за снарядом уносился за островерхие сопки.
— Побольше огоньку, товарищи! Бейте их, гадов, нещадно! — выкрикнул комиссар, подбегая к носовому орудию.
— По этим бы ударить, товарищ комиссар! — на секунду оторвался от прицела наводчик Андрей Сидоренко и показал на вражеские самолеты. — Уйдут ведь!
— Огонь по берегу важнее. Там сейчас решается победа! — ответил Стрельник. — Нажмем, товарищи!
И матросы нажимают. Скорострельность возросла до предела. Тонкие стволы орудий накалились — не притронуться… А пушки все бьют и бьют.
И вдруг со стороны берега донеслось перекатывающееся громом «ур-р-а-а!»
— Молодцы! Какие же они молодцы, эти ребята! — восторженно выкрикнул Шестаков и не в силах сдержать рвущуюся из сердца радость порывисто обнял вернувшегося на мостик Стрельника.
А Стрельник сорвал с головы фуражку и, подбежав к обвесу мостика, крикнул так, что его услышали по всей палубе:
— Ура десантникам! Морская пехота соединилась с армейцами!
Словно отголосок шелестящего над берегом далекого грома, по кораблю пронеслось дружное матросское «ура!».
