Она установила ёлку. Алана хотела принести ёлку побольше, в комплекте с огоньками, но всё надо начинать с маленьких шажков. И эта была бы достаточным вторжением для убежденного ненавистника праздников. Более того, она наполовину была уверена, что он выставит её вон.
— Ну, О'Хара, — сказал Ной.
Алана подскочила и обернулась. Она не слышала, как он вернулся в комнату. У неё заколотился пульс. Этот мужчина мог бы сделать себе серьезную карьеру, как вор-домушник.
На нём были брюки цвета хаки и чёрный свитер с высоким воротом. На некоторых мужчинах водолазка выглядела по-дурацки, но на Ное эта одежда, лишний раз, позволила представить его в образе вора-домушника — тайного, скрытного, интригующего. Алана облизала пересохшие губы.
— Что это такое? — он жестом указал на рождественские украшения, которые она разбросала по его дивану, поскольку начала их сортировать.
— Я хотела поблагодарить тебя за дополнительные усилия по делу Клаусена. Окружной прокурор сказал мне, что ты нашел доказательства, которые его оправдали.
— Следователю по поджогам удалось ограничить время, когда начался пожар, и было установлено получасовое окно. Клаусен в указанное время был пойман на камеру видеонаблюдения круглосуточного продуктового магазина на другом конце города.
— Я рада за него, — сказала она. — И я благодарна тебе за то, что ты сделал.
Ной медленно подходил к ней всё ближе и ближе до тех пор, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки. Алана сглотнула, но не сдвинулась с места. Она повидала достаточно полицейских, чтобы знать, что вторжение в чьё-то личное пространство было демонстрацией силы. Но она и не думала подчиняться.
— Так вот из-за чего всё это? Из благодарности?
Она кивнула, не в состоянии произнести ни слова.
— Способна ли хоть какая-то попытка заставить меня почувствовать себя мягким и пушистым во время Рождества?
— Каждый должен чувствовать себя мягким и пушистым в Рождество, — сказала она.
— Не пытаешься ли ты превратить скрягу в добряка?
— Кто, я?
— Несмотря на то, что ты являешься адвокатом, на самом деле, ты не много узнала о тёмной стороне жизни, верно, О'Хара?
Алана приподняла подбородок.
— Лишь с тех пор, как мы знакомы, Бриско.
— Туше! — кривая улыбка слегка изогнула его губы, когда он сделал ещё один шаг к ней.
Её пристальный взгляд был направлен на него. Она отказывалась отводить взгляд, но этот жар! Там было, как в сауне. Пот собрался между её грудей, скатывался вниз по тыльной стороне её живота.
— Я мог бы просто выбросить тебя и твоё мнение о счастливом Рождестве из моей квартиры.
— Мог бы, но тогда ты захлебнешься горечью, что за вздор.
— Ну, и что в этом такого плохого?
— Ты слишком молод, чтобы быть сварливым стариком, который кричит на детей за беготню по твоему газону.
— У меня нет газона.
— Образно говоря.
— Итак, — он наклонил голову, своим взглядом сверля её насквозь. И всё, на что она была способна, — вынудить себя не моргать, — ты здесь, чтобы спасти меня от самого себя.
— Я здесь для того, чтобы спасти тебя от образа скряги грядущего Рождества.
— Какая же ты заботливая.
— Сарказм — симптом, а не противоядие.
— В каком смысле? — он приподнял бровь, послав ей язвительную улыбку.
— А в том, что это отличное время, чтобы повеселиться.
— Со всеми несчастьями в этом мире?
— Ради всех несчастий в этом мире. Я здесь, чтобы принести немного веселья.
— Разве я не счастливчик? — одна его бровь язвительно изогнулась.
— Да, счастливчик, о ком я забочусь, — как только эти слова сорвались с её губ, Алане захотелось забрать их обратно.
— Ты обо мне заботишься, правда? — его голос понизился.
Она пожала плечами.
— Ну, ты понимаешь, как о человеке.
— Всего лишь? — он сделал еще один шаг. Если она не отступит назад, скоро он встанет прямо на неё
Она сглотнула.
— Я забочусь о многих людях.
— И всё же... — его голос опустился, ниже, глубже, — ты здесь и украшаешь мою квартиру.
— Ты — единственный человек, которого я знаю, кто не украсил ее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты не очень-то хорошая лгунья, — отметил он. — Наверное, быть адвокатом защиты очень нелегкий труд.
— А кто сказал, что я лгу?
— Ты как на ладони.
Она могла ощутить тепло его дыхания на своей щеке. От него пахло мятой.
— На ладони?
— Кончики твоих ушей становятся розовыми, когда ты лжешь. Чтоб ты знала. Когда лжешь, прикрывай уши.
Ободок с рогами северного оленя удерживал волосы, убранные назад, выставляя напоказ её уши. Она подняла руку и сдернула ободок, бросив его через своё плечо. Взъерошив волосы, она замаскировала уши.
— Сайонара, человек-детектор лжи (прим. Сайонара — eng. Sayonara (яп. «до свидания») японская формула прощания: «До свидания», «Пока»).
Ещё один шаг и он оказался рядом. Носки его обуви упирались в неё. Пульс Аланы беспокойно колотился, быстро пробегая по её запястьям.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Распространяю праздничное веселье, — повторил он то, что она сказала ему, когда пришла. Ной наклонился поднять пучок омелы, при этом затронув её плечо.
В одно мгновение в её нервные окончания выстрелила дрожь, а грудь сжалась.
Потянувшись, он прикрепил омелу за красную ленту петлей вокруг верхней лампы. Теперь они стояли прямо под ней.
Он скользнул рукой вокруг её талии, его хватка была сильной и уверенной.
— О, — воскликнула Алана, и её голова закружилась от стремительности происходящего. Жар вернулся, наиболее острый, чем когда-либо, а её колени ослабли и ноги подкосились.
Его глаза искрились на свету. Долгая, напряженная минута тянулась между ними. Алана была не в силах пошевелиться. Не хотела шевелиться. В его руках было так хорошо.
— На самом деле ты пришла сюда за этим, — сказал он, его интонация была сухой. — Не так ли?
Она подняла обе руки, чтобы прикрыть свои уши.
— Нет.
Он порочно улыбнулся.
— Ты, правда, должна стать прокурором. Ложь тебе не к лицу. Или, возможно, ты просто не хочешь признаваться.
— Признаваться, в чём? — она начинала раздражаться.
Он опустил голову. Алана откинулась на его руку. Их губы почти соприкасались. Прошла секунда. Потом две. Потом три.
— В своих чувствах.
— К тебе? — она попыталась комично вскрикнуть, но стон сорвался с её губ, столь же шаткий, как и её ноги. — Это ты у нас — тот, кто всё отрицает, Бриско.
— Не я был тем, кто решил махнуть на нас рукой. Помнишь?
Да, она была той, кто отказался от их зарождающихся отношений, когда он не открывался ей. Отказывался говорить о своих чувствах. Он был Мистером-Смотри-На-Всё-Проще, тогда как она понимала, что он обладал властью сжечь её жизнь дотла, если она позволит ему подобраться слишком близко. Так почему она здесь?
— Скажи мне, что я преследую тебя в твоих снах так же, как ты преследуешь меня в моих, — пробормотал он.
Он видел сны о ней? Она не могла пошевелиться. Не могла дышать. Не могла думать. Её пульс, который бешено нёсся по венам, застыл словно лёд.
— Нет, — прошептала она.
Кончиками пальцев он откинул назад её волосы, открывая ухо.
— А-а, — усмехнулся он. — Ага...
Ной крепче сжал её талию, и Алана сглотнула от резкого всплеска сексуальной энергии между ними. Другую руку он положил на заднюю часть её шеи, пропустив пальцы сквозь её волосы, в восхитительном замедленном движении его губы устремились к её губам.
Он поцелует её и, будь она проклята, если Алана отпустит его.
Его рот прильнул к её губам и... блаженство!
Она скучала по его поцелуям гораздо сильнее, чем осознавала. Повсюду, где он её касался, летали искры. Её кожа горела, в животе гудело, а мышцы дрожали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он издал триумфальный грохочущий рык и углубил поцелуй, толкнув язык меж её губ, в полной мере исследуя её рот. От его вторжения желание спиралью пронеслось сквозь неё.
