Коллективные инстинкты и основные формы мышления и чувствования, чья активность обнаруживается благодаря анализу бессознательного, являются для сознательной личности приобретением, которое она не может ассимилировать без серьезного расстройства. Поэтому в практической терапии крайне важно всегда помнить о целостности (integrity) личности. Ибо, если коллективную психику полагать личной собственностью индивидуума, это будет иметь результатом искривление (distortion) или перегрузку (overloading) личности, справиться с которыми чрезвычайно трудно. Исходя из этого, необходимо проводить четкое различие между личными содержаниями и содержаниями коллективной души. Сделать это отнюдь не легко, потому что личная [душа] вырастает из коллективной души и тесно связана с ней. Поэтому трудно сказать, какие именно содержания можно назвать личными, а какие — коллективными. Несомненно, что те архаические символы, например, какие мы часто встречаем в фантазиях и сновидениях, являются коллективными моментами. Все основные инстинкты и основные формы мышления и чувствования коллективны. Все, что люди единодушно считают универсальным, — коллективно, равно как и все то, что всеми одинаково понимается, распознается, говорится и делается. При более близком исследовании всегда удивляешься, как много в нашей так называемой индивидуальной психологии подлинно коллективного. Действительно, его так много, что индивидуальные черты полностью затеняются коллективными. Поскольку, однако, индивидуация (“Индивидуация есть процесс дифференциации, имеющий своей целью развитие своеобразной личности у индивидуума”. “…Так как индивидуум есть не только единичное существо, но и всем своим существованием предполагает коллективные отношения, то процесс индивидуации ведет не к изоляции, а к более сильной и широкой коллективной сплоченности”.) — это непреложная психологическая потребность, можно, исходя из доминирующего влияния коллективного, представить себе, какое особое внимание нужно уделять этому хрупкому саженцу “индивидуальности”, если мы не хотим загубить его.
У людей есть одна способность, которая, хотя и представляет величайшую полезность для коллективных целей, для индивидуации оказывается самой пагубной. Я имею в виду способность подражания. Коллективная психология не может обойтись без подражания, ибо без него попросту невозможны ни массовые организации, ни государство, ни даже общественный порядок. На самом деле, общество в гораздо меньшей степени организуется законом, чем склонностью к подражанию, в равной степени подразумевающей внушаемость, внушение и психическое заражение. Но мы видим каждый день, как люди пользуются, а вернее, злоупотребляют механизмом подражания в целях личной дифференциации: они довольствуются подражанием какой-то знаменитости, разительной черте характера или образу поведения, добиваясь этим внешнего отличия от круга лиц, в котором они вращаются. Едва ли нужно говорить, что в качестве наказания за это обезьяноподобное поведение единообразие их внутреннего мира (minds) с таковым у ближайшего окружения, и без того достаточно ощутимое, перерастает в бессознательную, компульсивную зависимость от окружающих. Как правило, эти показные потуги индивидуальной дифференциации заканчиваются той или иной позой, и подражатель остается на том же уровне, на котором всегда находился, только еще более бесплодным, чем раньше. Чтобы раскрыть, что в нас есть собственно индивидуального, требуется глубокая рефлексия, и тут до нас внезапно доходит, как необычайно трудно дается открытие индивидуальности.
III. Персона как часть коллективной души
В этой главе мы подходим к проблеме, которая, если ее проглядеть, может послужить причиной величайшей неразберихи. Вспомним, что при анализе личного бессознательного первыми к сознанию прибавляются личные содержания, и я предложил назвать эти когда-то вытесненные, но допускающие осознание содержания личным бессознательным. Я также показал, что присоединение более глубоких слоев бессознательного, названных мною коллективным бессознательным, вызывает расширение личности, ведущее к состоянию инфляции. Это состояние достигается простым продолжением аналитической работы, как это имело место в рассмотренном выше случае молодой женщины. Продолжая анализ, мы добавляем к личному сознанию целый ряд фундаментальных, общих и безличных характеристик рода человеческого, вследствие чего и вызывается та уже описанная мною инфляция (Этот феномен, который происходит в результате расширения cознания, вовсе не специфичен для аналитическом терапии. Он встречается всякий раз, когда людей одолевает знание или новое понимание. “Знание надмевает”, — пишет Павел коринфянам [1 Кор. 8:1], ибо новое знание вскружило головы многим, что, фактически, происходит постоянно. Инфляция не имеет ничего общего с характером знания, но связана исключительно с тем обстоятельством, что всякое новое знание может настолько завладеть слабой головой, что человек уже ничего другого не видит и не слышит. Знание его гипнотизирует, и он тут же начинает верить, будто разгадал тайну вселенной. Но это всего лишь ужасное самомнение. Этот процесс представляет собой настолько общую реакцию, что в Бытии [2:17] вкушение от древа познания изображается как смертный грех. Сразу, может быть, и не ясно. почему большего сознания, сопровождаемого самомнением, следует так опасаться. Книга Бытия представляет акт становления сознательным как нарушение табу, как если бы знание означало, что кто-то неблагочестиво перешагнул некий священный барьер. Я думаю, что Книга Бытия права. поскольку каждый шаг в направлении большего сознания является чем то вроде прометеевой вины: посредством знания богов, так сказать, лишали их огня. Другими словами, то, что было собственностью бессознательных сил, вырывается из своей естественной обстановки и подчиняется прихотям сознательного ума. Человек, узурпировавший новое знание, претерпевает, однако, преобразование или увеличение сознания, которое теперь уже не имеет сходства с сознанием его ближних. Он поднялся выше человеческою уровня своего поколения (“и станете, как Бог”, “ye shall become like unto God” (англ.). — Прим. пер.), но тем самым и отдалился от людей. Мука этого одиночества — месть богов, ибо никогда больше он не сможет вернуться назад, к людям. Он, как гласит миф, прикован к одинокой скале на Кавказе, покинутый Богом и людьми.), которую, вероятно, можно рассматривать как одно из неприятных последствий становления полностью сознательным.
С этой точки зрения сознательная личность есть более или менее произвольная часть коллективной души. Она заключается в сумме психических фактов, которые некто считает личными. Определение “личный” означает “принадлежащий исключительно этому частному лицу”. Сознание, которое целиком и полностью является личным, с известной тревогой подчеркивает свое исконное право и право частной собственности на свои содержания, стремясь таким образом создать видимость целого. Что касается содержаний, отказывающихся втискиваться в это целое, то с ними поступают двояко: либо не обращают внимания и забывают об их существовании, либо вытесняют и отрицают. Это обычный способ самовоспитания, но он слишком произволен и насильствен. Слишком многим из нашей общечеловеческой природы приходится жертвовать в интересах идеального образа, по которому человек пытается сформировать себя. Отсюда, эти безупречно “личные” люди всегда очень чувствительны к происходящему, ибо легко может случиться нечто такое, что внесет в сознание нежеланную часть их подлинного (“индивидуального”) характера.
Эту произвольно, хотя и часто с большим трудом формируемую часть коллективной души я назвал персоной (persona). Термин персона в самом деле весьма подходящее для этого выражение, ибо первоначально юно означало маску, которую когда-то одевали актеры, чтобы обозначить исполняемую ими роль. Если же мы попытаемся провести точную границу между тем психическим материалом, который следует считать личным, и тем, который следует считать безличным, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, ибо, по определению, мы обязаны сказать о содержаниях персоны то же самое, что уже было сказано о безличном бессознательном, а именно, что они коллективны. Только потому что персона представляет более или менее произвольную и случайную часть коллективной души, мы и можем заблуждаться, ошибочно расценивая ее in toto как нечто индивидуальное. Но персона, о чем свидетельствует ее название, является лини. маской коллективной души, той маской, что симулирует индивидуальность, заставляя других и самого ее обладателя поверить в то, будто он индивидуален, тогда как он просто играет роль, через которую говорит коллективная душа.
Когда мы анализируем персону, мы сдираем маску — и обнаруживаем: то, что казалось индивидуальным, по сути своей коллективно, или, говоря иначе, персона была только маской коллективной души. В принципе, маска и нереальна вовсе: она лишь компромисс между индивидуумом и обществом в отношении того, каким человек должен быть с виду. Он делает себе имя, заслуживает титул или звание, выполняет некие обязанности, и вообще — он то один, то другой. В известном смысле все это — реально, и все-таки, в отношении составляющей сущность данного лица индивидуальности, это — вторичная реальность, в создании которой другие часто принимают большее участие, чем само заинтересованное лицо. Персона есть видимость, реальность, имеющая два измерения [= личина. — А. А.], если уж давать ей прозвище.
