Похоже, здесь больше всего ценили внушительность, устойчивость и незыблемость. Лишь башня, на которую мы сейчас поднимались, единственная из всех частей Дворца выбивалась из этой концепции — тонкое длинное копье, устремлённое в небо и ничем не ограниченное со сторон. Впрочем, это выглядело не как что-то несуразное, а как естественный противовес всей остальной многоярусной громаде; лично у меня возникла ассоциация с молотом и его ручкой. Похоже, император любил баланс…
Наблюдая за Альденом, который поднимался по винтовой лестнице без каких-либо видимых усилий, но, тем не менее, ни на метр не отдалялся от меня, еле волочащего ноги и задыхающегося, я подумал, что благодарен ему, даже если это трюк, призванный усмирить мою бдительность. Это, правда, не мешало одновременно испытывать зависть, особенно в момент понимания, что он даже не сбил дыхания за время подъёма.
Лестница выходила прямо на площадку, без всяких люков и прочих деталей. Наверху стояло несколько кресел: два — впереди, по направлению к городу, и ещё несколько — в стороне, за выходом с лестницы, то ли запасные, то ли для специальных собраний. Между двумя передними находился столик с напитками и посудой. Достаточно приятная обстановка, подходящая для задушевных и не очень разговоров, но я с непривычки вздрогнул: ограды здесь не было. Сама по себе высота-то ладно, но зачем же в крайность…
Альден сел в одно из передних кресел, кивком пригласил меня сесть в соседнее и наполнил свой кубок из одной из бутылок. Тут же выпил. Посидел немного, потом вздохнул:
— Спрашивай.
Этого-то я и ждал.
— Что за войну я застал?
Взгляд императора чуть расфокусировался, затем снова собрался, уже точнее.
— В мир пришёл инфернал. Мы должны были напасть первыми, пока это не сделал он.
— Кто такие инферналы?
На этот раз молчание длилось дольше.
— Мечтатели это не высшая раса, во многом — почти во всём — они ничем не отличаются от обычных людей. И не все из них бывают добрыми и благородными…
— И вы устраиваете отбор самых лучших?
— Это не отбор, Марк! Это защита! — в голосе Альдена зазвенела боль. Он снова вздохнул, пытаясь успокоиться. — Мы попадаем сюда силой своих мыслей. Мечтаем об идеальном мире, в котором с нами всё будет хорошо, где на нас не будут давить государства, управляемые материалистами. Где будут только такие же, как мы! — последняя фраза прозвучала неожиданно жалобно, и император осёкся. Затем продолжил: — Там, на Земле, нас часто презирают только за то, что мы не такие, как все. Многие не выдерживают. Все эти подростки, в том числе из вроде бы благополучных семей, которые ни с того, ни с сего прыгают с крыш, хватаются за лезвия, едят снотворное, даже достаточно взрослые люди, которые со стеклянными глазами приходят домой и решают, что больше не хотят жить. Половина из них — мечтатели! Их много, но тех, кто против них, ещё больше. Их уничтожает сама система. Есть и другие, которые выбираются — силой веры, силой уверенности, силой удара ногой в ответ на удар кулаком, много как, — и они живут. Часто даже до старости, живут, сохраняя в себе кусочек наивности и мечтательности, оберегая его от зверей вокруг. Некоторые сохраняют настолько большой этот кусочек, что попадают сюда… Они — могут, потому что верят: выход — есть. А есть и третьи, которые застряли где-то посередине. Которых сломали, но не добили. Искорёженные, больные души. Детдома, неполные семьи, даже обычные школы — всё может работать на это. Такой мечтатель не умирает — но меняет полярность. Например, кто-нибудь хотел стать врачом. Ему было дано всё, чтобы стать когда-нибудь гением медицины. Но он сломался. И добрый паренёк, который представлял себя за операционным столом, спасающим жизни людей, исчез, а вместо него появился другой, который начал использовать свои возможности для других целей. Кто как не хирург лучше всего знает, как правильнее ударить человека, чтобы отказал какой-нибудь орган?.. Всё, что было дано добром, начинает работать во зло. И, представь себе, эти люди остаются мечтателями, по сути своей! Да, они перестали верить во всё, кроме себя, мечтать о хорошем, но они всё равно мечтают, пусть даже их мечты — кошмары для других людей! И, к сожалению, эти мечтатели тоже иногда набирают такую силу мысли, что попадают сюда. Это и есть инферналы, Марк, от слова «инферно» — боль, страдание и разрушение.
Я молчал. Я начал, наконец, представлять всю картину в целом, а не видеть её детали по отдельности, и мне становилось страшно. А Альден всё продолжал:
— И как ты думаешь, что делают инферналы, попадая в новую реальность, где им нет угрозы? Говорят «слава богу, этот ад закончился, теперь можно снова жить по-человечески»? Как бы не так! У нас здесь, понимаешь ли, отсталый мир, в котором не умеют наслаждаться абсолютной властью, к примеру, или красотой смерти. Радуга, цветочки, мир, труд, май и никаких тебе баталий, борьбы за господство, а также множества более мелких развлечений, доступных человеку, имеющему нашу силу. И инферналы не сидят и не мирятся с таким положением вещей. Это ты, Марк, наивно думал, что должен построить свой идеал в пределах государства. Не знаю, говорит ли с инферналами Хранитель, разъясняет основы, но этим сволочам никогда такой мелкой задачи не хватает, им нужен под ногами сразу весь мир.
Альден снова наполнил и в несколько глотков опорожнил свой кубок.
— Факт остается фактом. Либо мы нападаем первыми и уничтожаем врага до того, как он наберет силу, либо мы медлим, а он осваивается, строит экономику, независимую от потенциала… И начинается война. Изредка на несколько месяцев, обычно — на несколько лет. Где жертвы — с нашими-то возможностями — могут достигать нескольких десятков тысяч в день…
— И что, каждый раз? Каждый раз — то, что ты описываешь?
— В том-то и дело, Марк, что каждый. За всё время ни одного исключения.
— Но есть же какие-то ограничения! — горло начало сдавливать от горечи. — Можно же что-то придумать? Договориться как-нибудь, что все строили свои идеалы раздельно?
— Их идеал — война. Разумеется, инферналы не одинаковы: один воюет ради славы завоевателя, которой не смог бы получить в своём мире, другой ради ощущений, третий просто эгоист и не приемлет чужих идеалов, четвёртый ещё почему… Мотивов — масса. А единственное, что их объединяет, это искажённое представление о том, кто какие права имеет и на основании чего. Слышал, что правда у каждого своя, а истина одна на всех? Вот инферналы свято уверены, что являются единоличными носителями истины и имеют логично проистекающее из этого право навязывать её.
— А если победить инфернала — и прийти к нему с предложением мира? Объяснить ему…
Альден покачал головой:
— Ты слишком плохо представляешь себе их психологию. Это всё не работает… В конце концов, не мы это начали, это уже века идёт.
Он снова налил что-то себе в кубок, на этот раз из другой бутылки; донёсшийся до меня резкий запах с примесью спирта вызвал ассоциацию с коньяком. Мда, тяжелы же будни императора, если наготове должен быть такой способ расслабления… Хотя я его сейчас не винил. Сейчас я и сам изо всех сил обрубал лапы желанию потянуться к этой бутылке.
Возможно, он правильно сделал, что не начал говорить обо всём этом в первый же день. Не был я готов к этому разговору, даже сейчас…
— С чего ты решил, что та девчонка — инфернал? — тихо спросил я.
— Она сама командовала своим войском, — Альден уже начал хмелеть. — Марк, у тебя есть армия?
— Нет, — растерялся я. — Сначала хотел сделать, но потом отложил. Я в этом деле плохо разбираюсь.
— А вот когда мы подошли к её границам, нас встретили готовые отряды. И не каких-нибудь придуманных за десять минут солдат судного дня, а толково вооружённых, прекрасно подготовленных, не побоюсь сказать, элитных бойцов. Девчонка, которая всего несколько часов в новом мире, сразу создаёт армию. Не дворец, который замок, не слуг, а именно армию. Как тебе? Ну, а главный признак — красные молнии. По нему точно не ошибёшься.
— Что это вообще за молнии? — я попытался перевести тему.
— Не знаю. По общепринятому мнению, они отражают ауру приходящего в мир человека. Я довольно много над этим думал, — Альден немного оживился — философская натура. — Осталось три версии, которые мне кажутся наиболее вероятными. Первая — при переходе человека из мира в мир с ним переносится и вся его энергия. И то ли из-за слишком резкого перехода, то ли ещё из-за чего эта энергия проходит скачками, а потому и образуются аномалии в виде молний цвета, соответствующего ауре человека. Вторая рядом: Хранитель говорил, что в этом мире наша сила мысли увеличивается в разы, благодаря чему мы и можем творить всё, что творим. Так что, может быть, это как раз проявление роста энергетических сил переходящего. А третья — мир просто подготавливает для человека территорию. Когда кто-то приходит, район появления заполняется густым туманом, выше которого и бьют молнии. Искать кого-либо или что-либо в это время совершенно невозможно, ты просто будешь блуждать безо всяких опознавательных знаков, пока туман не рассеется. Да и потом не факт, что знаки будут: ландшафт может сильно поменяться, это не предугадаешь. В любом случае, когда человек оказывается здесь, всё приходит в норму. Ну, только если это не инфернал… Так вот, если молнии красные — это точно он. Ходят рассказы о том, что цвет ничего не определяет полностью и когда-то здесь жили «красные» Правители… Но их могли сочинить и под влиянием эмоций. Пока что статистика говорит сама за себя: нам такие уникальности не встречались.
