Рейтинговые книги
Читем онлайн Избранное - Роже Вайян

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 167

Он нанялся на земляные работы на электрифицируемой железнодорожной ветке около Клюзо. Бригада их состояла наполовину из итальянцев, наполовину из североафриканцев. При помощи мелких подачек то макаронщикам, то черномазым бригадир подбивал их состязаться друг с другом в работе; их соперничество приводило к высокой выработке, а он получал за это премию как лучший бригадир на линии.

Итальянцы и африканцы жили в товарных вагонах, стоявших на параллельных запасных путях. Итальянцы спали на тюфяках, африканцы — прямо на соломе. Почти каждую ночь между обитателями двух товарных составов происходили побоища. Ночью в вагонах чувствовали себя, как в осажденной крепости, и спали, заложив двери тяжелыми железными засовами.

Через день после своего поступления на работу Бомаск отправился к африканцам. Он подошел к их линии, заложив руки в карманы и насвистывая песенку. Тотчас из ближайшего вагона выскочили человек десять и молча окружили его. Они стояли, скрестив на груди руки и сжимая в кулаке стальной болт или камень. «Вот что итальянцы решили, — сказал он. — Если вы объявите забастовку, чтобы добиться для себя тюфяков, мы будем бастовать вместе с вами». После двухчасового обсуждения вопроса выработали в общих чертах программу действий и список совместных требований.

Бомаск не уведомил итальянцев о своих замыслах и когда вернулся к себе в вагон, то застал товарищей за сборами: они уже готовились двинуться целым отрядом ему на выручку, полагая, что он попал в западню и стал жертвой африканцев. «Вот что африканцы решили, — сказал им Красавчик. Если мы захотим добиться, чтобы на подъем рельсов ставили столько же итальянцев, сколько ставят африканцев, и для этого объявим забастовку, они будут бастовать вместе с нами».

В самом деле, одна из уловок бригадира состояла в том, что на работу, которую выполняли шесть африканцев, он ставил только пять итальянцев. «Сил-то у вас побольше, чем у черномазых», — говорил он; и это было верно, ведь итальянцы ели больше. Африканцам же он говорил; «Зря вам платят столько же, сколько макаронщикам. Всю свою получку вы отсылаете родным, а сами сидите на одном хлебе. От хлеба мускулов не нагуляешь! Вам в выработке не сравняться с макаронщиками. Вы нас обкрадываете». Читателям, пожалуй, покажется это невероятным, но итальянцам льстило признание их физического превосходства над африканцами. Однако путем трехчасовой дискуссии Бомаску удалось убедить соотечественников присоединиться к тому списку требований, который с его помощью составили африканцы.

На следующий день по всему участку землекопы прекратили работу за полчаса до обеденного перерыва и двинулись колонной к конторе. Бомаск выступил от имени всех. Десятник побледнел, но не осмелился прикрикнуть: на него пристально смотрели сто пятьдесят пар суровых глаз. Он попросил отсрочки для ответа и с первым же поездом выехал в Лион, спеша доложить начальству о неожиданном бунте. В Лионе его прежде всего распекли за то, что у него нет «щупалец». Как это он не проведал, что назревает бунт? Сообразительный человек пресек бы мятеж в зародыше.

Тем временем Бомаск дошел по шпалам до станции Клюзо и спросил у повстречавшегося ему железнодорожника: «Где тут профсоюзный комитет?» Его послали к Пьеретте Амабль.

Так я узнал от него, что племянница моих соседей, «мадам Амабль молодая», — секретарь местного Объединения профсоюзов, входящих в ВКТ, является также членом комитета секции коммунистической партии.

Итальянец все рассказал Пьеретте. Через несколько дней из Лиона прибыл инженер, сын французского колониста в Алжире, славившийся своим умением разговаривать с черномазыми и макаронщиками. Инженер привез ответ правления, и для переговоров к нему явились Бомаск и Пьеретта Амабль. «Вы-то зачем вмешиваетесь? — возмущенно сказал Пьеретте инженер. — Наши рабочие не состоят в профсоюзе». Однако он ошибся. Пьеретта Амабль и Бомаск с толком воспользовались отсрочкой, которую попросил десятник, и землекопы были уже организованы в профсоюз. Пришлось уступить почти по всем пунктам требований, так как правление запаздывало против договорного срока с выполнением земляных работ и боялось в этих условиях забастовки. Пьеретта Амабль знала это и не сочла нужным скрывать от инженера свою осведомленность.

— Она, значит, опытный руководитель? — спросил я.

— Ей еще и двадцати пяти не исполнилось, — ответил Красавчик.

Через несколько месяцев Бомаска уволили со строительства, и он не мог конфликтовать, как рабочий-иностранец, у которого и документы вдобавок не в порядке. Товарищи также не могли выступить на его защиту электрификация ветки уже заканчивалась, и вскоре им всем грозило увольнение и безработица. Пьеретта Амабль устроила его на сыроварню, где у нее были друзья.

* * *

В моем дневнике имеется следующая запись, сделанная 8 апреля:

Вчера Жюстен работал на фабрике в ночную смену. Утром я не слышал сигнала сборщика молока. Я подошел к окну. Грузовичок стоял около трех сосен, бидон с молоком дожидался Красавчика у каменного креста. Через некоторое время он появился на крыльце, с ним вышла и Эрнестина, положив руку ему на плечо.

Я вознегодовал. Может быть, я просто-напросто позавидовал итальянцу? Но я старался убедить себя, что мне хочется только защитить счастье Жюстена и Эрнестины, свидетелем которого я был повседневно.

Сегодня я ездил в Клюзо за покупками, пристроившись в кабинке Красавчика.

— Ты что же, так и будешь всю жизнь собирать молоко для сливного пункта? — спросил я его.

— Нет, конечно, — ответил он. — Скоро будет разбираться мое дело. Товарищи с «Ансальдо» пригласили хорошего адвоката. Когда все уладится, я вернусь в Италию.

— Франция велика, — заметил я, — мир велик. Ты и в слесарном деле, и в политике можешь многому научиться в любом другом месте. У тебя нет ни жены, ни детей. Что тебя здесь держит? Ты на все руки мастер и мог бы заработать себе кусок хлеба где угодно: и в марсельских доках, и на каком-нибудь заводе в Бийянкуре, и в джунглях Бразилии. Ну что ты киснешь тут и трясешься по дорогам на разбитом драндулете? Разве ты не понимаешь, что эти горы — царство Спящей Красавицы. Ты проснешься через сто лет и будешь дряхлее старика Амабля.

Итальянец, смеясь, поглядел на меня.

— Я ведь учусь тут французской грамоте, — сказал он. — Дело полезное, раз живешь во Франции. Вот когда не буду больше делать грубых ошибок в диктанте, обязательно отправлюсь поразмять ноги.

— Да разве одна только мадам Амабль знает французскую грамматику? Везде найдутся товарищи, с которыми ты можешь писать диктовки.

— Не все ли равно, где ждать — там или здесь? — сказал он.

Я уже начал терять терпение.

— Послушай, — воскликнул я, — ведь каких женщин ты любил? Генуэзок! Огневых женщин! Не понимаю, что тебе может нравиться в здешних вялых крестьянках.

— Ну что ты, они славные, — возразил Красавчик, — очень славные… — И, помолчав, добавил: — Да почти все женщины очень славные. Меня не женщины здесь удерживают… Женщины, что ж… Я им помогаю время скоротать, и они мне в том же помогают…

— Эрнестина совсем не нуждается в твоей помощи. Она очень счастлива со своим мужем.

— А ты откуда знаешь? — спросил итальянец, пристально глядя на меня, и в зеленовато-серых его глазах заискрилось лукавство.

За поворотом шоссе вдруг замелькали черепичные кровли Клюзо, разбросанные ниже дороги; и сверху нам, словно с самолета, виден был весь старый город, расположенный ярусами по склону холма с округлой верхушкой, возвышавшегося на стыке двух глубоких долин; видны были белые высокие дома рабочего поселка, построенного на узкой полосе земли между скалой и берегом Желины, быстрой горной речки, где, говорят, водится форель; четко вырисовывались зубчатые коньки крыш фабричных корпусов и огромные буквы АПТО (Акционерное прядильно-ткацкое общество) — по одной букве на крыше каждого корпуса. Выше и ниже городка, переплетаясь между собой, точно пряди волос в длинной косе, шли две дороги — шоссе и железнодорожная линия — да сверкали плесы речки, а с двух сторон теснились высокие голые скалы, где в обрывах ясно выступали пласты земной коры.

— Верно ты говоришь, — сказал вдруг он. — Надо мне отсюда уезжать. Уж очень кругом горы безобразные — прямо скелеты какие-то!

Мы спустились ниже, одолев еще две петли шоссе, извивавшегося по склону горы.

— АПТО на все наложило свое клеймо, как мясник на ободранную тушу, продолжал он. — Не могу я больше выносить здешних краев, тут никто никогда не смеется.

12 апреля

Сегодня утром с юга дул теплый ветерок и по небу тихонько плыли белые и розоватые круглые облачка. Я вышел прогуляться. Во дворе Амаблей я увидел Красавчика — он явился раньше обычного. Так как Жюстен в то утро был дома, Красавчик не торопился взять бидон Эрнестины, и мы немножко поболтали.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 167
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Избранное - Роже Вайян бесплатно.

Оставить комментарий