гипнотический взгляд василиска. А что же происходит там, в глубинах его земель?
Охота дрыхнуть пропала. Сабельщик выбрался из мешка и пошел в отхожее.
Окинул взглядом стоянку – мулы спали, Авенир уже закончил свои чтения с
молитвами и кутался в шерстяной плащ. Костер не разводили – в сухостое степь
вспыхнет, как промасленный пергамент, да привлекать внимание зверей и людей
лишний раз не стоит. Надо зайти подале, а то молодой еще проснется, испугается с
непривычки. Да, степь – такое место, слышно на расстоянии полета стрелы. Не то, что город – гвалт, ор, повозки скрипят – не угадаешь, что за углом творится.
В темноте ночи разливалась тихая мелодия. Она проявилась из ниоткуда, мягко обволакивая своим покоем и добром. Лидийские напевы говорили о
вечности, любви, радости и надежде. Текучие, медовые звуки проникали внутрь
чрева, обволакивали душу и растворялись сладкой истомой. Тарсянин медленно
спускался в низину, из которой доносилась чарующая музыка. Вокруг сабельщика
вырастали обшитые шелком стены, ноги утопали в мягчайших персидских коврах
и тигриных шкурах. Тихо журчала, переливаясь всеми цветами радуги, вода, струящаяся из стройных фонтанов. На палатях возлежали счастливые люди, которым девушки в полупрозрачных сари приносили еду и напитки. По дворцу
разносился аромат жареного мяса и благовоний…
Вдруг все вокруг стало дрожать, палати расплывались и таяли в воздухе.
– Марх, очнись!
Авенир тряс тарсянина, как если бы тот задолжал ему двадцать золотых:
– Давай, приходи в себя! Умрешь если, тащить обратно не буду.
Сабельщик в недоумении оглянулся. Дворец с фонтанами исчез, в глазах стоял
белесый туман, но уже понял, что произошло:
– Да все уже, я здесь. Сколько длилось наваждение?
– Около часа.
– Ну и сходил по нужде. Чуть душу не оставил.
– Так у тебя и душа есть? А я думал, ты ее на клинок променял.
– Завидуешь. Небось молишь своих богов, чтобы и тебя также одарили? Ладно, пора языки прикусить – кто больше молчит, тому жить дольше.
Марх осмотрелся, прислушался. Перед взором развернулась небольшая
поляна, тускло освещавшаяся лунным светом, да тремя маленькими медными
жирниками. На ней, в выложенном белыми камнями кругу, сидел смуглокожий
старец. Седые усы, скрученная косичкой бородка, абсолютно лысый череп. В ухе
поблескивает золотая серьга с камнем, а на правой стороне лба темной лужей
растеклось родимое пятно. На коленях чаровника лежит похожая на древлянские
гусли колода со струнами, по которым искусно бегают зажатые в пальцах костяные
наконечники.
Старик, продолжая играть, свободной рукой дал знак не двигаться.
– Даже не посмотрел, – прошептал Авенир.
– Этого волхва так легко не возьмешь. Подождем, вроде пока его чары на нас
не действуют.
– Чувствуешь, земля дрожит?
Ноги ощущали толчки, тряслись мелкие камешки, подрагивал ковыль. В
нескольких шагах от смуглокожего вырос холмик. Земля растрескалась, полетели
комья земли и, разорвав дерн, из недр поднялся огромный чешуйчатый змей.
«Похож на обычного червя, только в чешуе и с длинными изогнутыми
клыками на конце. Да поболе чуть-чуть» – подумал Авенир. Он читал про таких
тварей. Класорсизы пару раз в месяц они охотятся за пищей. Будь то человек, или
конь, или еще какая живность. Сожрут и дрыхнут дальше. Под землей глаза не
нужны – чешуя ощущает мельчайшее движение. Но вот что они еще и слышат – про
это нигде написано не было.
Старец, продолжая играть, достал из-за пазухи бутыль и протянул к пасти
змея. С клыков сочилась густая зеленовато-фиолетовая жидкость. Набрав почти
доверху, волхв скрыл склянку в лежащий неподалеку мешок. Музыка сменилась и
тварь медленно ушла под землю. Еще через несколько минут старец перестал
играть, обернулся к монахам:
– Добры будьте, юноши.
– И тебе хорошего вечера, мудрец, – выпрямился Марх, – ты зачем ужика
тиранишь? Еще и нас посередь ночи поднял. Ворожишь небось – отравить хочешь
кого?
– Зачем травить, если и так убить можно? – глаза мудреца полезли на лоб, – я
для лекарства собираю, ломоту в спине лечить. А то ноет, зараза, никакого покоя
нет.
– Разделишь ли с путниками их скромный ужин?
– Нет, ужинать я не хочу. А вот позавтракать как раз можно, самое время.
И правда, окоем уже просветлел, над равниной поднимался белый, как глаза
вареной рыбы, туман.
Старик оказался легок на подъем и не отставал от друзей. Пришли к стоянке.
Стреноженные мулы, подрагивая от холода и тумана, щипали скудную зелень.
Пока Авенир разводил огонь, Марх двинулся поохотиться. Через полчаса
воротился с двумя кроликами и куропаткой.
– Немного, но зато жиром не заплывем. Нам по кролику, а чародею птичку. Он
вроде как тоже высокого полета будет.
В белесой пелене проявился силуэт старика. Мужчина подошел, развязал узел.
На землю перед костром упало пятеро тарбаганов. Каждый размером с двух
кроликов, похож на обтянутую мехом подушку.
– Ух ты, про жир я поторопился. Где таких тюфячков нашел, мудрец?
– А я за холмик зашел, смотрю – лежат. Все пять в рядок. Мешок открыл, они
сами и залезли.
– Видно-видно. Знавал я одного старикана, точь-в-точь как ты обликом.
Говорил, что его брат сказочником работает. Не ты ли?
Двух тарбаганчиков старик оставил путникам на дорожку. Ему то что – и так
до дома недалеко, а им пригодится. Остальная живность исчезла в недрах троицы.
Волхв ел по-молодецки, не уступая Марху и Авениру. Много ли надо для счастья
мужикам? Мяса с луком, водицы студеной, да в бою остаться целым. А если и
умереть – то чтобы сразу, без мучений.
Халил довольно погладил лоснящуюся от жира бороду:
– Пожалуй, с вами пройдусь. Недалече деревенька одна есть. Вы там запасы
пополните, да в баню сходить можно. А я подлечу кого-нибудь, медью разживусь.
Там уж разойдемся. Вместе веселей.
Глава 6. Лекция
«…и только избранные Высшим cмогут использовать обереги.»
Седовласый мужчина удобно устроился в гамаке. Крепкий стан, мозолистые
грубые руки, чистый прямой взгляд. Местный голова наслаждался редкими
минутами отдыха. Недавно прошел дождь и в березовой роще, среди которой
разместился уютный просторный дом, пахло скошенной травой и медоцветом. По
небу плыли поодиночке крохотные застенчивые облака – солнце, наслаждаясь
предоставленной свободой, нежно грело землю. Время близилось к вечеру, полдничный жар уже прошел, но вновь браться за работу не хотелось. Вкруг
уселись ребятишки и мужчина с явным удовольствием рассказывал им народные
былины.
– Все, довольно с вас. Пора мне кровлю поправлять.
Среди детей раздался возмущенный вздох, но уже спустя минуту все
побежали играть в рюшки и тягать канат.
– Авве, а где сейчас находятся обереги?
Зеленоглазый паренек смотрел внимательно, брови нахмурились, а губы
твердо сжаты.
– Предание гласит, что древние маги самый могущественный спрятали в
великом окаменевшем древе, которое ветвями подпирает небо. В его кроне и
обитают хранители небесного лазурита. А где остальные семь оберегов (их еще
по старинке кличут эпифактами) – никто не знает, разбросаны по земле.
– А зачем его охранять, если только избранный может завладеть им?
– Свет мой, кривда всегда жаждет нарушить законы мироздания. Даже если
и не могут использовать его, то так или иначе захотят помешать благу. А
лишить добро силы – все равно, что уничтожить его. Добро не может быть
бездейственным, безвольным. Человек безвольный может стать на сторону
тьмы.
– А я буду делать добро?
– Будешь сынок, только подрасти немного.
В глазах паренька вспыхнули искорки, он схватил деревянный меч и побежал
на поляну к остальным ребятам.
Отец смотрел вслед убегающему пареньку. Если прав был ведун, то ждет их
скорое расставание. Ну… да хоть бы ошибся старик? А если и прав, то не
изменишь воли беспощадной Мокошь.
Мужчина вздохнул и пошел в сени за лестницей.
***
– Таким образом, создаваемые модуляторы трансформируют мысленные
формы – их еще называют мозговые эманации, – в энергетический поток.
Последние разработки позволили не только преобразовать и придать потокам
биосилы конкретную направленность, но и усиливать их. Каким образом, кто мне