навстречу звуку и вышел к двери — едва заметному черному пятну на полотне ночи.
— Ждите во дворце, — повелел он Савану, а затем пригнулся и переступил порог.
Под ногами захрустел мусор. Смрадный коридор изгибался под острыми углами безо всякой архитектурной задумки. После второго поворота мрак начал уступать место тусклому красноватому свечению. Речитатив доносился яснее, голос хрипел и булькал, а ребенок кричал во все горло. Внутри примарха нарастало беспокойство.
Завернув за очередной угол, Мортарион оказался в комнате с низким потолком. Хлипкие полки гнулись под тяжестью истрепанных книг. Куда ни посмотри, все ровные поверхности покрывала неразборчивая резьба — но примарх догадался, что это не просто хаотичные выплески больного сознания. В помешательстве прослеживалось постоянство, а начертанные письмена отражали безумную веру. В центре комнаты находился алтарь — грубо обтесанная глыба скалобетона, имевшая, однако, много общего с ритуальным изваянием в королевском дворце. Несмотря на небрежность отделки, схожее странное чувство движения в камне угадывалось безошибочно.
Над алтарем склонилась старуха, выплевывая резкие, скользкие слова. С головы свисали жиденькие пряди седых волос. Облаченная в драные лохмотья, нищенка буквально лучилась горделивостью и себялюбием — лишь некоторыми из многих знамений тирании предрассудков, что так крепко вцепились в человечество.
Никакого ребенка в комнате не было. Отзываясь на голос женщины, над алтарем вспыхивали огни ожившего камня. Языки пламени недолго колыхались, а затем таяли, издавая те самые обманчивые крики. Воздух дрожал, словно в предвкушении акта творения.
Псайкер… Само их существование неизбежно вело к безумию, и старуха всецело ему отдалась. Мортарион сжал челюсть от омерзения.
Женщина закончила свою песнь. Подняв голову, она улыбнулась пришедшему. Катаракта затуманила один ее глаз, но другой остался ясен и теперь смерял примарха острым проницательным взглядом, какой Повелитель Смерти уже однажды видел — у Циркаскеи на праздничном банкете.
— Хотите присоединиться? — язвительно прошептала старуха, не выказывая ни толики страха. Ее нисколько не заботило то, что она нарушала эдикты Согласия и повеления собственной королевы. Возможно, нищенка еще не знала о новых порядках, хотя Мортарион очень в этом сомневался — уж больно насмешливо та на него смотрела.
Перед ним стояло существо из тех, от кого он желал очистить Галактику. Дряхлая женщина искажала пространство вокруг себя, но просто убить ее и уйти будет ошибкой. Нужно было кое-что выяснить.
— Я пришел узнать истину об Апсирте, — сказал примарх.
— Тогда вы ее нашли.
— Что ты такое?
— Я та, кто не прячется.
— Зато прячутся другие вроде тебя.
— Все прячутся, — гоготнула старуха. — Скажите, великий государь, вы верите в покорность?
— Нет, — ответил Мортарион, впервые за много часов не испытывая колебаний.
— Как и мы. Апсирт верит в выживание.
— Но ты губишь этот мир своими словами.
Женщина провела по алтарю длинным ногтем, и камень от ее прикосновения потек как вода, закручиваясь спиральными узорами.
— Здесь вы ни с чем не сможете покончить.
— Ошибаешься.
— Вряд ли. — Улыбка больше не сходила с ее лица.
А примарх ушел. Он не стал убивать старуху — еще рано. Сперва он намеревался понять, как широко расползлась эта колдовская скверна.
Когда он шагал к выходу, нищенка прошептала ему вслед: «Слушай, Мортарион с Барбаруса. Слушай внимательно». И Мортарион слушал. Смотрел. Оценивал с пристрастной подозрительностью. Он возвращался к королевскому дворцу теми же улицами, но город для него уже преобразился. Еще скребя наплечниками по стенам переулка у хижины колдуньи, Повелитель Смерти осознал ошибочность выбранного им пути. Попытка уподобиться братьям ослепила его.
Хватит. Повсюду таились псайкеры, поглощенные неестественностью собственного бытия. Как чума, они заразили и этот мир. Теперь в ночи Мортарион слышал обрывочные шепотки, вылетавшие из окон жилых блоков, и замечал в тенях странные узоры, выцарапанные на саже по углам зданий. Бесноватое исступление празднующих. Свет огней, искажавшийся против законов природы.
А в самом густом мраке будто бы навзрыд голосами детей ревело пламя.
Тифон с терминаторами Савана ждали владыку у ворот дворца. Примарху не пришлось ничего объяснять — воины сами все поняли по выражению его лица. Вскинув оружие, они последовали за ним к «Лэндрейдерам», которые доставят их обратно в космопорт. Мортарион обернулся лишь однажды. На вершине здания, в громадном окне тронного зала, яркий свет очерчивал силуэт Циркаскеи.
«Ты испробовала иной вид колдовства. Но оно не спасет тебя, королева».
В дороге Повелитель Смерти молчал, ограничившись коротким приказом всем войскам вернуться на корабли.
Взлетающий «Четвертый всадник» обратил ночь над Темнисом в день, полыхая даже яростнее, чем при падении. Безмолвие примарх нарушил, лишь вновь поднявшись на мостик и воззрившись на удаляющийся город, который вскоре скрылся за облаками.
— Спрашивай, — бросил он Тифону.
— Что вы там увидели? Мы прекращаем завоевание?
— Я увидел истину. Ты был прав, Калас, — нам суждено нести освобождение в смерти. Здесь нечего завоевывать. И мне нечего дать Апсирту, кроме свободы.
— Согласие было уловкой?
— Да. В этом мире колдовство не служит орудием тиранов — оно поразило все общество снизу доверху. Спасать некого. — Мортарион выдержал паузу, после чего повернулся к офицерам-артиллеристам. — Готовьте циклонные торпеды.
— Как прикажете, лорд примарх.
— Людей нужно освободить от колдовства, — сказал он первому капитану. — Но к доводам разума они глухи. Значит, остается выжечь заразу любой ценой. Что нельзя сберечь, пусть станет примером для других.
— Хватит ли одних примеров? — спросил Тифон.
— Не самих по себе. Люди должны знать силу, что стоит за этими примерами. И понимать, что пощады не будет.
«Четвертый всадник» вышел на орбиту. Перед глазами Мортариона медленно вращался шар Апсирта. Облака больше не могли ничего от него утаить. Владыка Четырнадцатого легиона ясно видел свой путь — тот, что всегда был ему предназначен.
— Циклонные торпеды готовы, лорд примарх, — доложил офицер.
В прошлом он удержал косу. Теперь он завершит взмах и больше никогда не станет колебаться.
«Ты должен стать самой Смертью».
Если спасти человечество от самого себя способен лишь леденящий ужас, так тому и быть. Он примет это бремя.
— Огонь, — скомандовал примарх. — Испепелите эту планету.
