Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где твой пистолет? — спросил он и тут же добавил: — Только не говори, что оставила его вместе с молоком.
— Нет, молоко со мной, — ответила Баджи.
— Тогда стреляй из пальца, — сказал он и чуть не открыл рот, когда она действительно выставила вперед палец! — У меня в походной сумке двухдюймовый «смит-и-вессон». Хочешь — возьми.
Все еще целясь длинным тонким указательным пальцем, Баджи ответила:
— Из двухдюймового револьвера не попадешь с двух шагов в сарай. Я уж лучше так.
Фаусто едва не расхохотался, чего с ним давно не случалось. А она держалась молодцом, подумал он. И нужно отдать ей должное, быстро соображала. Потом он увидел, как распахнулись дверцы автомобиля на парковке и из него выбрались двое мальчишек-латиноамериканцев. Их быстро положили на землю и заковали в наручники.
Диспетчер передала код-4, означавший, что на место преступления прибыло достаточно машин, и, чтобы охладить горячие головы, добавила:
— Офицер не участвовал в перестрелке.
Увидев, как к ним направляется Капитан Смоллет, Фаусто подумал, что во времена его молодости никому не разрешили бы красить волосы. Капитан Сильвер шел рядом с напарником, выставив напоказ темно-русые волосы, смазанные гелем и собранные в хвост. Что за дерьмо? Пора уходить в отставку, опять подумал Фаусто. Пора завязывать.
Капитан Смоллет подошел к Фаусто и сказал:
— Вон в том большом здании охранник шуганул двух пацанов, раздевавших машину, чтобы украсть колеса. Недоумок выстрелил в воздух, чтобы их отпугнуть, ну они и запрыгнули в машину, спрятались, боясь высунуть голову.
— Предупредительный выстрел, — презрительно фыркнул Фаусто. — Парень насмотрелся фильмов про ковбоев. Этим швейцарам нельзя доверять никакого оружия, кроме рогатки и камней.
— Ты должен посмотреть на тачку, которую они собирались раздеть, — сказал Капитан Сильвер, подходя к напарнику. — «Шевроле» тридцать девятого года. Полностью отреставрирован. Шикарная штука!
— Да? — заинтересовался Фаусто. — Когда я учился в школе, у меня был старенький «шевроле» тридцать девятого года. — Повернувшись к Баджи, предложил: — Пойдем взглянем. — Потом вспомнил пустую кобуру и решил, что им лучше убраться, прежде чем ее заметит кто-то еще. — Совсем забыл, — сказал он Капитану Смоллету и Капитану Сильверу, — нам нужно еще кое-что сделать.
Баджи вжало в сиденье, когда машина рванула с места. Она виновато посмотрела на напарника, а тот сказал:
— Только не говори, что забыла там ключи.
— О, черт! — воскликнула она. — А разве у вас нет своего общего ключа?
— Где твои чертовы ключи?
— На столе в туалете.
— А где твой чертов пистолет, позволь тебя спросить?
— На полу в туалете. Там же, где ключи.
— А что, если я запер свой общий ключ в раздевалке вместе с остальными вещами? — спросил он. — Вроде как думал, что мне не о чем волноваться с молодой напарницей?
— Вы не оставите свои ключи в раздевалке, — сказала Баджи, не глядя на него. — Кто угодно, только не вы. Вы не станете полагаться ни на молодую напарницу, ни на старого напарника, ни на собственную собаку.
Он взглянул на нее, заметил тень улыбки в уголках губ и подумал, что она действительно держится молодцом. И не лезет за словом в карман. И конечно, она была права: Фаусто никогда не забывает ключи.
Пока они ехали обратно к участковой подстанции, он то и дело качал головой. Потом проворчал, скорее для себя, чем для нее:
— Гребаные придурки. Ты видела эту идиотскую прическу из геля? В мое время такого не было.
— Это не гель, — сказала Баджи. — Волосы у них липкие, потому что им на головы выливают остатки коктейля в пляжных барах. Они везде шныряют, как пара пуделей, и везде получают отказ. И пожалуйста, не говорите, что этого бы не было, если бы в полиции не работало так много женщин. Как в ваше время.
Фаусто только хмыкнул, и некоторое время они ехали молча, делая вид, что пристально разглядывают улицы. Над Голливудом поднималась луна. Молчание нарушила Баджи:
— Вы же не выдадите меня Пророку или другим парням? Не выставите на посмешище?
Не отрывая взгляда от улицы, он ответил:
— Ага, я только и делаю, что подставляю напарников. Чтобы над ними поржали.
— Я не заметила: есть ли окошко в туалете на подстанции? — спросила она.
— Не знаю, есть ли там вообще окна, — ответил он. — Я там редко бываю. А что?
— Ну, если я ошиблась и у вас нет ключа, вы могли бы меня подсадить, и тогда я его разбила бы и забралась внутрь.
Фаусто с крайним сарказмом спросил:
— Тогда почему бы не попросить меня забраться на подстанцию? Ведь ты молодая мама и тебе нельзя собой рисковать.
— Нет, — улыбнулась она, — вам ни за что в жизни не протащить свою большую задницу ни в какое окно. Но я бы пролезла, если бы вы меня подсадили. Иногда полезно быть похожей на цаплю.
— У меня есть ключи, — ответил Фаусто.
— Я так и думала. — Она впервые увидела, как Фаусто едва-едва улыбнулся.
— В конце концов, день прошел не зря, — сказал он, — ведь у нас есть молоко.
Примерно в то же время, когда Фаусто Гамбоа и Баджи Полк собирали вещи Баджи на участковой подстанции на Чероки-авеню, Фарли Рамсдейл и Олив Ойл сидели на полу бунгало Фарли, выкурив часть оставшегося «снежка». Рядом с ними были разбросаны конверты, которые они выудили из семи синих почтовых ящиков, — это был весь их улов за вечер очень напряженной работы.
Надев очки, которые Фарли стащил для нее в аптеке, Олив старательно разбирала деловые письма, заявления о приеме на работу, уведомления о неоплаченных счетах, извещения об оплаченных и другую корреспонденцию. Обнаружив что-то достойное внимания, она передавала это Фарли, который сейчас находился в более благодушном настроении — он сортировал чеки, которые они могли бы обменять на деньги, и грыз крекер.
Олив подумала, что «снежок» начинает действовать: Фарли покраснел и моргал чаще, чем обычно. Ее беспокоило, когда его пульс слишком уж учащался, но стоило ей заикнуться об этом, как он начинал кричать, поэтому сейчас она промолчала.
— Здесь уйма работы, Фарли, — сказала Олив, когда глаза у нее стали уставать. — Иногда я удивляюсь, почему мы не делаем собственную «беляшку». Лет десять назад я встречалась с парнем, у которого была своя лаборатория. У нас всегда хватало «корма», и не приходилось работать так много. Правда, в один прекрасный день реактивы взорвались, и он сильно обгорел.
— Десять лет назад можно было зайти в аптеку и купить столько эфедрина, сколько тебе нужно, — сказал Фарли. — А теперь в кассе спрашивают удостоверение личности, чтобы продать тебе пару упаковок бронхолитина. Жизнь становится все тяжелее. Но тебе повезло, Олив. Ты живешь в моем доме. Если бы ты жила в какой-нибудь кишащей крысами гостинице, ты не смогла бы заниматься той работой, которую мы делаем. Если бы ты, например, использовала краденую кредитку или поддельные документы, чтобы снять номер, как всегда делала раньше, копы могли бы ворваться и обыскать номер без всякого ордера. Ты не имеешь права на защиту частной жизни, если сама нарушаешь закон. Поэтому полицейские могли бы вломиться к тебе в любой момент. Но тебе повезло. Ты живешь в моем доме. Чтобы войти сюда, им нужен ордер на обыск.
— Мне действительно повезло, — согласилась Олив. — Ты так много знаешь про законы и вообще… — Она улыбнулась ему, а он вздохнул про себя: «Бо-о-оже, какие же у нее поганые зубы!»
Олив думала, как хорошо было, когда они с Фарли вот так работали дома, сидя перед включенным телевизором. Очень хорошо, за исключением тех вечеров, когда Фарли слишком уж «тащился» от дозы и начинал кричать, что агенты ФБР и ЦРУ спускаются в дом по дымовой трубе. Пару раз, когда у него появлялись галлюцинации, Олив становилось по-настоящему страшно. Раньше они много говорили о том, сколько «снежка» можно выкурить и когда. Но последнее время она замечала, что Фарли нарушал собственные правила, думая, что она этого не замечает. Она считала, что он употреблял гораздо больше «снежка», чем она.
— У нас есть несколько новых номеров кредитных карт, — сказал он. — Куча номеров социального страхования и водительских удостоверений, много чеков. Когда пойдем к Сэму, можем обменять их на приличное количество «снежка».
— А наличные есть, Фарли?
— Десять долларов в открытке, адресованной «моей любимой внучке». Что за скряга посылает внучке всего десять баксов? Куда подевались эти чертовы семейные ценности?
— И все?
— Еще одна поздравительная открытка — «Линде от дяди Пита». Двадцать баксов. — Он посмотрел на Олив и добавил: — Дядя Пит, наверное, педофил, а Линда — соседская десятилетняя дочка. Голливуд просто кишит психами. Когда-нибудь я отсюда уеду.
— Пойду проверю деньги, — сказала Олив.
- Майор Пронин и профессор в подвале - Лев Сергеевич Овалов - Полицейский детектив / Шпионский детектив
- Мы с тобой одной крови - Николай Леонов - Полицейский детектив