Бронебойньй подкалиберный снаряд Каплин исследовал дотошно, проникая в него и открывая там нечто неведомое, точно жюльверновский капитан Немо на своем «Наутилусе» проникал в океанские глубины.
«Так-так, а какая у него головка? — рассматривая снаряд, спрашивал он себя. — Из чего она? Очень уж легкая и непрочная… Из алюминия, ясно. Конечно, при ударе о танковую броню она разрушается. Ага, вот чем броня пробивается — сердечником. Его и надо распилить, потом — отшлифовать и установить состав…»
Такого рода заказы для группы Клюева выполнялись на Московском автомобильном заводе. Работал завод напряженно: днем и ночью гнал для фронта автомашины и автоматы, но в металлургическом отделе пошли навстречу Каплину и согласились делать для артиллеристов разрезы различных образцов.
Вот и этот необычно тяжелый сердечник был аккуратно разрезан. После тщательного металлографического обследования, подкрепленного химическим анализом, Каплин наконец уяснил: такая высокая твердость и большой удельный вес соответствуют карбиду вольфрама. Это заключение Клюев немедленно передал и в артком, и в Главное артиллерийское управление.
Но помимо письменного заключения пришлось давать и устные объяснения, когда их выставку вместе с уже хороню знакомыми им наркомами — Ванниковым и Устиновым, с их высоким артиллерийским начальством — Вороновым и Яковлевым посетил Николай Алексеевич Вознесенский, первый заместитель Председателя Совнаркома СССР, член Государственного Комитета Обороны.
Человек этот, одетый в скромный костюм, производил впечатление рядового жителя русской деревни. Но впечатление это вмиг исчезало, как только Николай Алексеевич начинал говорить или задавать вопросы.
Дойдя до подкалиберного снаряда, Вознесенский поинтересовался:
— Не тот ли это противотанковый снаряд, что пробивает броню?
— Так точно, бронебойный, — доложил Яковлев.
— Ясно, ясно… В виде катушки он, понимаю: это чтобы максимально его облегчить и тем самым обеспечить высокую начальную скорость. А пробивает, значит, вот этой сердцевиной. Каков же ее состав?
— Карбид вольфрама.
— Позвольте, — оживился Вознесенский, — ведь у немцев своего вольфрама нет! Откуда же они черпают это стратегическое сырье? Давайте сообразим. Могут, конечно, получать из Испании, от своего союзника Франко. Могут и от другого своего союзника — Японии, из оккупированного японцами Китая. Но подобное снабжение — не очень-то надежное. — Вознесенский о чем-то задумался, но тут же снова заговорил: — А вот у нас свои, отечественные источники вольфрама и молибдена есть. Богатейшие! Так что нам в кратчайшие сроки надлежит освоить эти катушки. — Он пощелкал пальцем по сердечнику. — Есть и заводы, которым мы поручим их выпуск. У немцев благодаря захватам пока производство на подъеме. Но уже сейчас во многом это — инерция. А за нею наступит и спад. Неминуемо наступит! — И повторил раздумчиво: — Стало быть, Испания или Китай. Или то и другое совместно. Что ж, надо принимать меры…
После его ухода Воронов не мог скрыть восхищения.
— Вот голова! Как быстро во всем разобрался, все уяснил… А знает сколько! И ведь абсолютно штатский человек!
Началось создание советского бронебойного снаряда. Попов — самый молодой, скорый на ногу — получил от Снитко и Клюева приказание: как только будут готовы чертежи, или разрезы, или результаты химических анализов, немедленно отвозить их на завод.
Прошло совсем немного времени, и Попов в самом обычном вещмешке — с такими ходили почти все военные и все гражданские — повез с завода первые образцы отечественных подкалиберных снарядов для испытаний и стрельб. Он вез их, горделиво поглядывая на прохожих улыбаясь и прислушиваясь к тому, как тихонько позвякивали они в такт его шагам.
«Знал бы кто-нибудь, — думалось Попову, — что там брякает в моем «сидоре». Вот бы удивились! Да нет, никому и в голову прийти не может…»
И вот уже большими партиями начали отправляться подкалиберные в действующие армии, к ожидавшим их пушкарям. Пришлись они как нельзя кстати. Фашисты, стремясь удержать ускользавшую у них инициативу, бросали в сражения большое количество мощных танков и самоходных орудий. Но даже такая «малышка», как пятидесятимиллиметровая пушка системы Грабина, своим подкалиберным снарядом с расстояния в один километр просаживала бортовую броню хваленых немецких танков, а с семисот метров — и такого бронированного чудовища, как «королевский тигр». Подпуская же к себе танки поближе до полукилометра, наши огневики пробивали и лобовую броню фашистских танков.
Осенью сорок второго страшное по напряжению и кровопролитию сражение развернулось в Сталинграде. Гитлеровское командование подтягивало туда все новые войска. Следом за шестой армией Паулюса продвигались отряды эсэсовцев, разделенные на «айнзатцгруппен» — «специальные истребительные отряды», которые по заданию Гитлера занимались уничтожением населения. Одетые в черную форму, на грузовиках, врывались они в деревни и города, где тут же начинались расправы над мирным на селением. «Черные вороны» — так прозвали эсэсовцев в народе.
Фашистское командование перебросило под Сталинград для восполнения огромных потерь группы армии «Б» десятки дивизий из состава группы армий «А», которая действовала на кавказском направлении. В результате — и на территории Кавказа врагу никак не удавалось добиться перелома.
Осатаневший от непрерывных неудач Гитлер сместил прежнего командующего группой армий «А» генерал-фельдмаршала Листа и немедленно назначил на его место… себя. Тут же он отдал приказ: во что бы то ни стало наступать на Туапсе, захватить Черноморское побережье.
Как же была нужна нам помощь и поддержка союзников! Раз до сих пор тянули с открытием второго фронта в Европе, то хоть бы исправно присылали обещанные танки и самолеты, орудия и боеприпасы. Но нет, и тут медлили, вынуждая «этих упорствующих русских» оплачивать большой кровью их стойкость. Англичане, например, с июля по ноябрь сорок второго года поставили всего четыре сотни самолетов вместо обещанной тысячи и вполовину меньше танков.
Черчилль заверил Советский Союз, что в Иране будут сосредоточены эскадрильи бомбардировщиков для нанесения ударов по гитлеровским полчищам. Но еще годом раньше он писал в своей секретной директиве, направленной Британскому комитету начальников штабов: «Мы не знаем, когда немцы достигнут Кавказа… Мы не знаем также, что будут делать русские, сколько войск они смогут использовать и как долго будут сопротивляться… Я не уверен, что нефтеразработки в Баку будут защищены от оккупации их немцами или русские эффективно разрушат их… Поэтому единственная вещь, которую мы можем предпринять, состоит в переброске четырех или пяти эскадрилий тяжелых бомбардировщиков в Северную Персию для помощи русским в обороне Кавказа, если это будет возможно, а если произойдет худшее, для эффективной бомбардировки бакинских нефтерождений с тем, чтобы выжечь все, что находится на земле…»
Вот, оказывается, для чего и предназначались английские бомбардировщики, дислоцированные в Иране, близ границ с нашей страной!
Уже в середине сорок второго года США производили боевых самолетов больше, чем Германия, Италия и Япония, вместе взятые. Англия по производству самолетов обогнала Германию, а по выпуску танков — почти сравнялась с нею.
Но свои обязательства по отношению к Советскому Союзу Англия и США продолжали нарушать и сокращать поставки. Даже тогда, когда боеприпасы и военная техника уже подготавливались к отправке в нашу страну, они подолгу задерживались в портах. А гибель одного из конвоев судов, который направлялся из Исландии в Архангельск, послужила поводом (договорившись заранее с Рузвельтом!) известить Сталина о полной приостановке дальнейших поставок военных грузов северным путем.
В своем ответе 23 июля сорок второго года Верховный Главнокомандующий писал: «…Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в советские северные порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае я никак не мог предположить, что правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов, в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте…»
Напряжение ощущалось не только на фронте. Зримые приметы его можно было увидеть и на каждом шагу в Москве.
…У Никитских ворот, на бульваре, стоял казненный фашистской бомбой памятник Тимирязеву: снесенная голова лежала неподалеку. Почти тут же тусклым светом светились заклеенные крест-накрест окна школы, в которой отощавшие, голодные ребятишки писали по заданию учительницы сочинение на тему «Мой подвиг». Темноволосая, курносая девочка старательно вывела в тетрадке: «Я зарядила в пушку снаряд, выстрелила и сразу уничтожила много тысяч фашистов…» Видно, она знала невероятную новинку, еще не известную группе НИГ…
