Рейтинговые книги
Читем онлайн Мисс Равенел уходит к северянам - Джон Дефорест

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 111

— Много вреда… если задумает?.. Какого, скажите, вреда? — спросил ее Колберн, в которого была пущена эта стрела.

— Не знаю пока, каковы его верования, — заявила неумолимая дама. — Если он еретик, то может смутить и увлечь за собой не одну юную душу. Он слишком приятен и внушает мне подозрения… Не успокоюсь, пока не узнаю наверное, что он добродетелен.

— Экая несправедливость, — вскипел мистер Колберн. — Осуждать человека за то, что он обаятелен! Если принять ваш аргумент, миссис Рагглс, и начать восхищаться людьми за противоположные качества, у нас в Новом Бостоне очень много найдется кого почитать.

— Остаюсь при своем мнении, — возразила холодно дама, почувствовав колкость, но не поняв по своей ограниченности, как сильно сумел мистер Колберн ее задеть.

— Все зависит от точки зрения, — продолжал молодой человек. — Что, например, может думать про нас муравей? Может понять он, кто мы такие, к чему мы стремимся, чем заняты? Или он судит о нас лишь со своих муравьиных позиций?

Колберн дерзал так разговаривать потому, что слыл общим любимцем. Для новобостонцев, не требующих от человека чрезмерной утонченности, он был почти совершенством. Доброжелательный, верный в своих симпатиях, с открытым для всех сердцем (насколько ему позволяла природная скромность), он считался душой общества. Если его партнеры по висту хотели, к примеру, смеяться, он готов был смешить их с начала и до окончания игры. Глаза у него сияли при этом, лицо розовело, он искрился добродушием. Смеялся он звучно и заразительно и не был притом чрезмерно придирчив к остротам своих партнеров; начинал хохотать, едва лишь почувствует, что его хотят рассмешить. Он был недурной рассказчик, и в упрек ему можно было поставить разве общий наш национальный грех — охоту к преувеличениям. У него была чуть смешная манера в волнении или в рассеянности ерошить свою волнистую каштановую шевелюру, пока она не вставала копной — но и это ему шло. Лоб был у Колберна высокий и чистый, черты лица правильные, нос прямой и изящного очертания, кожа матовая, на щеках всегда яркий румянец и глаза — с удивительно ласковым взглядом. Не было в нем ни излишней суровости, ни подозрительности — перед вами был человек открытый, доброжелательный по самой своей сути. От природы будучи сильным, он развивал свои мышцы добавочно каждодневными тренировками. Один из сильнейших гребцов и гимнастов в колледже, он продолжал и сейчас упражняться с гирями и участвовал в лодочных гонках. Плечи у него были широкие, руки крепкие, белые, грудь могучая, ноги длинные — он был замечательного сложения. Колберн немало гордился своим атлетизмом, что, в общем, понятно, раз он уделял ему столько внимания, и не прочь был при случае продемонстрировать какой-нибудь ловкий гимнастический трюк или порассказать о недавних лодочных гонках, в которых был рулевым. Пожалуй, лишь в этом он был не лишен тщеславия. А в целом вы не нашли бы, пожалуй, в его кругу другого юношу таких первоклассных физических и нравственных качеств.

Вернемся, однако, к обеденному столу в доме профессора Уайтвуда. Всех — гостей и хозяев — было сегодня восемь. Мужчины — профессор Уайтвуд, доктор Равенел, Колберн и подполковник Картер; дамы — жена и дочка профессора, мисс Равенел и, наконец, Джон Уайтвуд младший. Этот последний из названных, двадцатилетний юноша, сын и наследник хозяина дома, недаром причислен здесь нами к дамскому обществу. Хилый, болезненно-бледный, с крошечным личиком под необъятно высоким лбом, долговязый, худой, узкогрудый и щуплый, молчаливый, застенчивый, словно девица, он всем своим видом показывал, что творит высшее пуританское учебное заведение из плоти и крови, рассудка и чувств нормального юноши.

«Девчонка — и только!» — подумала пренебрежительно мисс Равенел, привыкшая видеть вокруг себя более мужественных представителей сильного пола. Зато подполковник Картер, которого она видела тоже впервые, произвел на нее впечатление. Картер был чуть выше среднего роста, широкоплечий и мускулистый кудрявый шатен с изумительными усами; лоб у подполковника был узковатый, нос прямой, подбородок — с ямочкой; карие глаза смотрели дерзко и весело, что же до цвета лица, он без ошибки свидетельствовал о многих бочонках поглощенного хереса и многих привольных годах жизни на воздухе. Когда его подвели к мисс Равенел, он глянул на девушку столь откровенно, что она залилась краской до самых плеч. Ему было лет тридцать пять, чуть побольше или поменьше. Он вел себя в обществе ловко, без тонкой учтивости доктора Равенела, но с не меньшим апломбом.

Колберн не ждал подобной грозы. Он сразу учел все огромные преимущества, какие имел перед ним незнакомец, и, подобно лазутчику в древней Иудее пред сынами Енака,[20] показался себе не крупнее кузнечика.

Во главе стола восседала хозяйка дома; по правую руку от нее — Равенел, по левую — ее дочь. На другом конце был хозяин; справа — мисс Равенел, слева сидел подполковник. На срединных местах, визави, разместились Колберн и юный Уайтвуд, причем Колберн сидел между мисс Равенел и профессорской дочкой. С проницательностью, усугубленной, увы, сердечным страданием, он разгадал план хозяев: доктор Равенел предназначался для миссис Уайтвуд, подполковник — для мисс Равенел, сам же он должен был развлекать хозяйскую дочку. Досада сразила Колберна. Он разом утратил дар речи и даже способность смеяться и тем уподобился сходному с трупом костлявому гермафродиту, взиравшему на него через стол. Мисс Уайтвуд, не уступавшая в учености брату, не уступала ему и в безгласности. Она сделала, правда, попытку развлечь своего соседа, что-то сказала ему сперва о дне Благодарения, потом, к случаю, о Цицероне и еще слова два о погоде. Но, поняв с прозорливостью женской души причину печали Колберна, она и сама погрузилась в сочувственное молчание. Ее мать, добрейшей души женщина и изумительная — при ее хронически слабом здоровье — хозяйка, вообще никогда не открывала рта, а только внимала гостям. Таким образом, ораторами за столом были отец и дочь Равенелы, профессор Уайтвуд и подполковник.

Колберн пытался укрыть свое огорчение за притворной улыбкой, относящейся якобы к общей застольной беседе. Потом устыдился, прогнал прочь улыбку и сидел после этого с видом задумчивым и отвечающим его настроению, но к данному случаю не вполне подходящим. Перед ним стоял графин хереса. В этом доме не было заведено пить вино, и хозяйка с великим сомнением извлекла графин с хересом из семейной аптечки в угоду предполагаемым вкусам военного джентльмена и приезжего гостя с Юга. Колберн замыслил было подбодриться стаканом вина, но, будучи записным членом общества трезвости, одумался и воздержался. Ценой еще одного усилия он завязал беседу с юным Уайтвудом. Поскольку эта беседа совсем ни к чему в нашей повести, опустим ее и вернемся немного назад, чтобы точнее узнать — что же так огорчило Колберна.

— Счастлив свидеться с луизианцами, мисс Равенел, — сказал подполковник, когда хозяин покончил с застольной молитвой.

— Как? Вы тоже луизианец? — воскликнула юная леди, очаровательно зарумянившись, что сразу встревожило Колберна.

— Не вполне. Хотя и желал бы им быть. Мне понравилось в Луизиане. Мы стояли там несколько лет.

— В Новом Орлеане? У нас!

— Увы, — улыбнувшись, сказал подполковник и слегка склонил голову, что означало, что, если бы это было действительно так, быть может, ему привалило бы счастье много раньше увидеться с мисс Равенел. — В Батон-Руже, где арсенал.

— Не была в Батон-Руже, вернее сказать, не сходила на берег, но не раз его видела, направляясь вверх по реке. Там ведь пристань, вы знаете. Чудесное место. Не сам городок, конечно, а природа, утесы!

— Согласен. Холмики в Батон-Руже — великое утешение после ваших низин.

— О, не троньте мои низины! — взмолилась мисс Равенел.

— Не трону, клянусь, — обещал подполковник. — Даже в вашем отсутствии.

В тоне и всей повадке этого господина был некий аристократический шик. Он не считал себя в чем-либо хуже своих собеседников и был по-своему прав; в той мере, во всяком случае, в какой это касалось его родовитости и положения в обществе. Во-первых, вирджинские Картеры были из самых лучших колониальных семейств; во-вторых, он окончил Вест-Пойнтскую академию и был выпущен офицером еще в те времена, когда армию не набирали из волонтеров, не давали военных чинов штатским людям и кадровые армейские офицеры составляли подобие замкнутой касты, вроде индийских браминов. Впрочем, он дослужился тогда всего лишь до лейтенанта, и его имя исчезло из воинских списков еще за несколько лет до начала этих событий. А в подполковники Картер вышел совсем недавно, на основании губернаторского приказа, вступив волонтером в армию. Он служил в сформированном тому лишь три месяца Втором Баратарийском волонтерском полку, который, впрочем, вскоре себя показал при отходе из Булл-Рана. Картер недавно расшиб лодыжку при падении с коня и получил трехнедельный отпуск для излечения; однако не лег в вашингтонский госпиталь и не поехал развлечься, как это бывало, в Нью-Йорк, а занялся неотложнейшим делом, к сути которого мы еще подойдем. Отпуск его уже истекал, но он отправил письмо в военное министерство, прося еще десять дней, и ждал, ничуть не волнуясь, ответа из этого адского логова. Если даже получится так, что он самовольно просрочит свой отпуск, уж он найдет что сказать армейским начальничкам или на следствии.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 111
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мисс Равенел уходит к северянам - Джон Дефорест бесплатно.
Похожие на Мисс Равенел уходит к северянам - Джон Дефорест книги

Оставить комментарий