его явно забавлял мой маленький бунт.
— Не говори так, Ника, — саркастическим тоном произнес он, — а то все могут подумать, что для тебя это большое облегчение.
Так и есть, сказала я ему глазами, и Ригель ответил мне обжигающей молнией исподлобья.
Зазвучал рингтон. Билли вынула из кармана мобильник и виновато зажмурилась.
— Нам нужно идти, моя бабушка ждет нас. Она уже несколько раз пыталась до меня дозвониться! — Билли посмотрела на меня, и я кивнула. — Увидимся завтра.
Я сделала усилие, чтобы улыбнуться в ответ, потому что чувствовала на себе взгляд Ригеля. Тут я поняла, что хмурая Мики внимательно изучает его, скрываясь в тени капюшона. Потом она тоже повернулась, и девочки вместе пошли по коридору.
— В одном ты права…
Голос Ригеля прошуршал сухо и резко, как ногти по шелку. Я осмелилась взглянуть на него. Ригель смотрел на девушек, но больше не ухмылялся. Потом его зрачки, колючие черные шарики, встретились с моими — они царапали меня.
— Я тебе не брат.
В тот день я решила стереть из памяти слова и свирепый взгляд Ригеля, а вечером, чтобы отвлечься, читала допоздна. Лампа на прикроватной тумбочке освещала мою комнату мягким успокаивающим светом, способным рассеять все тревоги.
Анна поразилась, когда я спросила, могу ли я взять почитать энциклопедию, большую книгу с прекрасными иллюстрациями. Анна удивилась моему выбору, сказала, что наукообразные статьи вряд ли меня заинтересуют. А я, наоборот, читала их с интересом.
Пока мои глаза скользили по тонким маленьким усикам и кристально прозрачным крылышкам, я вдруг поняла, как мне нравится погружаться в этот светлый и красочный мир, который я находила и в своих цветных пластырях.
Кому-то мои интересы наверняка показались бы необычными. Я знала, что отличаюсь от остальных, и лелеяла свои причуды, как секретный сад, ключ к которому был только у меня, потому что многие меня не поняли бы.
Указательным пальцем я провела по нарисованной божьей коровке, вспомнила, сколько желаний я загадывала им в детстве, наблюдая, как они улетают с раскрытой ладошки. Я смотрела, как они плывут по воздуху, и, беспомощная, думала о том, что хочу сделать то же самое: вылезти из куколки и, расправив серебряные крылышки, перелететь через стены Склепа…
Какой-то шум привлек мое внимание. Я повернулась к двери. Может, послышалось? Но звук вскоре повторился — кто-то царапал деревянную поверхность. Я осторожно закрыла энциклопедию и откинула одеяло. Медленно подошла к двери, повернула ручку и высунула голову в коридор — в темноте кто-то двигался. Низко у пола, быстро и мягко скользнула тень и, кажется, остановилась, вероятно, потому что заметила меня. Тень скользнула вниз по лестнице за секунду до того, как любопытство толкнуло меня проследить за ней. Мне показалось, я увидела пушистый хвост, но дотянуться до него не успела.
В итоге я оказалась на первом этаже, одна в полной тишине. Хвоста нигде не было. Я вздохнула, собираясь вернуться наверх, но заметила свет на кухне. Анна еще не легла спать? Я подошла, чтобы проверить свою догадку, и сразу пожалела об этом.
Когда я легонько толкнула дверь и заглянула внутрь, мои глаза встретились с другой парой устремленных на меня глаз. На кухне был Ригель.
Он сидел, упираясь локтями в стол и слегка опустив голову, волосы черными прядями спадали на лицо, затеняя взгляд. Он что-то сжимал в пальцах. Присмотревшись, я поняла, что это кубик льда.
Я застыла, увидев парня, хотя пора уже привыкнуть к возможности натолкнуться на него в любой момент. Мы больше не в Склепе с его большими пространствами, теперешний дом маленький, и, как ни крути, мы в нем жили вместе.
Нет, вряд ли я когда-нибудь к этому привыкну.
— Разве тебе не пора спать?
От его голоса, усиленного тишиной, по спине пробежала дрожь.
Нам было только по семнадцать, но в Ригеле ощущалось нечто странное, трудное для понимания. Яркая красота и острый ум, способные обворожить любого. Но кому какая от этого радость? Всякий очарованный им попадал в ловушку — Ригель словно создан для того, чтобы придавать форму людям, гнуть их как металл. Он пугал меня, потому что не был похож на сверстников. Интересно, каким он станет, когда вырастет? Я представила на секунду и мысленно отшатнулась от жутковатого типа с ядовитым обаянием и глазами чернее ночи…
— Так и будешь на меня смотреть? — спросил он с сарказмом, прикладывая кубик льда к кровоподтеку на шее. Расслабленный, небрежный, властный, прогоняющий меня вон. Такой же, как всегда.
Прежде чем я смогла восстановить внутреннее равновесие и убежать от него, я произнесла: — Почему?
Ригель приподнял бровь.
— Почему что?
— Почему всегда решаешь ты?
Он пристально посмотрел мне прямо в глаза, будто что-то осознавая в этот момент.
— Думаешь, в жизни что-то когда-нибудь зависело от меня? — медленно произнес он, выделяя тоном каждое слово и продолжая буравить меня взглядом. взглядом.
— Да, — ответила я тихо, чувствуя, что от моей смелости не осталось и следа. — Это ты постарался, чтобы все так сложилось… В тот день ты играл на пианино.
Глаза Ригеля горели неприятным блеском.
— Играл ты, которого все всегда хотели усыновить и который никогда не позволял забрать себя из приюта!
Семейные пары наведывались в Склеп довольно редко. Они смотрели на детей, изучая их как бабочек в инсектарии, и больше внимания доставалось маленьким детям, ведь они намного симпатичнее, у них ярче окрас. Но потом замечали его — с чистеньким личиком, спокойного — и, кажется, забывали об остальных детях. Они как будто видели диковинную черную бабочку и замирали в восхищении от ее больших глаз и красивых бархатных крыльев. Любовались тем, как грациозно двигается этот мальчик в толпе неуклюжих детей.
Ригель — коллекционный экземпляр, единственный в своем роде. От него не веяло сиротством, как от других детей; он был окутан ореолом печали, которая ему очень подходила. Однако каждый раз, когда кто-то изъявлял желание его усыновить, Ригель, похоже, предпринимал все возможное, чтобы этому помешать. Делал пакости, убегал, капризничал. И в конце концов потенциальные родители уходили восвояси без ребенка, не подозревая, на что способны эти руки, скользящие по белым клавишам пианино.
Но в тот день он привлек к себе внимание, вместо того чтобы, как обычно, уйти в тень.
Почему?
— Тебе точно пора спать, бабочка, — сказал он тихим насмешливым голосом, — ты полусонная и уже ничего не соображаешь.
Вот что он
