В один прекрасный день она решила говорить меньше, возможно, кто-нибудь это заметит, и тогда спросит:
– Детка, а что ты такая молчаливая?
Или:
– Клыска, что с тобой такое делается?
Но никто не спросил, все слушали только Идену и были довольны, что она так хорошо со всем справляется.
А Сара знала, что она бездушная эгоистка, и это знание доставало ее еще сильней.
– Наша девочка взрослеет, – говорил отец, в то время как Идена извергала из себя миллионы слов, махала при этом руками, и от нее невозможно было оторвать глаз, а Сара молчала.
– Доченька, ты созреваешь, – говорила мама, и план Сары, что надо больше молчать и тогда все обратят внимание на ее странное поведение, сгорел как свеча.
Ну и что, в конце концов, она могла? Она не была так красива, и так умна, и так хороша, а также не была так несчастна, как Идена.
У нее были родители и проблемы с челюстью. И вдобавок в минуты стресса или от избытка радости ей случалось не выговаривать «р».
Однако Сара любила Ирену. Ирена была старше, знала, что делать, чтобы нравиться мальчикам, знала, как попасть в театральную школу, знала, как стать хорошей актрисой, и знала, что на Сару можно всегда рассчитывать.
* * *
Однако в последнее время Сара взбунтовалась.
Особенно против использования ее как няньки по требованию. А бунтовала не потому, что не хотела лишний раз поиграть с Матеушем, а потому, что хотела своих детей.
* * *
– Клыска, – в этот раз голос Ирки звучал радостно.
И Сара глубоко вздохнула, так как был только вторник.
– Это я.
– О, как я рада тебя слышать! – Голос зазвучал еще радостней.
И Сара вздохнула еще глубже.
– Ну, говори, – приветливо отозвалась она, желая загладить свою беспрецедентную колючесть во время их последнего разговора.
– Знаешь, дорогая, как это хорошо, что я могу на тебя рассчитывать, – из уст Ирены вырвался поток слов, который Сара сейчас не смела остановить. – Они позвонили мне… с телевидения! и там происходит такоооое… они записывают какие-то там разные… и вообще, откуда эта перемена в моей жизни?.. ведь я всегда мечтала об актерской карьере, а когда на меня навалился успех…
Сара прижала трубку плечом и поудобнее устроилась в кресле. Разговор обещал быть долгим.
– …ну вот, и я должна придумать какое-нибудь желание, и они его должны исполнить.
– Попроси у них для меня большую квартиру, – нагловато хмыкнула Сара.
– Ха-ха-ха, – радостно рассмеялась Ирка. – Хорошо! Я расскажу об этом в театре, вот будет смеху! Я тебя спрашиваю серьезно. Что, если я буду петь? Хотя я и так пою, сейчас ведь каждый поет! А лучше не перебивай меня!
Сара и не собиралась ее перебивать. Ей это и в голову не приходило.
– И не станцую, хоть я и танцую хорошо, опять же теперь каждый танцует. Как ты считаешь, что я еще могу сделать? Там уже все-все-все было! Люди прыгали с верхотуры на резиновом канате, хотя я никогда бы не прыгнула, а одна женщина прыгнула и вошла в землю по пояс, я видела по телевизору. И теперь сама не знаю, зачем я приняла это приглашение… Ну ничего не могу придумать! Или ты мне поможешь, или я пропала! – Тон Ирки постепенно приобретал опасные модуляции. – А я должна сделать то, что может изменить мой образ, то есть представление обо мне.
– Поработай уборщицей, – вырвалось у Сары (ах, холера, она должна себя сдерживать, а не нести все, что лезет в голову), и добавила вопреки себе: – Это, наверное, изменит твой портрет.
У Ирены была домработница, сама же она никогда не убиралась, только на кухне, да и то потому, что любит готовить, правда, это случалось нечасто.
– Не шути, хотя Родович[1] уже мыла машины. Так неужели ты думаешь, что я пойду по ее стопам?
Нет, такое Саре не приходило в голову.
– Уже играли в гольф, катались на скутерах, стояли как памятники! А я актриса, у меня должно быть что-то необычное, Клыска, я тебя прошу!
Мои родители хорошо устроились, подумала Сара. Сами три года назад переехали в Варшаву. Отец получил там отличную работу, и Идена звонит им, чтобы рассказать, как она ужасно скучает. Могла бы звонить мне, что она без меня скучает, это лучше, чем без конца о чем-нибудь просить.
Ну ладно. Возможно, она не назло мне стала актрисой. Возможно, наоборот, я хотела поступить в театральную школу, потому что ей это удалось?
Но почему она так подло меня использует?
– …и даже ловили рыбу, – продолжала Идена. – А я актриса! Я хочу играть! Или, может быть, лучше я в самом деле запою или станцую, как ты считаешь?
– Успокойся с этими песнями и плясками, замордуешь себя насмерть. Пусть тебе дадут сыграть последнюю сцену из «Касабланки» вместе с Брэдом Питтом или Дорочинским, и тогда пусть отваливают, придурки, – от полной безнадежности с раздражением бросила Сара.
– Ты гениальна! Ге-ни-аль-на! – заорала в трубку Ирена и разъединилась.
* * *
Понятно, что Сара была гениальна. Если бы она выговаривала «р», ее кузина звалась бы Ирена Крамак, но теперь на афишах повсюду пестрело Идена Крамак, и каждый, абсолютно каждый журналист, с момента, когда Ирка стала популярна, спрашивал: откуда у нее такое необычное имя? А Ирка отвечала, конечно, что это семейная тайна, ибо знала, что таким ответом подогревает интерес медиа к себе.
Хотя, по мнению Сары, уж коли Ирена уперлась, чтобы изменить имя, могла бы изменить и фамилию, по случаю десятилетия правильного произношения Сарой буквы «р». Можно взять совсем детские годы, когда Сара говорила о кузине «Иена Каймак» – сейчас это было бы более чем эффектно!
В отместку за Клыску!
Сенсационная новость
Сара разложила диван и вошла в ванную комнату. Налила воды в ванну и положила телефон на полочку под зеркалом. Было одиннадцать. Яцек должен был позвонить около десяти, но, наверное, не мог, так как его сотовый давно был выключен.
После случая два года тому назад с несчастной Гражиной и первым женихом, которого она безрезультатно хотела стереть из памяти, Сара знала одно: во-первых, нельзя доверять никакой женщине, дружбы между женщинами не существует, а во-вторых, вопреки добрым советам бабушки, нельзя думать, что каждый мужчина окажется сукиным сыном, иначе тогда так и происходит.
Нужно только мужчин воспринимать соответственно.
Сара налила несколько капель розового масла, и по маленькой ванной распространился приятный запах. Яцек уже скоро вернется. Сара усмехнулась про себя. Она не любила, когда его не было, но они оба любили встречаться после разлуки. Закрыла глаза и, хотя не почувствовала приятной дрожи желания, подумала, что это хороший момент для любви – за пару дней до овуляции, и тогда может исполниться ее самое главное желание. Наконец у них будет ребенок. Желанный, любимый, абсолютно собственный. Им не хватало только этого для полного счастья.
* * *
Вообще-то это было не совсем правдой. У Сары было еще одно желание, которое она тщательно прятала и в котором не призналась даже Яцеку.
Она мечтала о работе на радио. Радио, на ее взгляд, давало неизмеримые возможности, каких, например, не было на телевидении. Радио было интимным разговором, радио было магией, потому что никто тебя не видит, во внимание принимается только говорящий, что он скажет и как скажет, и почему он это скажет, а не как выглядит, какой длины у него ноги и какой объем талии.
Конечно, Сара понимала, что не подходит для работы на радио. После института она обратилась на радиостанцию «Вместе», которая объявила набор. И тогда она услышала:
– Ну, нет. Не переоценивайте себя. Радио нужна индивидуальность, а вы…
На ее правильный выговор никто не обратил внимания. Ничего удивительного, все журналисты говорят так, будто у них забит нос или они жуют комки одноразовых носовых платков. Если бы ей кто-нибудь сказал:
«К сожалению, с вашим произношением…»
Но было хуже. Оказалось, что она женщина без индивидуальности.
Очень смешно, очень!
* * *
Ее разбудил звонок Яцека.
– Дорогая, мы только что закончили, но у меня для тебя сенсационная новость. – Яцек радовался, как ребенок, и это в его голосе она почувствовала сначала и уж потом сообразила, что он, должно быть, выпил, и не меньше пары бутылок пива. – Я тебя люблю, Птичка, наша жизнь абсолютно изменится, – сообщил он, а она усмехнулась, потому что знала, что он имеет в виду.
– Я тоже тебя люблю, – пробормотала она и упала щекой на подушку. Она была счастлива, счастлива по-настоящему.
Это значит, что Яцек созрел для отцовства. На что она рассчитывала с начала их брака.
Наконец-то!
Сара прижалась к ярко-желтой подушке и заснула с улыбкой на губах и прекрасным ребенком, в воображении таким же прекрасным, как Матеушек.
И когда она улыбалась про себя, то позволила себе помечтать и о другом.
Конечно, после всего этого, ну совсем уже потом, когда-нибудь, когда она вырастит ребенка… как-нибудь однажды люди выключат радио и поищут определенную радиочастоту, именно ту, на которой будет ее передача. И для них не будет ничего более важного, чем слушать, что скажет им Сара… Сара Земба. Но что за ужасная фамилия… Как это будет звучать, когда она будет известной? Ну вот Сара Бирд, к примеру, это другое дело! Земба… Ох, это вопрос времени, наверняка ей придет в голову какой-нибудь необыкновенный псевдоним. Бирд, Бердзик – нет, нехорошо. Да, конечно, у Яцека много достоинств, он действительно такой… ответственный, но с фамилией ему не повезло.
