Тесть, Евдоким Фёдорович, совсем постарел, часто болел. Но она всегда чаще представляла всю семью вместе и улыбающиеся лица родных. Тесть больше молчал, но когда ему что-то нравилось он похваливал и её, и Парфирия, и детей ласково улыбаясь и поучая: «Молодцы, молодцы! А вот так-то будет лучше».
Да, было у кого поучиться и набраться опыта. А Парфирий постоянно любил возиться с детьми. Поначалу осторожно брал на руки, укачивал, клал в люльку, сделанную своими руками, а как только подрастали брал с собою везде. Любил всех. Улыбался, показывая свои белые ровные зубы, и щекой прижимался к их щёчкам. Когда появлялась на его щеках щетина, они сами тёрлись своими личиками и хохотали.
«Где он сейчас, мой милый? Во сне вижу, что идёт мне навстречу и никак не может дойти. Видно ему очень плохо, так же как мне без него?!» Анна очнулась, увидев, как дети босые бегут к ней на кухню, наперегонки и спрашивают: «Где, мама? Где, мама?» Она собрала всех около себя, обняла, прижала, поцеловала в щёчки каждого. Скомандовала, улыбаясь: «Ну, а теперь по очереди к умывальнику и одеваться, будем завтракать».
Когда наступили трудные годы гражданской войны, Анне наряду со всеми, пришлось пережить её ужасы. Ей всё хозяйство пришлось взять на себя. Остались немощные родители, и она с малыми детьми. Мужа мобилизовали, несмотря на то, что у них было четверо детей и пятым она осталась беременной. Парфирий знал, что она должна скоро родить, очень переживал. Вскоре, в декабре месяце, в самые Никольские морозы, родился мальчик, и назвали его в честь святого Николая-угодника, Николаем.
На руках у неё оказалось пятеро детей: два мальчика, две девочки и снова мальчик. Пока запасы у них в доме были – заготовленные вместе с мужем. В погребах и солёные грибы, и огурцы, и помидоры, и картофель. У скота корм был. Так что пока жили, но постепенно всё уходило: семья большая, и постоянно приходили соседи с просьбой о помощи; что можно было дать, тем Анна делилась.
Война подступала к их деревне. За околицей слышались выстрелы, взрывы. Деревня дрожала от взрывов, стрельба не прекращалась. Белая армия сражалась с Красной. Силы были неравные, то одна сторона не выдерживала натиска, то другая. Вскоре заалевший закат закрыло потемневшее облако. После каждого взрыва оно становилось всё больше и больше и обволакивало деревню.
Она надеялась, что, возможно, где-то рядом и Парфирий. После мобилизации о нём ничего не было известно. В каких он частях сражается? Где? В то время, по слухам, белые переходили в Красную армию, а красноармейцы в Белую. Шла настоящая братоубийственная война.
… Парфирий, находясь мобилизованным в рядах Красной Армии, верил, что она ведёт справедливую войну за обездоленных, защищая право на достойное существование человека. Войны никто не хотел, но было применено насилие, которое вынужденно вылилось в войну. Поэтому она была не злонамеренна и не бессмысленна. Она должна была принести добро людям. У неё имелась прекрасная цель. Он видел смысл в ней – ведь если обездоленный народ не будет отстаивать свои права, его ещё больше обездолят и раздавят. Его поддерживали товарищи по борьбе. И вместе с ними, они в часы досуга обсуждали эту тему не раз, находили, что борьба осмысленная. Но одновременно задавали себе вопрос: почему в битве за добро люди вынуждены совершать так много зла? Если так высока цена за справедливость, нельзя ли найти способ уравновесить чаши весов? Где наши учёные мужи, почему они допускают это? Война несёт разрушение, распоряжается человеческой жизнью во имя победы за право на жизнь… Эти рассуждения не нуждались в философских предпосылках, было ясно одно: раз власти не смогли обеспечить нормальное существование народа, то этим занялись военные.
Анна глубоко в душе переживала за Парфирия и в самом деле не знала, в каких частях он находится. Писем от него не было. Была общая мобилизация, и куда он попал, в какие войска, никто толком объяснить не мог. Какие должен выполнять приказы? По отношению к кому? А как быть с теми, от чьей руки погибли родственники, друзья? Состав Красной и Белой армий не так уж отличался друг от друга. Костяк командного состава Красной Армии составляло то же офицерство, а подавляющая часть Белой Гвардии состояла из крестьян, казаков, рабочих. Зачастую целые дивизии переходили из Белой армии в Красную. Вот и узнай, где кто?
10 июня 1919 года красные прорвали белый фронт у города Сарапула и Бирска. Помог в этом 21-й Колчаковский полк, перебивший своих офицеров и перешедший к большевикам. Белыми были потеряны в июле месяце Пермь и Кунгур. В сражениях за населённые пункты одерживали победу то Красная Армия, то Белая, и населённые пункты переходили по нескольку раз из одних рук в другие. В это время Парфирий бился далеко от деревни.
… Молодое красивое лицо её было спокойно, губы плотно сжаты. На лбу от её тёмных волос не осталось и следа. На фоне всей причёски седые, они, как ореол, окружили лоб, виски и уходили дальше, в узел закрученных на затылке волос. В этой жизни она рано поседела.
Анна наполняла медленно тянущееся время раздумьями. Над нею проплывали облака, разные по цвету и форме: то взъерошенные кони, то горы снега, то медведи, то среди них она видела себя и всю прошедшую жизнь, оставшуюся позади. Но она всегда останавливалась на одной и той же картинке: большой, высокий и надёжный муж, и около них все дети, плотно прижавшиеся друг к другу Она пыталась в облаках отыскать сходство с личиками своих детей, и в воображении ей это удавалось. Но облака быстро проходили, и снова в наплывающих снежных комьях она пыталась отыскать сходство со своим семейством. Ведь дома остались ни в чём не повинные дети, а свекровь, измотанная неурядицами и постоянными бедами, болела всё чаще и чаще. Следить за всеми детьми было трудно, хотя старшенькие помогали.
Так прошёл день. Смеркалось. Она старалась отвлечься от тягостных мыслей, вглядываясь в звёздную неподвижность неба. Появилась луна. Она была такая жёлтая, яркая, висела над ней, словно улыбаясь, и освещала дно ямы. Но скоро скрылась, и стало по-прежнему темно. Она присела на корточки, и перед ней снова поплыли события пережитых дней. Она постоянно задавала себе один и тот же вопрос: когда это кончится? Вот уже четыре раза деревня переходит от красных к белым, и в четвёртый раз её собираются расстреливать. И каждый раз задают один и тот же вопрос: в каких частях служит ваш муж? Где он? Раньше её выручали красные. Как только заберут её, и пойдут по деревне разговоры, что жён красноармейцев будут расстреливать, сразу появятся красные отряды и вытеснят белых.
Но вот на четвёртый раз кто ей поможет? Кругом тишина, не слышно стрельбы, а завтра снова допрос, а потом обещали расстрелять. На военную карту ставилась и её жизнь. Расстреливают за преступления, она их не совершала. А муж? Тогда все были на войне. Кто белый, кто красный даже не по своей воле, и в чём они виноваты? А вдруг он не красный – значит, белый. А может быть, его вообще нет в живых? При этой мысли её сердце защемило. Перед её взором предстали все дети. Они-то в чём виноваты? Что с ними будет? В приют их передадут или тоже расстреляют?
Ночь прошла в тревоге. Она постоянно вздрагивала от стуков, глядя наверх, в открытое пространство, похожее на небольшое окно, в звёздное небо. В синем небе звёзды мерцали, подмигивали, словно подавали надежду: «Ничего, выживем…» От тяжких раздумий, неудобства положения силы её таяли. Как сложатся события? Нельзя было загадывать не только на двое суток вперёд, но и на два часа.
Рассвело. Наверху послышался разговор нескольких человек: «Бери её за другой конец, я за этот, а ты посредине». Через несколько минут в яму опустили лестницу, за нижний конец которой она должна ухватиться и вылезти наверх. Она подчинилась и осторожно стала подниматься вверх. Почувствовала запах тепла и увидела, что кое-где по двору проступала зелень. Она не могла надышаться тем свежим воздухом наверху, который резко отличался от воздуха на дне ямы.
Скомандовали: «Руки назад, иди по дорожке к стенке». Поняв, что это конец, она закрыла лицо ладонями, постояла какое-то мгновение. Получив толчок дулом ружья в спину, она оторвала ладони от лица и зашагала тяжёлыми шагами убитого несчастьем человека. Она шла, но ноги её не слушались, и эта дорожка по двору казалась ей бесконечной.
Услышав команду «Стой», она остановилась. «Повернись». Повернувшись, она увидела против себя белого офицера и несколько солдат с ружьями, выстроенных в цепочку, друг около друга. Офицер вместо ружья держал белый платочек. Оцепенение ужаса глядело из ее немигающих глаз. От сильного потрясения слёз не было. Они застряли где-то далеко и не поступали к глазам.
Офицер обратился к ней: «Последний раз тебя спрашиваю, где твой муж? Сейчас взмахну белым платком и тебя не будет». Анна молчала. Она и раньше думала, хоть бы и точно знала, все равно бы не сказала ничего, не предала Парфирия. Её мозг был совершенно отключён. Подняла голову вверх. Посмотрев в небо, вспомнила слова из Библии: «Отцу Небесному не слабость угодна, а крепость духа».
