Их привезли под Симферополь, там госпиталь и обосновался до самого конца войны. Наскоро оборудовали палаты, стали поступать раненые. Принимая новеньких, медсестры всегда сообщали Полине, если появлялся кто-нибудь по имени Михаил. «Ее» Михаила среди них не было, но она не теряла надежду, что Миша жив и когда-нибудь они встретятся.
Поначалу Михаил писал домой, но письма шли медленно, почта часто задерживалась, часть, где он служил, постоянно перебрасывали с места на место. Когда письма перестали приходить совсем, он понял, что ждать ответа из блокадного Ленинграда бесполезно.
Из газет он узнавал, что войска Ленинградского фронта делают все возможное и невозможное, удерживая врага у городской черты. Немцам так и не удалось войти в осажденный город. Там находились все дорогие Михаилу люди – его родители, родители Поли и она сама. О ней он тоже ничего не знал. Смогут ли они выжить?
Михаил служил в пехотном батальоне, державшем оборону на подступах к городу. Рядом с Михаилом находился его друг Вадим Лавров. В передышках между боями они часто говорили о своих родных. Вадим тоже оставил дома невесту. Михаил поражал друга своей рассудительностью. Он умел дать дельный совет при выполнении боевых задач.
– Яростная атака уносит многие жизни, – говаривал он, – а добрый командир выигрывает малой кровью. Важно запугать врага неожиданными действиями, это результативнее фронтальной атаки.
Направляясь на выполнение задания, он непременно затачивал штык и примыкал его к винтовке:
– Не забывайте, – поучал он друзей, – штык всегда может пригодиться. Немцы боятся наших штыков, они в этом слабее нас, поэтому русских мало погибает в штыковой атаке.
Чтобы хорошо знать расположение противника, часто ходили в разведку. Михаил всегда говорил, что информации много не бывает. Надо уметь использовать любую – добытую перед боем, в бою и после него.
Зимой, когда в заснеженных полях между Доном и Волгой шли тяжелые бои, Михаил узнал, что блокада Ленинграда прорвана, и стал одно за другим писать письма домой. Долгожданный ответ пришел через месяц. От родителей он узнал и о пережитых ими тяжелых днях, и о Полине.
Пришли дни, когда враг стал отступать, наши войска уже прогнали его почти до самой границы. Михаил с удвоенной силой сражался теперь и за своих близких, едва не умерших в дни блокады, и за погибших друзей, с которыми сроднился в боях, и за Полину, выполнявшую трудную и ответственную работу…
В бою на подходе к реке Висле Михаилу оторвало кисть левой руки. Подбежавшая медсестра пыталась остановить кровь, но ничего не помогало. Последнее, что он помнил, были слова медсестры:
– Срочно в госпиталь. Много крови потеряно. Конец непредсказуем.
Потом он увидел склонившегося над ним врача – майора медицинской службы и услышал его вопрос:
– Ну что, очнулся? Как себя чувствуешь?
Только теперь Михаил понял, что на фронт ему уже не вернуться: винтовку в одной руке не удержишь. Как только ему стало лучше, он написал письмо Полине. Адрес симферопольского госпиталя сообщили ему родители.
Полина, как обычно, принимала раненых, назначала процедуры, иногда выполняла операции – и все думала о Мише. Война уже подходила к концу, а они не только не смогли встретиться на фронте, но и писем не получали друг от друга. Где он сейчас? Хоть бы что-нибудь узнать…
Однажды, погруженная в такие невеселые мысли, она сидела в своем кабинете. Вдруг без стука к ней вбежала запыхавшаяся медсестра Надя:
– Полина Парфирьевна, письмо!
Полина в оцепенении смотрела на треугольничек письма в ее руках и молчала. Тогда Надя обратилась по всем правилам:
– Товарищ майор медицинской службы, вам письмо.
Полина очнулась и взяла его. Вскрывать боялась – что там? Только узнав почерк Михаила, стала лихорадочно разворачивать листок. Значит, живой, живой! Это его рука.
В письме Михаил коротко рассказывал о себе, о ранении, жалел, что не придется ему дойти до Берлина, а заканчивал письмо так: «Любовь моя, Полина, очень жду осуществления намеченных нами планов. Надеюсь на скорую встречу».
Дочитав письмо, Полина долго стояла, прижав его к груди, а потом бросилась просить командование, чтобы ее отпустили к Михаилу. Ей отказали: замену сейчас не найти, война скоро закончится, определишь своих подопечных в настоящий госпиталь, тогда и отпустим. Она осталась и каждый день в душе молила Бога, чтобы скорее заканчивалась война, чтобы ничего уже не случилось с Мишей, чтобы увидеть, наконец, родителей.
И вот свершилось. Сочный голос Левитана девятого мая 1945 года объявил по радио победу над фашистской Германией. Полина никогда столько не плакала в свой день рождения. Впрочем, плакали от счастья и радости все. Раненые кричали, поднимая вверх костыли, лежачие жали руки подходивших товарищей и желали друг другу побыстрее выздороветь. Теперь одна дорога – домой! Срочно готовились документы к выписке. Легко раненные, кто мог передвигаться, уходили сами, для других заказывали коляски, вызывали родственников. Оставшихся определили в стационарную больницу…
Наконец Полина была свободна. Домой она летела как на крыльях – скорее бы увидеть всех своих!
Михаила выписали из госпиталя в самый день Победы, девятого мая. Приехав домой, он прошелся по улицам Ленинграда, где когда-то прогуливался вместе с Полиной. Тех мест было не узнать: многие дома, создания Растрелли, Росси и других великих зодчих, были разрушены. Теперь все это надо было воссоздавать.
Настал день, когда все родные пошли на вокзал встречать Полину. Первым к вагону подбежал Михаил, он снял ее со ступенек, крепко прижал к себе правой рукой, а левую спрятал за ее спину и сказал: «Моя победа приехала».
Свадьба, назначенная четыре года назад, состоялась.
Шло время. У Полины и Михаила родились три сына и дочь. Пошли внуки. Когда они расспрашивали деда о войне, он был немногословен, говорил, что кто по-настоящему воевал и видел, как кровь лилась мешками (это его выражение), тот о войне никогда рассказывать не будет. Еще раз переживать все, пропускать через сердце слишком тяжело. Он старался вспоминать только хорошее: о мужестве, о верных друзьях, о победе.
Они с Полиной прожили 40 счастливых лет, участвовали в восстановлении города. Последние годы Михаил часто болел, давали о себе знать старые раны. Иногда он поговаривал о смерти, настаивал:
– Ты меня похоронишь, а сама должна дождаться правнуков. Им без тебя будет трудно. А тебя похоронят дети – вон какие у нас хорошие ребята и внучата. Я горжусь ими. Не зря мы с тобой прошли вместе по дорогам войны.
Но Полина неизменно отвечала:
– Не смей умирать, держись. Мы еще пригодимся.
И он соглашался, не уставая удивляться разумным словам своей подруги.
БЕССОННИЦА
К 65-летию прорыва блокады Ленинграда
От фар машин, бегущих по дороге,
В ночном окне играет тень вершин.
Спать не дает и создает тревогу
Звук от колес, состарившихся шин.
Напоминаньем о блокадных днях,
Колючей болью в сердце отдается.
Мне страшно…Приближается война…
Вдруг свет прожекторов в окно ворвется?
К утру светлеет мысль. Уходит бред.
Слабеют днем мои воспоминанья.
Пусть солнечный и яркий брызжет свет,
А тень беды уходит из сознанья!
