Димка сиял, как медный пятак. Он возбужденно рассказывал матери, как тащил рыбу, как помогал ему дядя Максим. Показывал, как ловко Гром сумел схватить леща. И даже просил Елену Петровну, чтоб собаке позволили побыть на кухне.
А вокруг стола, на котором лежали плотвички и подлещики, выловленные дядей Максимом, задрав хвост, ходил Котяш. Он мурлыкал, терся у ног Елены Петровны, предчувствуя, что и ему кое-что перепадет сегодня.
Включили радио. Из Москвы началась праздничная передача.
— Вот что, мужчины, — сказала Елена Петровна, — проходите в комнату. Я вам сейчас селедочку приготовлю, грибков поставлю. Так уж и быть, по случаю праздника возьмите по маленькой.
Пока Елена Петровна жарила рыбу, Антон Валентинович и дядя Максим налили по стопке и, стоя, выпили за фронтовые дни, за боевых друзей…
Чего только не узнал Димка в тот вечер. Затаив дыхание, он слушал рассказы дяди Максима о танковых атаках, о верных друзьях-товарищах, о том, как шли в бой танкисты под Великими Луками, а затем сражались в Польше на Сандомирском плацдарме. Там, где дядя Максим третий раз горел в своем танке. Горел, да не сгорел. Сидит он за столом, покуривая свою цигарку, и задумчиво смотрит в окно. А за стеклами мельтешат первые в этом году снежинки.
Снега и бураны
— Мама, ты посмотри, какой снег валит, — сказал Димка, собираясь в школу. — Ну, прямо ничего не видно. Ни забора, ни дерева — ничего…
— Вижу, Димочка, вижу. Ты, сынок, кончай завтракать побыстрее, а то опоздаешь.
Снег валил весь день.
На последней перемене Димка услышал по радио экстренное сообщение:
«Внимание, внимание! Говорит городская комиссия по борьбе с непогодой. По сведениям метеослужбы, приближается снежный буран. Ветер ожидается до тридцати метров в секунду. Руководителям детских учреждений и школ! Примите все меры для безопасности детей. Возможны перебои в подаче электроэнергии. Вниманию руководителей пригородных колхозов и совхозов! Срочно обеспечьте все животноводческие фермы запасами кормов… К городу приближается снежный буран. Руководители фабрик, депо, автобазы, примите меры для бесперебойной работы своих предприятий…»
В гардеробе, куда привели учеников младших классов, стоял страшный галдеж. Ребятишки толкались и шумели. Старшеклассники помогали им одеваться. Димка и Сашка тоже оделись и пошли к выходу из школы. В репродукторе что-то вновь щелкнуло, и раздался девичий голос: «Внимание! Комсомольцам собраться в актовом зале. Внимание! Всем комсомольцам собраться в актовом зале…»
— А нам, пионерам? — недоуменно спросил Димка.
И как бы отвечая на этот вопрос, девичий голос продолжал:
«Вниманию пионеров! Проводите учеников младших классов домой. Пионеры! Проводите учеников младших классов…»
Димка и Сашка пришли домой с большим опозданием.
Они разводили но домам второклассников. Правда, за большинством ребят, особенно первых классов, мамы и папы сами пришли в школу. Последней друзья отводили крепенькую, похожую на боровичка, первоклассницу. Заправляя под капор толстые, связанные баранками косы, девочка скороговоркой сообщила, что зовут ее Светой, а папу Василием Николаевичем, что сегодня он в командировке, а мама, зовут ее Евгенией Петровной, работает на заводе, где делают ситро, лимонад и куршон.
— Не куршон, а крюшон, — авторитетно поправил ее Сашка.
— Это мне трудно быстро выговорить, — бойко ответила Света и вдруг начала командовать: — Ну, что же вы стоите? Ведите домой, а то бабушка будет беспокоиться. Пошли скорее!
Друзья довели Свету сквозь сплошной снегопад к домику, стоящему у железнодорожного переезда. Сашка успел даже договориться со Светой о том, что они сходят на завод и попробуют этого самого крюшона.
Назад к своей улице брели против ветра. А он действительно с каждой минутой становился все крепче и крепче.
Мама не упрекала Димку. Она уже знала, что пионеры разводят по домам ребятишек из младших классов, что старшеклассников, как и всех комсомольцев города, мобилизовали на расчистку улиц у хлебных магазинов, аптеки и больницы. Она знала, что большинство молодежи уже вышло с лопатами на станционные пути.
А снег валил и валил. Ветер свистел в щелях забора, гудел в печной трубе. Иногда его порывы были такими сильными, что весь дом начинал дрожать.
— Мам, а папа где? Я его в школе не видел.
— Мне сказали, что он еще утром пошел в райком партии. Сегодня все коммунисты считают себя мобилизованными.
— Я тоже пойду.
— Куда? Ветер подхватит так, что сразу за Неманом очутишься. Ты уже свои обязанности выполнил.
— Пусти, мам… Я только воды принесу.
— Ну ладно, смотри, будь осторожен, — разрешила Елена Петровна.
Димка быстро натянул мамин полушубок, нахлобучил шапку-ушанку, взял ведро и вышел на крыльцо. Здесь было тихо. Стена дома защищала от ветра.
Но как только Димка спустился с крыльца, сделал несколько шагов по дорожке к колодцу, сильный порыв ветра толкнул его в спину, вырвал из рук ведро. Едва удержавшись на ногах, он бросился следом и сразу же очутился по пояс в сугробе… Димка испугался, чуть не закричал: «Мама…» На четвереньках добирался до спасительного крыльца. Отдышался, обнаружил, что куда-то исчезли шапка-ушанка и варежка с левой руки. Открыл дверь на кухню и услышал негодующий голос матери:
— Ну что, Аника-воин! Ни шапки, ни ведра! Раздевайся быстрее. Ты же весь в снегу. Боже мой, и за воротником, и в рукавах. — Она сдернула с его ног валенки. — И сюда снегу набилось.
— Мам, ну и ветрище, прямо через голову переворачивает.
Димка залез на теплую печную лежанку. Там уже прочно обосновался Котяш. Он даже зашипел на Димку: «Чего, мол, лезешь, я здесь хозяин». Но Димка приласкал Котяша, и тот довольно замурлыкал, прижимаясь к мальчику.
По радио в этот вечер несколько раз предупреждали о том, что ветер будет усиливаться. В конце одной из передач сообщили, что в школах на следующий день занятий не будет.
Димка обрадовался. Да и какой мальчишка не рад погулять лишний денек. Правда, шапку унес ветер. Но он вспомнил, что у отца есть старая, запасная. Конечно, ее можно будет надеть. Да как упросить маму, чтобы утром пустила на улицу? Скажет, что надо ведро разыскать… Ведро… Димка уснул под мурлыканье Котяша.
Проснулся рано. Прислушался. За стеной продолжал гудеть буран. Тихонько спустился с печки, вышел на кухню и зажег свет. Напился воды, начал надевать валенки.
— Куда? — донесся из спальни голос матери. — А ну- ка, валенки на место. И носа не смей высовывать на улицу. Хватит мне, что всю ночь не сплю, про отца думаю. А тут еще ты…
Почти весь день Димка провел у окна. Он пытался разглядеть собачью конуру, где спасались Гром с Ивашкой. Мама вчера им в будку миску с водой поставила и кастрюльку с остатками обеда. Сыты будут.
К полудню ветер стал затихать. Пришел домой Антон Валентинович. Усталый, немногословный. Лишь сказал, что почти сутки провел у телефона, принимал сводки о борьбе с непогодой.
Поел и пошел отсыпаться.
Наконец мать выпустила Димку во двор. Он вышел и ахнул: сугробы стояли вровень с заборами. Виднелся лишь след от калитки к дому, верно, отец пробивался к крыльцу по пояс в снегу.
Димка схватил деревянную лопату и прямо от крыльца начал пробивать ход к собачьей конуре. Снег замел ее полностью.
Не успел он пройти несколько метров, как увидел возле конуры что-то черное, живое. Присмотрелся: да это же Ивашкина головка. Вот она повернулась, вытянулась вверх. Ивашка помогал себе и крыльями и лапками. Наконец выбрался и прилетел к крыльцу.
— Крум, крум, — одобрительно прокаркал Ивашка, глядя, как Димка расчищает дорожку.
— Ну что, Ивашка, пересидел непогоду? А где Гром? Бросил своего друга?
— Крук, — недовольно ответил ему ворон и застучал клювом в дверь. Димка впустил птицу в кухню и вновь принялся за работу.
Работа оказалась нелегкой. Ветер за сутки так утрамбовал снег, что лопата с трудом проходила в его глубину.
От калитки раздался свист. Димка увидел Сашку Воробья. Тот был на лыжах. Без труда перемахнув через забор, он подъехал к Димке.
— Пошли кататься. Снегу намело-о-о. Я уже на Немане был. Речка не замерзла, только шуга идет. Пошли, Димка.
— Не могу. Надо Грома откопать. Ивашка сам вылез. На кухне отогревается. А Гром в будке сидит.
Сашка, как истинный друг, быстро сбросил лыжи.
— Давай вторую лопату! Это мы мигом.
«Миг» продолжался больше часа. Ребята изрядно устали, прежде чем добрались к конуре.
— Гром, Гром… Ты жив? — обеспокоенно крикнул Димка, когда лопата заскребла но стенке.
Из конуры послышался радостный лай, и пес, головой пробив снежную пробку, закрывавшую лаз в будку, выскочил на снег, лизнул в лицо Димку и Сашку, а затем начал озираться вокруг.
