Ивашки с Громом вблизи не было, как видно, промышляли на берегу в кустах тальника. Димке захотелось пробежаться, погреть ноги, зябнущие в тесноватых валенках. Он смотал свою удочку, положил ее в ящик, собрал туда же свой и отцовский улов. Ветерок, тихий вначале, стал крепчать. Потянула поземка. Начали снимать ставки и отец с дядей Максимом.
Антон Валентинович снова подошел к своим гостям. Димка услышал конец разговора:
— …Вот только где машину поставить? Снегу столько намело, что мы ворота второй месяц не открываем.
Дядя Максим, укладывая пойманных щук в свой рюкзак, добавил:
— На улице постоит. У нас пропаж не бывает. Воришка лишь один есть — вороненок Ивашка — черная рубашка, а ваш «Москвич» ему не по клюву.
На том и порешили. Вениамин Иванович уступил свои лыжи Димке, а сам пошел вместе с остальными рыболовами по проторенной тропинке к дому Бодренковых. Анатолий заскользил к мосту, где стоял «Москвич». Следом за ним — и Димка. Какой же мальчишка не захочет покататься на машине. Тем более, что у «Москвича» уже похаживал Сашка Воробей. Он уселся рядом с Димкой на заднем сидении. На капоте машины лежал слой снега. Ивашка прочно обосновался на этом насте. Он лишь взмахивал крыльями, когда «Москвич» подпрыгивал на дорожных выбоинах. А за машиной бежал Гром.
Как варят уху
Анатолий Вениаминович с помощью ребят устроил «Москвича» у ворот Бодренковых. Они спустили воду из радиатора, протерли замшевыми тряпками стекла и натянули на машину чехол, который достали из багажника.
Когда, покончив со всеми хлопотами, распрощавшись с Сашкой, которого мать позвала ужинать, Димка с Анатолием вошли в дом, на кухне уже царило веселое оживление. Вениамин Иванович сразу покорил сердце хозяйки. Сняв полушубок, под которым оказался байковый лыжный костюм, он повязал запасной передник Елены Петровны, достал из кармана острый рыбацкий нож, придвинул табуретку к ведру с картошкой, и тонкая-тонкая кожура начала виться в его проворных пальцах.
Елена Петровна говорила, что, мол, сама справится, а в то же время укоризненно поглядывала на мужа и Димку. «Вот видите, гость, а мне сразу помогать принялся».
Антон Валентинович тут же натянул полушубок и с ведром направился к колодцу. А Димка, захватив кастрюлю с кормом, приготовленным для петушков, побежал в сарай.
Когда он возвращался, Ивашка попытался юркнуть за ним в кухню, но в руках Елены Петровны мелькнул веник, огорченный вороненок повернул к конуре, куда уже успел залезть Гром.
А за кухонным столом вовсю хозяйничал Вениамин Иванович.
— Аленушка, разреши мне самому уху сварить. По закону рыбацкому: кто меньше поймал, тот и рыбу чистить должен.
Говорил это, а сам уже бросал вычищенных окуньков и плотву в подготовленный Еленой Петровной чугунок.
— Ты, Дима, едал когда-нибудь царскую уху? Нет? Вот сегодня я такую и состряпаю. Эх, ершиков бы пару сюда!
— А у меня есть и ершики! — воскликнул Димка. — Их позавчера Сашка Воробей наловил и со мной поделился, — для Ивашки.
— Вот и полный набор будет, — обрадовался Вениамин Иванович.
Димка принес полотняный мешочек с десятком ершей.
Дядя Максим и Анатолий Вениаминович, покуривая, сидели в стороне и о чем-то вполголоса разговаривали.
А Димка во все глаза смотрел, как чародействовал Вениамин Иванович. Тот сложил в чугунок мелкую рыбу, залил водой и попросил хозяйку поставить в печку. А сам принялся чистить очередную порцию, выбирая окуней и плотву покрупнее.
Перепало немало и Котяшу, который уже давно, мурлыча, терся о валенки Вениамина Ивановича.
— Вот в Сибири мы однажды уху варили, так в третью порцию у нас заложен был хариус, да и таймень в котел пошел. Ну что ж, заменим их щучкой.
— Вы, дедушка, покрупнее возьмите, вон ту, — не утерпел Димка.
— Э-э, нет, внучек, ту, что покрупнее, хозяйка зафарширует. А вот эту, небольшенькую, мы и положим в уху. Сахарная.
Елена Петровна очистила пару луковиц, нашинковала моркови, достала пряности.
— Ну как там, хозяюшка, окуньки да ершики, видать, сварились?
— Кипят уже.
— Глаза побелели, значит, готовы. Дайте-ка мне дуршлаг.
Вениамин Иванович процедил юшку, а мелочь, вывернув в миску, протянул Димке:
— Вот остынет, своим дружкам, Ивашке да Грому отнесешь, пусть и они полакомятся. Теперь заложим вторую порцию. — Он опустил в чугунок окуней и плотвиц. — И снова в печку! А мы отдохнем тем временем, папироску выкурим. Правда, здесь и без меня дымокуров хватает. Ты их гони, Елена Петровна, пусть промнутся с сынком моим. Эй, Анатолий, пройди посмотри, где тут магазин ближайший расположен.
— Да что вы, Вениамин Иванович, — сказал старший Бодренков. — Что надо, и у меня в доме найдется.
— Мы это знаем, мы это чувствуем, но и ему не помешает разведку ближнюю произвести.
Дядя Максим и Анатолий быстро собрались и позвали с собой Димку. Но Вениамин Иванович его не отпустил.
— Сами, сами идите, а он пускай у меня кулинарии поучится. Пригодится в жизни эта наука юному рыболову-спортсмену. Так, Дима?!
Вскоре и вторая порция ухи была готова. И ее Вениамин Иванович процедил через дуршлаг, вывалив в миску разваренную рыбу.
— Вот теперь заложим сюда картошки и крупы добавим пару ложек. Елена Петровна, чугунок поглубже задвинь, побыстрее сварится… Я бы и сам с ухватом управился, но обычай у нас исконный — печкой хозяйка распоряжаться должна… Ну, Димушка, рыбка эта остыла, а ее ведь ждут, не дождутся и птица и собака.
Димка схватил миску и выскочил на крыльцо. Ему все больше и больше нравился дедушка Вениамин. Говорил все время мягко, не приказывал, вежливо намекал, сделать надо, мол, то-то и то-то, и подчинялись ему беспрекословно.
Конечно, Ивашка с Громом обрадованно выскочили из будки, почуяв запах рыбы. Вывернув рыбу в корытце, Димка заторопился назад в кухню.
И не зря. Дедушка рассказывал матери, как в прошлом году на своем выносливом «Москвиче» они с сыном проехали по Кемеровской области, побывали в Прокопьевске, познакомились с тамошними шахтерами, тоже завзятыми рыболовами, и ловили с ними рыбу на Чумыш-реке. Особенно тепло вспоминал машиниста шахтного подъемника, белоруса Бориса Константиновича. Живет тот далеко от своей родины, домик построил, семью завел, дочек растит — Любу и Лиду. На «Яве» с коляской возил он Вениамина Ивановича на реку и озера. Ловили они с надувной лодки, и уловы были хороши.
— Вот так получается, — говорил Вениамин Иванович, — Борис — белорус, а живет в Сибири, а я сибиряк — коротаю свой век у вас.
Под этот разговор в чугунке сварилась и картошка, и крупа. Вениамин Иванович разрезал на куски самого большого окуня и «сахарную» щучку, опустил в чугунок и уж теперь заправил уху луком и прочими специями. И чугунок вновь отправился в печку.
К возвращению мужчин из магазина уха была готова.
С бесхитростной детской прямотой Димка спросил вдруг:
— Дедушка, а дедушка, сколько вам лет?
— Я, внучек, родился в прошлом столетии. Солдатом был в первую мировую. А силушка еще… — Он неожиданно подхватил Димку под локти и поднял вверх. Подержал минуту, опустил бережно и продолжил; — А силушка, видишь, еще есть. А почему? Встаю с петухами, с солнышком. Днем не прилягу ни разу. Вот то-то.
Потирая исподтишка свои локти, занемевшие от крепкой хватки дедушки Вениамина, Димка решил про себя: «Буду и я вставать с петухами, как дедушка».
А тот продолжал:
— Повоевал за царя-батюшку, потом в Омске в депо работал. И снова воевал. Против адмирала Колчака. Хотел, видите ли, правителем верховным стать, нас в бараний рог свернуть. Да крепка косточка рабочая оказалась: не по зубам адмиралу. Мы его под Иркутском и скрутили…
Памятный вечер
Между тем ужин был готов, стол накрыт. Мужчины палили себе по чарке, по Вениамин Иванович отказался:
— Приемлю лишь трижды в год: в День Победы, в годовщину Великого Октября и когда со старым годом прощаюсь. Да и то по одной рюмке. — Он бережно вынул из чугунка куски рыбы и сложил их на блюдо. — Вот теперь, хозяюшка, налейте каждому по тарелке, а потом и рыбкой закусим… Давай, Дима, мы с тобой начнем.
Уха была отменной. Димка и от любимой селедки с луком отказался, и на сало, нарезанное тонкими ломтиками, не посмотрел — с большим удовольствием съел тарелку ухи, а потом еще и ладный кусок рыбы.
— К такому угощению, — проговорил Вениамин Иванович, разглаживая свои пушистые усы, — и беседа должна быть интересной. Вот давайте, друзья, пусть каждый расскажет о самом памятном дне в своей жизни. Начнем с хозяина. Прошу, Антон Валентинович.
Димка был разочарован, ему хотелось, чтобы дедушка Вениамин рассказывал, а тут — папа. Ну что он расскажет?.. О школе что-нибудь…
Антон Валентинович глубоко задумался.
