Но, минут через пятнадцать у него, как у преподавателя Жорика, была лекция. Здесь, в этом корпусе. Аудитория может оказаться закрытой, и тогда потребуется спуститься на вахту за ключом. «Ну, я еще не спешу выручать коллегу и лезть на танк грудью по другой простой причине: Каринка штучка ещё та, – оправдывался сам перед собою мнимый преподаватель. Вернее, отчаянно пытался оправдаться. – Недавно «подставила» меня шефуле, декану, сказала, что пусть, мол, Георгий Владимирович методичку новую напишет по культурологии – это ничего, что до него десятилетиями никто этого не делал. Он, говорит, человек молодой, полный энтузиазма… Премного я ей благодарен!
Методичку-то я написал. Понес в методический отдел. А там такие курвы сидят – одна в одну. Смотрят, как на врага народа. Оказывается, литературу надобно указывать – не старее пяти лет давности. Но, в то же время, чтобы такая в нашей библиотеке была. Ну, и что я им укажу, к примеру, по искусству Индии? Все книги в библиотеке, те, которые с иллюстрациями и хорошим текстом – гораздо старее. Поэтому, остается только один учебник издательства «Сорос», написанный непонятно о чем и непонятно для кого, и другой учебник с названием «Культурология», из разряда «Ликбез для недоумков», написанный, с моей точки зрения, для младшего школьного возраста… И так – почти по всем темам. Ну, а на семинарские – я написал по шесть-семь вопросов, чтобы студенты могли выбрать тему на свой вкус. Так мне строго так внушение сделали, что надо выносить только не более четырех вопросов на семинар – и как можно этого не знать? Вас что, в вузе этому не учили? Ах, да, вы же – университетский выпускник, а не «педик», как мы сами… Что-что? Чтобы выбрали? Чтоб слово «выбор» мы от вас и не слыхали! Как это можно! Какой такой выбор! Это – в нашем-то распрекрасном вузе! Выбора у студента быть не должно… И всё в таком роде.
В общем – низкий поклон тебе, Кариночка! Теперь я просто ОБЯЗАН написать методичку, на каждом заседании меня в этом упрекают, шефуля в кабинете «темную» устраивает – а в методическом уже три варианта развернули. То – не так, и это – не эдак. И снова – «обязан» и «как можно скорее – скоро очередная аккредитация вуза»! Ну… а за ней еще одна. Непременно. Жесть, в общем. И никто из них, по сути, не умеет сам методички писать».
Через некоторое время, спускаясь по бесконечной, ранее бывшей мраморной, но теперь ободранной в связи с ремонтом, лестнице на вахту за ключом, мнимый Жорик слегка опомнился: «Ой, что это я? Злопамятство какое-то у меня появилось последнее время. Совсем уж заделался преподом. Проникся духом интриг и подсиживания… Работу, что ли, поменять… Хотя, ладно. Дотерплю. Скоро, надеюсь, настоящий Жорик вернется, а я снова стану котом… И он меня на улицу не вышвырнет за самодеятельность!» Окончив мысль таким образом, Жорик рассмеялся вслух. Вахтерша, выдавая ключи, на него очень странно при этом посмотрела.
– Теть Нина, не обращайте внимания – это я анекдот смешной вспомнил, – пояснил ей Жорик, и вахтерша перестала напрягаться.
«А еще Кариночка, вроде бы ранее бывшая вполне любезной, пару раз выперла меня из лаборантской со словами: „Идите кофе пить в другом месте! А здесь люди РАБОТАЮТ!“ А я, значит, загорать сюда пришел! Что с народом делается? Звереют-с», – подумал он, поднимаясь теперь по лестнице обратно, наверх.
«Нет, что-то Каринка определенно не идет теперь у меня из головы… Вспоминает, наверное. Неужели, она меня успела заметить? Можно бы, конечно, просто было вызвать её в коридор – сказать, что шеф вызывает. И, таким образом, избавить от разговора с придурком. Но, она же не могла бы так просто кабинет незапертым бросить и уйти. А потому – вышла бы и попросила меня пока там посидеть, её заменить. С неё станется. Вот и попался бы я тогда на своем благородстве. Оказался бы в лапах того типа. Который, похоже, здесь именно на меня и охотился… В общем, ретировался я весьма проворно – и ладушки. Хватит размышлять о ерунде – у меня сейчас лекция», – «преподаватель Жорик» теперь важно шествовал по коридору к аудитории. Продолжая теперь «размышлять о вечном» совсем по-преподавательски: «Студенты мне, недавно как раз, во время рейда по общагам, рассказывали, что многим из них и по четыре человека жить не светит… Так, как нынче в тюрьмах вроде бы полагается. Напихали студентов – как сельди в бочку. И деньги с них имеют – как доход от съемного жилья. Да и у самого Жорика комната – девять квадратов. С видом на двор-колодец. Туалет – общий с соседями. Кухня – в конце коридора. Эта комната еще называется «двушка» – то есть, по разнарядке в ней должны жить двое студиков. Для преподавателя сделали исключение – никого не подселили. Но платить нужно за двоих. «Двушек» в общаге мало. Студенты живут в основном в «четверках», «пятерках» и «шестерках» – в разных корпусах по-разному. Это, конечно, не к тому, что лучше тогда – в тюрьму. Свят, свят, свят!
Это – к тому, что бассейн студенческий периодически на ремонте, а когда открыт – бесплатно пускают только тех, кого записали на плавание, двух-трех человек из группы. Тех, кто плавать совсем не умеют. Художники в лучшем случае собираются в подвале какого-нибудь Дома Культуры. Танцоры – где придется, чаще всего снимают на вечернее время актовый зал какой-нибудь школы. Школы уплотняют для подселения к ним детских садов. Детских садов не хватает, многие позакрывали и снесли раньше – и потому дошколят напихивают в школы. Якобы для «непрерывности процесса образования». Зато – интенсивно приводим в цивильный вид тюрьмы… Да компьютеризируем школы – разваливающиеся в прямом смысле… Совсем недавно, студенты рассказали, что у очередной школы обвалилась крыша. Подход везде таков: для галочки что-либо делать, а не для людей.
Так и живем под небом голубым. Что посеешь – то и пожнешь. А засевают нынче тюрьмами. Это – замкнутый круг. Не будет увлечений, танцев, кружков, бассейнов, тренировочных залов у детей и молодежи – они пойдут на улицу. Особенно, если половина учащихся школ обучаются во вторую смену и уходить им надо в школу в отсутствие родителей. Куда некоторые из них направятся? … В общем, с улицы и до тюрьмы недалеко. И зданий потребуется еще больше. Будут строить вновь и расширять площади. И за чей, скажем, счет? Конечно, за государственный… Так что, только что виденный мною выпускник видит перед собой широкий простор. Для мечты и для жизни…»
Тем временем, Жорик подошел к своей аудитории. Предыдущая лекция еще не закончилась, а из открытых дверей соседней аудитории доносился рассказ о наноматериалах.
Жорик подошел к колонне Крытого Двора и глянул вниз. «Отсюда, сверху, многим студентам почему-то нравится плевать, – вспомнил он. – Быть может, наблюдают траекторию полета слюны? В общем, странные ребята». Потом взгляд преподавателя упал на отштукатуренную летом и покрашенную светло-желтым стену. На ней красовалась процарапанная свежая надпись: «Жорик – реальный пацан!» Он усмехнулся. Ниже было нарисовано женской губной помадой огромное красное сердце.
Вот из соседней аудитории вышел незнакомый ему пожилой преподаватель. Значит, сейчас уже подойдут его, Жорика, студенты.
…И тут ему позвонили. Звонила секретарь шефули, Эмма Анатольевна.
– Георгий Владимирович! Ваша пара, которая должна быть сейчас, отменяется! Студентов попросили направить в библиотеку. Там к нам какие-то писатели Дона приехали. Нужно нагнать к ним народа. Так что, вы на сегодня свободны.
А жаль! Не узнают студенты ничего о религиях Востока, о которых должна быть сегодняшняя лекция. Жорик старательно готовился, литературы набрал, иллюстраций…
Пора уходить, но тут, как раз, открылась дверь следующей за соседней аудитории, и в коридор массово повалили студенты. «Пережду – а то сметут», – подумал препод, ретируясь снова к колоннам.
Из аудитории, в компании других студенток, вышла Вита, красивая изящная девушка, занимающаяся бальными танцами вместе с Жориком, но, к тому же, оказавшаяся студенткой одной из его групп.
– Здравствуйте, Георгий Владимирович! – обрадованно завопила Вита на весь коридор, – А вы сегодня на танцы придете? – она приблизилась к нему, вырвавшись из студенческого течения.
На них стали оборачиваться и смотреть с интересом.
– А как же! Обязательно! – ответил ей Жорик, искренне улыбаясь.
– А я – не знаю… Нас сейчас на каких-то писателей погонят – когда отпустят, не известно… Представляете, мы сейчас сидели на химии… А Петр Михайлович – ну, химик наш – очень строгий. При нем – ни чихни, ни кашляни. За кашель или чих – ругается. Может даже выгнать. И вот, сидим мы на лекции. Все пишем, очень старательно. Вдруг кто-то: «Чих». Преподаватель от доски обернулся. Посмотрел жестко. Не понял, кто. Объясняет он тему дальше. Вдруг – снова: «Чих»! Все – друг на друга смотрят. В полных непонятках. Преподаватель уже красный. Орет, что мы над ним издеваемся. И тут снова: «Чих». Вкрадчиво так. Мы все – оборачиваемся. А сзади, на задней парте, кот! Сидит на столе и лекцию слушает. Внимательно так. Сам весь черненький, а на грудке – белое пятнышко. Это он чихал. Сорвал нам лекцию. Остальное время до звонка мы все кота ловили. Преподаватель заставил.
