выиграла всего пару месяцев; с тех пор прошло много времени.
Я вылезаю из мокрой куртки и собираюсь повесить ее на вешалку, пока не вспоминаю, что продала ее кому-то в интернете за пятнадцать фунтов, которых не хватило даже на день. Я вешаю куртку на дверь спальни, пытаясь не замечать эха своих шагов в пустой комнате, и с тяжелым вздохом опускаюсь в кресло.
Отсюда мне виден весь Рэдвуд: широкое пространство огоньков, мигающих под навесом из темных туч. Сижу так какое-то время, думая о том, что за жизнь ведут люди за другими окнами. Довольны ли они ею или, может быть, как я, смотрят в свои окна и пытаются угадать что-то о жизни других, надеясь, что их собственная когда-нибудь наладится. Мы с Дэном сидели вот так и смотрели на город вместе. Пили вино, курили траву, и вечер обычно заканчивался сексом на диване, а потом на полу. Нам было хорошо.
Подпрыгиваю от громкого стука в дверь. Сердце у меня сжимается, как кулак, отдаваясь дрожью боли в руке.
– Марго, я видел, как ты вошла. Открой дверь.
Дэн. Он, наверное, ждал напротив дома, пока я вернусь. Я сижу не шевелясь, слушая, как он колотит в дверь, и думаю, догадался ли он уже, где все его вещи. Надеюсь, меня здесь не будет, когда он узнает.
– Ладно, можешь меня игнорировать. Но суд тебе проигнорировать не удастся, когда тебя вызовут. Это последнее письмо от моего адвоката, последняя возможность отдать мои вещи, Марго. У тебя было гребаных шесть месяцев!
Он подсовывает под дверь конверт, и я сижу не дыша, как будто он может почувствовать малейшее движение. Он уходит, а я еще долго смотрю на конверт, как будто он все еще здесь, ждет, когда я расслаблюсь. Наконец вытираю слезы с лица и снова поворачиваюсь к окну, положив руку на маленькую жизнь, которая растет у меня внутри. Которую поселил туда Ник.
В первый раз это случилось, когда он просто пришел отдать мне траву. Я покупала у него каждый раз, когда Дэн уезжал в свои долгие командировки и мне становилось одиноко. Трава заглушала мою грусть, и прикосновения Ника подпитывали мою потребность быть желанной. Если бы только я не предложила ему остаться тем вечером и выкурить со мной косяк, чтобы не поддаться чувству одиночества. За этим последовал ленивый трах, в медленном монотонном ритме, который закончился его угрюмым мычанием. После этого он перекатился с меня на спину и сразу уснул. Через три часа он проснулся, засунул траву себе в карман и тихонько вышел за дверь, не сказав мне ни слова и оставив в еще большем одиночестве. Но мне недолго пришлось горевать; Дэн вернулся из поездки раньше времени и застал Ника в дверях с расстегнутой ширинкой. Мы с Ником регулярно этим занимались, пока не пришел конец его щедрости, а я не обнаружила, что у меня задержка месячных.
Сначала я решила делать аборт. Во мне мало материнского: я эгоистичная, безответственная, да и ма не была особенно хорошим примером. Но чем больше мир у меня забирал, тем сильнее мне начинало казаться, что эта беременность, может быть, единственное, что действительно принадлежит только мне.
Но блин, что же мне теперь делать?
Я иду в спальню. Там, в маленькой деревянной шкатулке для драгоценностей, я храню свои запасы. Я раскладываю инструментарий на кровати: шарик травы, табак, бумагу и мельницу с блестящим листом марихуаны на крышке – половина стразов уже отвалилась. Запах такой сильный, что у меня начинают слезиться глаза. В шкатулке лежит кое-что еще, я совсем забыла, что его туда спрятала.
Это полароидный снимок нас с Дэном. Его сделал старый друг летним днем в парке. Мы залиты солнцем, улыбаемся. Тогда я думала, что наконец-то жизнь наладилась. Хороший мужчина рядом, классная квартира, надежный двойной доход. Чтобы вернуть меня туда, где мне и место, потребовалось всего лишь расстаться с парнем и пару месяцев не выплачивать кредит с высоким процентом. Мне нужно было съехать из квартиры, а не Дэну, мы оба понимали, что я одна не потяну такую арендную плату, но я отчаянно цеплялась за жизнь, которую вела, и меня приводила в ужас мысль о том, где я могу оказаться.
«Ты окажешься там, где тебе и место», – шепчет ма.
Я запихиваю фотографию обратно в шкатулку и кручу косяк, чтобы выдуть из головы мысли. Мне не следует курить, я ведь беременна, но воровать у коллег, чтобы прокормить нас обоих, тоже не следует. И потом, стресс матери плохо влияет на младенца, так ведь? По крайней мере, это нас обоих немного расслабит.
Я морщусь от этого слова. Мать.
В детстве я клялась себе, что моя жизнь будет не такой, как у ма. Я прилежно училась, поступила в университет, избавилась от акцента и все равно каким-то образом оказалась на проторенной моей мамашей дорожке: я беременна от отвратительного мне мужика, я краду у хороших людей, чтобы есть – чтобы мы могли есть.
Подношу косяк к губам и жадно затягиваюсь. Когда первые несколько затяжек ударяют мне в голову, я снова достаю фотографию из шкатулки и вмазываю кончик косяка в лицо Дэну. В трансе я смотрю, как лицо сморщивается и чернеет, а светящиеся оранжевым искры пожирают его улыбку.
Я окидываю взглядом пустую комнату, темную в вечерних сумерках, и горло у меня внезапно сжимает тоска от всего этого.
Мне нужно найти долгосрочное решение, как можно скорее.
6
Анна
Остается 33 часа
Пятница, 5 апреля 2019 года, 00:53
Когда мне было четырнадцать, меня сбила машина.
Тогда мы еще жили в Лондоне, я должна была пойти с подругой в кино на углу Эджвер-стрит и опаздывала. Интересно, что сейчас я даже не помню, что был за фильм. Как только я почувствовала, что мои ноги в воздухе, все остальное потеряло значение. Все, что я любила, все, во что глубоко верила, было выбито из меня пикапом, который ехал на скорости шестьдесят километров в час. Я могла думать только о боли. О криках пешеходов, которые с ужасом смотрели на происходящее. О звуке, с которым моя макушка впечаталась в горячий металлический капот. О ветровом стекле, хрустнувшем под моим весом.
Только так я и могу это описать: похитители ворвались в мою жизнь и сбили меня на полной скорости, как внедорожник.
Я по-прежнему сижу в темноте.
В бедре у меня пульсирует, после того как у меня из-под ног выдернули кусок пластика. Я сижу здесь уже несколько часов, прислонившись затылком к стене и слушая удары моего сердца о грудную клетку и электронное гудение камер, которые следят за мной из каждого угла. Может, никакого гудения нет. Может, это у меня в голове.
Глаза у меня щиплет от штукатурки,
