Увидев короля, Агнес, лучшая ваятельница королевства, бросила свою работу. Это была крепкая низенькая женщина лет сорока с прямым и цепким взглядом. Ее руками был создан бюст Альберика, множество изумительных мраморных статуй в галерее и мраморная Элоиза с двадцатью восемью лилиями. Агнес догадывалась, что Тибо заявится однажды вот так тихо, без предупреждения и в самом обычном платье. Поэтому у окна его уже ожидало кресло. Резная спинка с животными и растительными орнаментами – прекрасный фон для королевских портретов. Она уже виднелась на недавно сделанном наброске портрета Эмы, который как раз сох на мольберте.
При взгляде на него, у Тибо кольнуло сердце. Портрет был так печален, что вытягивал из мастерской всю радость. Лица в покое раскрывают свои самые затаенные чувства, и лицо Эмы хранило след исчезновения Мириам. Тибо отвернулся. Хоть бы поездка на Плоскогорье немного примирила ее с собой. Он будет считать часы, минуты, секунды до ее возвращения, и даже если она вернется без вора – неважно. Лишь бы только глаза ее снова стали зелеными.
Агнес подвела его к креслу.
– Несколько предварительных набросков, сир, и на сегодня довольно.
Она встала перед ним и пристально оглядела. Однажды от этого короля останется только бронзовый бюст и профиль на монетах – если он все же решится их отчеканить. Может, еще портрет, если повезет. Агнес понимала, что она в ответе перед грядущими поколениями, и к работе относилась со всей серьезностью. Тибо же не знал, куда смотреть. Ноги у него затекли до мурашек, а любопытные взгляды столпившихся на улице ужасно раздражали.
– Сосредоточьтесь на липе за окном, сир, – посоветовала Агнес, – про меня забудьте.
– Легко сказать.
– И сделать тоже, ваше величество, если немного постараться.
Он улыбнулся ее дерзости. Агнес была права. Раз уж он здесь, надо дать ей спокойно работать. Мел забегал по грифелю быстро и уверенно, но через какое-то время рука Агнес застыла в нерешительности.
– Вас беспокоит шрам, – догадался Тибо.
– Гм-м.
– Пускай выделяется как есть.
Мел не шевельнулся.
– Мне важна правда, Агнес.
Агнес продолжила работать, но гораздо медленнее. Правду она знала, как знали ее и все: правление выдалось тяжким, и оно пожирало короля.
8
Дорога была прекрасная, а от осенней позолоты вокруг Эме казалось, будто они очутились в книжной картинке. Кочки, деревья, шелест их листьев, следы подков в глинистой почве – все звало ее вернуться в этот мир. Как ни была бездонна ее боль, свежий ветерок, холодивший щеки, облегчал ее. Впервые со дня равноденствия она ощутила, что инстинкт выживания возвращается к ней. Из скольких страшнейших испытаний выходила она, всякий раз становясь лишь крепче, так что не даст себе умереть и теперь в объятиях вечной любви. Будущее было возможно. С Мириам или без нее. Мучительно, но возможно.
В полдень Эсме предложила сделать привал на лужайке, устланной зеленым мхом. Собранные Мартой припасы превосходили все ожидания: запеченная индейка, баранья ножка, желе из клюквы, омлет с луком-пореем, фаршированные перцы, ореховый хлеб, сливочное масло, козий сыр, печеные яблоки с корицей, грушевый пирог, печенье с изюмом. И это во времена всеобщей нехватки – настоящий скандал, и верный признак вмешательства Тибо.
– Как думаете, хватит? – улыбнулась Эма.
Но увидев, с какой скоростью Эсме с Симоном уплетают свою долю, она мысленно взяла слова назад. Они болтали с набитым ртом, и разговор их напоминал беседы на палубе. Эсме как раз призналась, облизывая пальцы, что хотела стать марсовым, а Симон, хлопая длинными детскими ресницами, сказал, что еще надеется попробовать себя в театре. Эма жалела, что не может, как они, мечтать вслух. Она стала королевой случайно, и эта случайность часто лишала ее самых простых радостей.
Тем временем Эсме внимательно наблюдала за ней. В седле Эма держалась легко и не уставала. Прохладный воздух заострил ее четкие черты, косички весело прыгали на расправленных плечах. Она только что пообедала без вилок и ложек и вытерла руки листом лопуха. Эсме она нравилась, и посыльная решила поговорить с ней начистоту.
– Госпожа, у меня есть одна дилемма.
– Какая же?
– Вы ведь знаете, госпожа, король взял с меня обещание обеспечивать вашу полнейшую безопасность.
– Да. Мы все слышали, сколько раз он это повторил.
– Из чего я сделала вывод, что должна вести вас только хорошо протоптанными тропами, госпожа. Но я сделала и второй вывод: король хотел бы, чтобы мы прибыли до наступления ночи.
– И?
– Мы не успеем до ночи, если поедем по протоптанным дорогам, госпожа. Мы выехали на час с лишним позже.
– Понимаю, – сказала Эма: этот час Илария плела косички.
Она не знала, что лучше: рискнуть срезать путь или заночевать на свежем воздухе – и то, и другое было заманчиво. Но Тибо не простит, если они решат разбить лагерь.
– Выбирай путь на свое усмотрение, Эсмеральда.
– Вы уверены, госпожа?
– Абсолютно.
Эма стряхнула крошки с колен, ударила себя по затекшей икре и пошла угощать печеным яблоком Горация.
– А знаешь, о чем я подумала? Имя у тебя длинновато для марсового.
– Доктор Корбьер поэтому зовет меня Эсме, госпожа, – ответила посыльная, прячась за крупом Зодиака, чтобы не было видно, как покраснела она при упоминании Лукаса.
– Значит, Эсме.
Короткий путь пролегал по грязным тропам, шатким камням и полусгнившим мостам, им пришлось пересечь болото, перейти вброд несколько бурных речушек, но к закату на горизонте действительно показался темный силуэт Рок-ан-Фай. Холодный ветер трепал равнину. На последних яблонях поблескивал иней. На всем острове была еще осень, но здесь все уже дышало зимой.
«У Марго» – последнее строение на последней улице города, в некотором смысле – его последний рубеж. За ним было лишь голое и широкое плоскогорье, посреди которого виднелся овраг, прозванный Медвежьей Норой. Трактир был весь будто в заплатках. Кровля не определилась, из чего она сделана: из соломы, меди или сланца; стены колебались между известняком, кирпичом и булыжником. Навес над крыльцом заменял собой палисадник, который в свою очередь заменял курятник. Говоря откровенно, сооружение было довольно жалким, но теплый свет окон среди суровой равнины не мог не притягивать путников.
Эсме решила въехать в город со стороны плоскогорья, чтобы не привлекать к королеве внимания. Они оставили лошадей в хлипкой конюшне, соскребли грязь с сапог о рваную циновку и укрылись внутри. Там горели факелы, ворчал огонь в очаге, откуда пахло кедровым дымом и давно томящимся на огне заячьим рагу. Над стойкой блестели, будто фонари, оловянные кружки завсегдатаев. Женщина неопределенного возраста встретила их и хмуро спросила:
– На ночлег или на ужин?
– И то, и то, – ответила Эсме.
Из-за стойки выглянула Марго, расставлявшая бутылки, и торопливо поправила собственноручно сшитый корсаж, который постоянно сползал из-за ошибки в выкройке. Кокетливая хозяйка была неожиданностью в таком убогом помещении, но она задавала особый тон: потасовки здесь усмирялись одним взмахом веера, и бочки открывались с изяществом.
– Возможно ли! – воскликнула она, увидев королеву. – Да стать мне ослицей на этом месте!
Высунув голову на лестницу, она крикнула:
– Ирма-а-а! Я сейчас за тобой зайду!
И она поспешила наверх, да так, что стены задрожали. Ее помощница, ничего особого не заметив, вяло указала им на свободные скамьи в темном углу. Симон, поставив локти на жирный стол, тут же оглядел помещение. Справа от входа двое мужчин сидели рядом и молча пили; слева другой тип пересчитывал содержимое кошелька и хихикал в одиночестве, а парочка подальше с любопытством косилась на вновь прибывших.
– Что вам подать? – спросила помощница.
– Что там у вас тушится? – спросила Эсме, не доверяя дежурному блюду.
– Рагу.
– Значит, рагу.
– Три?
