крупного жемчуга, а прихотливое сооружение надо лбом говорило о высоком происхождении фрейлины.
– Ну что, ваше величество довольны? – хмуро поинтересовался я, сцепив руки за спиной и сутулясь вдвое больше обычного. Таким дураком я себя давно не ощущал!
– Ты просто куколка, куколка! – восхищенно прищелкивая языком, сказала Сун Лимин. – Сейчас я сделаю несколько снимков, чтобы ты сам убедился! Только поиграй немного, подвигайся, улыбнись – ну побудь немного фрейлиной, а не занудой занудовичем…
Я был зол как черт и жаждал оставаться именно «занудой занудовичем», старым и вредным, но эта девчонка упорно делала из меня клоуна на арене цирка. Кому расскажешь – не поверят. Впрочем, хотела посмешище, о прекрасная и светлая Сун Лимин, – так получай посмешище!
От злости я стал совершать нелепые дерганые движения руками и ногами – актер театра кабуки сдох бы от зависти, глядя на мой «танец»! Я почтительно соединял ладони и кланялся «императрице», а потом полз к ней на коленях, путаясь в юбке. Снова вскакивал на ноги и, раскинув крылья-рукава, семенил маленькими шажочками по комнате, аки девица в хороводе. Строил рожи в объектив и принимал чудовищные позы, за какие фрейлину наверняка бы предали публичной казни, привязав к коню и пустив его в чисто поле. Под конец я совсем распоясался: бухнувшись на золотой трон, победно задрал ноги и с голливудской улыбкой уставился на умирающую от смеха Сун Лимин.
Тут я услышал за спиной рукоплескание и многоголосый гогот. Резко вскочив, я обернулся – в дверях стояли три пожилые китаянки в фартуках и с косынками на головах. Скаля наполовину беззубые рты, они вовсю потешались, глядя на мое шоу.
– Ni kan! Lao wai pai zhao! 9 – проскрипела одна из них, а ее товарки задрали вверх большой палец и одобрительно потрясли им в воздухе.
– Что она там бурчит? – сквозь зубы спросил я, сбрасывая с себя шляпу и кокетливый блузон. На ходу задрал юбку, чтобы стянуть ее через голову, и поспешил укрыться от трех граций за стойкой с одеждой. – Что-нибудь типа: «Старый дурень совсем спятил»?!
– Да с чего ты взял? – удивилась Сун Лимин, проглядывая отснятые снимки. – Просто сказала, что ты иностранец, фотографируешься. Это здешние уборщицы, они таких весельчаков каждый день сотнями видят. Вообще люди сюда для того и приходят, чтобы позабавиться. Ну признайся, тебе же понравилось? Ты так хорошо дурака валял!
Последняя фраза Сун Лимин меня буквально оглоушила. Еще никто не говорил мне эти слова с восхищением, так, будто я сделал нечто расчудесное. Порой отец кричал: «Кончай валять дурака!» – и этим словно отвешивал мне незаслуженную пощечину: трудно было найти более серьезного человека, чем я, и тем обидней бывало мириться с презрительным тоном, каким старик это произносил. А сейчас вдруг оказалось, что валять дурака – совсем не плохо, наоборот – совершенно классно. По крайней мере, я вдруг осознал, что моя злость в процессе дуракаваляния куда-то испарилась, и вместо нее в душе образовалась приятная пустота. Не о ней ли давеча упоминала Сун Лимин?
Мы долго стояли в очереди на лифт: конечной целью всех посетителей была смотровая площадка, и лифтер без продыху гонял кабину туда-обратно. В отличие от других, я отнюдь не стремился попасть наверх – из-за страха перед высотой, о котором уже упоминал ранее. Поэтому я только радовался, что человеческий хвост перед заветной дверью укорачивается крайне медленно. Но все рано или поздно заканчивается; наступил момент, когда мы с Сун Лимин и еще двумя десятками счастливчиков зашли в лифт.
Мучение началось, как только за нами закрылись двери. Кабина начала подъем с такой скоростью, что у меня моментально заложило уши и закружилась голова. Мне показалось, что я побледнел, и, желая скрыть это от Сун Лимин, отвернулся к стене. Но, боже, это оказалась не стена, а огромное окно с видом на Харбин! Я воочию увидел, как стремительно мы несемся вверх, оставляя далеко внизу самые высокие городские здания. Я испытал настоящий приступ акрофобии10: неистово заколотилось сердце, лоб покрыла испарина, а руки и ноги предательски задрожали. Я отчаянно испугался, что не устою и рухну на пол. Чтобы преодолеть ужас перед неизбежностью падения, я зажмурился и прижался лбом к стеклу. Это помогло пережить оставшиеся секунды подъема.
Мое состояние не укрылось от зорких глаз Сун Лимин. Когда мы наконец покинули лифт, он молча достала из сумочки платок и отерла мне лоб и виски.
– Я бы не дала тебе упасть, – сказала она и мягко сжала мне руку. – Но ты молодец, сам справился.
– Если бы я знал, что в лифте задняя стенка прозрачная, встал бы у двери, – проворчал я. – Каждый такой приступ мне, наверное, года жизни стоит. Помню, однажды отец решил меня наказать за какой-то пустяк (кажется, я тогда двойку получил) и запер одного на балконе. Он знал о моей фобии от школьного психолога и, сволочь, решил посмотреть, как люди себя ведут при панических атаках. Что ж, он увидел целиком всю клиническую картину, хоть снимай реалити-шоу для будущих психиатров. Я уткнулся ладонями и лицом в дверное стекло, чтобы случайно не сделать шаг назад и не вывалиться за перила. Мне казалось, что, если я хоть на сантиметр отодвинусь от двери, неминуемо полечу с пятого этажа. Я ревел благим матом, умолял отца впустить меня обратно, но он молча стоял за стеклом – руки в брюки – и презрительно смотрел на мои слезы и сопли. Полагаю, этим он лишний раз доказывал себе, что сын у него – слабак, никчемное создание. А у меня и вправду ноги ослабели до такой степени, что подкосились, и я рухнул на колени. Вне себя от ужаса, я уперся локтем в пол, чтобы не скатиться к бордюру, а другой рукой вцепился в ржавый карниз. В этом положении я провел минут пятнадцать, пока папаша не смилостивился и не открыл дверь. Я буквально вполз в комнату ему под ноги, а этот изверг не сказал ни слова и ушел готовить обед. Я же еще полчаса тупо просидел на полу, пока он не вышел из кухни и не рявкнул: мол, быстро встал и пошел жрать!.. Так он меня и воспитывал, мой родитель.
– Да, суровый у тебя отец, – посочувствовала Сун Лимин, заказывая в баре два мартини, – только воспитатель плохой. Если бы он тогда нашел способ правильно решить проблему, ее бы уже давно не существовало.
– И что же он такого правильного мог сделать, чтобы я перестал бояться? – полюбопытствовал я, с жадностью делая глоток ледяного вермута.
– Ну, взял бы и сбросил тебя с балкона, – с серьезнейшим видом
