окажется навеки закрыта. Тебе не страшно потерять прошлое, а заодно и себя прежнего?
– Мне нечего терять, кроме своей пустоты, – весело ответил я. – К тому же, я чувствую, что прошлое от меня и так уже отваливается, как куски засохшей грязи. Так что я ничего не боюсь.
– Тогда – вперед! – бодро объявила моя провожатая. – Шагай не торопясь, но и не останавливайся. Остановка в Пути может наполнить тебя сомнениями и ненужными мыслями. Поэтому иди и наслаждайся дорогой в Неизведанное…
– Слушаюсь, Учитель, – засмеялся я и с легким сердцем ступил на мост.
Но остановиться нам все-таки пришлось. На самом верху узкой арки неожиданно возникло препятствие в виде женщины с ребенком-инвалидом. У девочки были искривлены ноги и руки, она с трудом делала каждый шаг, опираясь на палку. Впрочем, лица матери и дочери были полны света и покоя, а глаза лучились.
– Ni hao ma, Xiao Zhu? 14 – обратилась Сун Лимин к малышке, приветливо кивнув головой женщине.
– Bu cuo. Xie xie15, – улыбнулась та и с усилием сделала следующий шаг. Мать помогла ей преодолеть первую ступеньку вниз.
Сун Лимин весело обменялась с обеими еще несколькими фразами, смысл которых был мне недоступен, и они продолжили свое медленное продвижение вниз. А мы стояли наверху, ожидая, пока они спустятся к ровной, более широкой части моста – там мы могли их тактично обогнать.
– Ну вот, сделали-таки остановку в пути, – огорченно сказал я, созерцая рябь на воде: из-за ветра идеально гладкое покрывало озера вдруг собралось мелкими складками. – Теперь меня изведут ненужные мысли и сомнения.
– Не переживай, эта остановка для тебя – хороший знак, – успокоила меня Сун Лимин.
– Это еще почему? – проворчал я. – С каких пор встречные дети без рук, без ног стали вдруг приносить удачу? Это что, китайская примета?
– Сейчас объясню, – пообещала Сун Лимин. Она достала из сумочки блокнот и, пристроив его на ограде моста, размашисто начертала знак. – Смотри, этот иероглиф состоит из двух ключей: левый означает «женщина», а правый – «ребенок». Как ты думаешь, что он может значить целиком?
– Семья? – сделал я предположение.
– А вот и нет, – с хитрым видом возразила та. – Этот иероглиф означает «хорошо»!
– И что? – не понял я.
– Ну ты тугодум! – воскликнула китаянка. – Если тебе дорогу преградила женщина с ребенком, то это – самый добрый знак. Потому что это – «хорошо»!
– Какая у вас утонченная система суеверий, – саркастически фыркнул я. – И что, китайцы верят в подобную чушь?
– Это не суеверие, – сказала Сун Лимин, вырывая из блокнота листок и подавая его мне. – Иероглифы ведь не просто буквы, а древнейшие отражения всех предметов и понятий в мире, их тени, отпечатки – как угодно. Для китайца жизнь и иероглифы неразделимы. Если на твоем пути встречаются люди или предметы, сочетание которых можно передать одним сложным иероглифом, то это нужно расценивать как важное сообщение. Некоторые китайцы – настоящие мастера расшифровывать такие «послания реальности».
Наконец мы преодолели мост и сквозь главные ворота вошли в деревню. Мне показалось, мы очутились внутри старинного лабиринта: несколько узких переулков, зажатых между постройками причудливой архитектуры, разбегались в разные стороны и терялись за поворотами. Сун Лимин сразу же свернула налево, и мы пошли по тропинке, мощенной неровными плитами из серого камня. Казалось, время здесь навсегда остановилось: кругом стояла абсолютная тишина, на улице – ни души; побеленные стены домов, кое-где замшелые или покрытые черным налетом, словно излучали невозмутимость, накопленную за сотни лет существования.
Один переулок сменился другим. Он, словно пьяный, петлял из стороны в сторону, резко уводя то вправо, то влево. Я заметил, что рядом с каждым домом протекает ручей или огороженный каменным бордюром узкий канал. А в некоторых двориках были вырыты небольшие живописные озерца. Еле слышное журчание ручьев и гипнотическое поблескивание воды в каналах ставило под сомнение реальность происходящего. Деревня словно грезила наяву, изнутри созерцая свое загадочное тысячелетнее существование.
Неожиданно переулок вывел нас к прелестному полукруглому водоему, заключенному в каменное кольцо. Сун Лимин сказала, что это Лунное Озеро и находится оно в самом центре деревни. По дальнему краю водоема полукругом стояли здания, они живописно отражались в спокойной воде. Три или четыре утки важно вышагивали по выщербленным плитам, еще несколько домашних птиц плескались в озере.
Откуда-то из глубины доносились переливчатые звуки колокольчиков – они были еле слышны, но полностью заполняли собой тишину, разлитую в вечернем воздухе. От прозрачного перезвона гудело пространство, и тело вибрировало с головы до пят.
– Слышишь? – спросила Сун Лимин, неопределенным движением руки и глаз привлекая мое внимание к этому акустическому чуду. – Музыка пагод, изобретение даосов. Они придумали подвешивать к крышам деревянные, металлические и фарфоровые колокольчики, и те при малейшем ветре порождали целую симфонию. Даосы утверждают, что эта музыка исцеляет и омолаживает организм, если ее слушать в правильном месте и в нужное время.
– А здесь правильное место? – поинтересовался я.
– Правильнее не бывает, – серьезно ответила Сун Лимин. – Видишь, вон наши знакомые – мама с дочкой – сидят у воды. Они каждый вечер приходят сюда послушать музыку пагод, чтобы ноги девочки становились сильнее и она меньше болела.
– Тогда, пожалуй, и я присяду, – живо отреагировал я. – Тоже послушаю эти волшебные колокольчики. А то ноги уже отказываются передвигаться!
– Давай, – согласилась китаянка, ставя дорожный рюкзак рядом с моим чемоданом. – А я пойду немного пообщаюсь с малюткой Сяочжу.
Я с наслаждением опустился на древние каменные плиты и стал издалека наблюдать за Сун Лимин. Она с удивительной легкостью – будто не провела наравне со мной весь день в дороге – подошла к женщине с девочкой и присела на корточки перед Сяочжу. Они начали о чем-то оживленно разговаривать, и время от времени Сун Лимин прикасалась к искривленным ногам девочки, легонько проводила по ним руками, или гладила ее кисти с деформированными пальцами. Иногда все трое в голос смеялись, и я не мог удержаться от улыбки, слушая их заразительный смех. Под конец Сяочжу нежно обняла Сун Лимин за шею, и они попрощались с теплотой, которую я ощущал даже на расстоянии.
– Бедняжка от рождения такая? – с сочувствием спросил я, когда моя провожатая вернулась ко мне.
– Нет, – покачала головой Сун Лимин, надевая рюкзак. – Я тебе потом расскажу, что с ней произошло. А сейчас пошли быстрее, иначе дотемна не доберемся до дома.
– Черт, ноги болят ужасно! – пожаловался я, вставая и ощущая неприятное покалывание и жжение в пятках. – Давно столько не ходил.
– Так, прекращай ныть, – потребовала Сун Лимин. – Тебе, здоровому дядьке, перед Сяочжу не стыдно говорить, что ножки устали топать?
– Стыдно, – честно признался я. – Только они от этого не меньше болят.
– Еще слово, и я повешу на тебя рюкзак, – пригрозила китаянка. – Тоже мне
