– Мир вашему дому, светлейший Тода. Я осмелился побеспокоить ваше уединение, чтобы передать свиток.
– Послание сына Неба? – вежливо изумился князь, не решаясь прикоснуться к деревянному ларцу с золотой хризантемой, инкрустированной по черному лаку.
– Его величество император Мэйдзи прислал меня к вам, зная о том, какие великие услуги вы оказали царствующей династии, – учтиво сказал принц Арисугава.
– О, мои усилия ничего не стоят. Я недостоин чести, оказанной мне его величеством, – все так же вежливо, но твердо и жестко сказал князь Тода, кланяясь еще раз. Уже не так низко, как при появлении принца. Князь и принц Арисугава долго обменивались вежливыми приветствиями. Каждый жест, каждое слово должно было свидетельствовать о неизмеримой глубине почтения, которое испытывали князь и принц друг к другу. И к его величеству императору Мейдзи. Но с каждым поклоном князь, несмотря на всю учтивость, изысканность манер, становился все строже. И в голосе его звучало все больше металлических ноток. Восторженную почтительность сменяла строгая деловитость. Наконец, будто по команде, принц и князь замерли. Они будто превратились в каменные садовые изваяния. Их глаза были широко раскрыты. Оба молчали, прислушиваясь к стону ветра в ветвях сосны. Потом принц заговорил. Медленно. Отрывисто. Взвешивая слова.
Он говорил о том, как изменилась жизнь Японии за последние десять лет. Преобразована на новой основе армия, создается паровой флот. Вскоре мощная сеть железных дорог свяжет все города страны. Япония займет принадлежащее ей по праву место среди мировых держав. Новое солнце взошло над страной, безмерны благодеяния императора, дарованные его народу. Князь согласно кивнул и приложил ладонь к груди.
– Император Мэйдзи помнит о том, что участь великого сражения решили ваши войска, князь. Именно благодаря вашей своевременной помощи законной власти удалось сокрушить бунтовщика Сайто Таори.
Князь вновь кивнул. И вновь приложил руку к сердцу. Арисугава поклонился. Продолжал. Проникновенно. С чувством. Казалось, поручение императора неизмеримо вдохновляет его, заставляя говорить о порученном ему деле самым высоким слогом.
– Император ценит вашу скромность, князь. Вы отказались от предложенного вам места в правительстве его величества.
Князь согласно наклонил голову. Так оно и было. После подавления восстания Таори он действительно отверг пост в созданном императором военном министерстве, сославшись на возраст и нездоровье. Арисугава выдержал паузу. Долго сидел неподвижно. Опустил веки. Князь выжидал.
– Император надеется на вас, князь. И на вашу мудрость, – сказал Арисугава, не поднимая век. Словно ему было неловко увидеть в этот миг, как в узких рысьих глазах владетеля Тода вспыхнуло быстрое желтое пламя.
– Какой же мудрости ожидает от своего покорного слуги великий Мейдзи? – неспешно спросил князь.
– Самураи вашего доджо непобедимы.
– Это так.
– Они способны сражаться с десятками врагов. Лучшие из них могут воспарять над схваткой силой духа. Как птицы. Их мечи остры. Как и мысли.
– Здесь нет ошибки. Ваше высочество.
– Ваши воины проникнуты мудростью дзен.
– Благодарю вас за столь лестную оценку, ваше высочество, – неустанно кивал Тода, прищурившись: солнечные зайчики, выскочившие из-за решетчатых седзи ослепили его. Он все ждал, чем же завершит свои речи принц Арисугава. И принц завершил.
– Вот почему его величество император полагает, что вы способны произвести самое благоприятное впечатление, – сказал Арисугава и вновь заставил князя прищуриться – Тода не любил столь долгих восхвалений.
– Впечатление? – удивленно переспросил князь.
– Здесь нет ошибки, князь.
– Впечатление. На кого же?
– На варваров. Их корабли сегодня утром пришли в порт Кобе, – сказал принц Арисугава, взметнув решительно веки. Взгляд его вонзился в старого князя острой иглой.
– Я рад, что император решил принять в Японии наследника русского престола. Союз с Россией укрепит Японию и власть императора.
– Поэтому, князь, император решил, что лучший из ваших воинов должен стать телохранителем сына властителя северных варваров.
Князь Тода припал к циновке, низко поклонившись принцу, когда он упомянул имя Мэйдзи. Князь выпрямился и сказал:
– Благодарю императора Мэйдзи, подобного солнцу, за оказанную нашему клану честь. Передайте императору, досточтимый принц, что я позаботился о подготовке нужного воина.
Тода молча посмотрел в лицо принца. Арисугава сказал:
– И все-таки он?
– Его отец заблуждался. И не всегда правильно понимал замысел великого императора Мэйдзи, превратившего Японию в цветущий сад. Это правда, принц. Но в сердце его отец хранил память о долге самурая и святости династии Мэйдзи. Недаром он ушел из жизни, потерпев поражение в битве с Таори.
– У него есть брат. Мито.
– Да.
– И брат его, мне известно, знаком с сомнительными людьми.
– Таких людей всегда немало в портовом городе, принц. Но это ничего не значит.
– Мито изгнали из городской полиции Кобе.
– Мито слишком своенравен. Это правда, ваше высочество.
– К тому же неизвестно, на какие средства он живет.
– Известно. Я помогаю Мито.
– Вот как?
– Но он не знает. Он думает, что это пенсия его отца.
Арисугава поклонился князю.
– Вы очень щедры, князь.
– Щедрость – добродетель самурая, идущего по правильному пути.
– Это так, – согласно кивнул принц Арисугава и сказал:
– Простите, князь, вы, безусловно, гораздо мудрее и старше меня, и вы способны рассеять мои сомнения. Сможет ли человек не отклониться от пути, если путь к просветлению для него преградит высокое чувство.
– Братская любовь?
– Вы читаете мои мысли, князь.
В ответ князь Тода позволил себе мягко улыбнуться. И улыбка казалась странной, посторонней на его суровом и жестком, исполосованном морщинами, старческом лице. В проеме окна князь увидел, как на ветвях сосны прыгает трясогузка. Крохотная бойкая птичка с дрожащим хвостиком. Князь Тода спросил принца:
– Почему эта птичка оказалась здесь, ваше высочество?
Арисугава улыбнулся. Его лицо осветилось упавшим из окна солнечным лучом.
– Ее принесли сюда ее крылья.
– Чтобы она могла беззаботно порхать с ветки на ветки?
– Конечно, князь.
– Вот видите, ваше высочество. Птичка повиновалась своим крыльям. А самурай?
– Я, кажется, понимаю вас, князь, – сказал Арисугава. – Мне не остается ничего иного, как только одобрить ваш выбор. Примите еще раз благодарность великого Мэйдзи.
В озерной глади отражались горы, встававшие на востоке вереницей голубоватых, окутанных серебристой дымкой, пирамид. Северную сторону озера окаймлял густой сосновый лес, а южный берег был равнинный, плоский, как японская фарфоровая тарелка, расчерченный на манер топографического плана юнкера Михайловского инженерного училища правильными прямоугольниками рисовых полей, крошечных садиков, дальних и ближних селений. Берег был открыт ветрам, долетавшим сюда с океана слабыми, неспособными прогнать жару, которая после полудня усилилась неимоверно.
– Прекрасный вид, не так ли, Павел Петрович, – сказал наследник российского престола Николай Александрович.
– Поэзия чистейшая, пейзаж так и просится в стансы, – ахнул мичман Рябушкин. Николай Александрович мягко улыбнулся, а поручик Берендеев буркнул нечто маловразумительное, обмахиваясь фетровой шляпой. Замечание наследника престола насчет красот тутошних эспланад к его роду занятий прямого отношения не имело. Потому поручик счел за лучшее промолчать. Да и говорить на такой жаре ему не было никакой охоты. Мозги плавились, что вологодское масло на сковородке, а официальная часть визита еще никоим образом не близилась к концу.
День этот был поручика особенно утомительным. Спозаранку кортеж наследника российского престола побывал во владениях князя Тода. Князь Барятинский, несмотря на дальность пути, настоял не отменять этот пункт программы официальных церемоний. Наоборот, Барятинский приказал своим подчиненным как можно усерднее способствовать сближению русских и японских официальных лиц. Поручику Берендееву, прикомандированному в качестве офицера охраны к особе цесаревича, Барятинский рекомендовал обращать внимание Николая Александровича на своеобразие местных обычаев и нравов. Павел Петрович подумал, что такой приказ он получил от его превосходительства в отместку за свои ночные похождения.
От генерала Павел Петрович получил основательную взбучку за ночные художества в порту. Генерал стучал по столу массивной чернильницей, извергал, подобно вулкану Кракатау, ведомые и неведомые Берендееву площадные ругательства. Обвинял Павла Петровича в манкировании державными интересами и обзывал государственным преступником. Поручику отпираться не было никакой возможности. Как можно соблюдать приличия, когда трясут перед носом бумажками, к стенке притискивают показаниями желторотых и несмышленых щелкоперов. Мичман Рябушкин все подробности генералу выдал. И про девиц японских, про сямисен и саке, про то, как наследник престола оказался в порту без охраны. Благо, их высочество Николай Александрович заступились. Иначе не миновать отставки без выслуги.
