Вскоре Артур припарковал мотоцикл и, хромая, прошел в раздвижные двери, ведя перед собой изумленных детей. Детектив обозрел просторное серое помещение, заполненное захваченными за ночь ворами, проститутками, бездомными – уличными индивидами. Толпившиеся кричали, ругались, выказывали недовольство. Дежурный – тучный человечек, подперев подбородок кулаком, зевая, скучающим взглядом уставившись в ведомую ему одному невидимую точку, сидел, будто в пустоте, не проявляя ни капли интереса к происходящему вокруг него шуму.
– Боже мой! Артур, что с тобой?!
Детектив поднял голову, спускающаяся по лестнице офицер полиции застыла, завидев его окровавленным.
– Элизабет! – Артур, приблизившись, вступил на мраморные ступени, накрепко схвативши перила. – Эти дети – неудавшаяся жертва готов, а также свидетели. Доктора пусть осмотрят их, а затем мы допросим.
– Ты весь изранен! Идти можешь?
В порыве чувств белоснежные ухоженные ладони опустились на загрубевшие руки. Детектив протяжно вздохнул и утвердительно кивнул, кинув на нее безразличный взгляд.
Голубкой опустившиеся руки отнялись, будто ошпаренные. Она повела детей вверх по лестнице. Второй этаж отображал рутинную работу восседающих за размещенными столиками и тонкими перегородками оперативников, допрашивающих тривиальных правонарушителей. Также тут имелись отдельные кабинеты.
«Долог путь; окончена Смерть, жизнь близка… Кто я? Живой мертвец; снаружи плоть, гнилье внутри. Пыль песка – я», – размышлял Скотт Ринтер, приземляясь на департамент.
«Я не прошу вышних Светил, ибо я сам Светило, но власть ли имею – Мир изменить, – думал Артур Кинг, раздеваясь. – Я не мертв – я восстал, ибо время смерти моей прошло… Туман рассеян… Исход Светел, ибо черни знамя снесено – из душ иссушено. Иллюзия! Тьма грядет, а вера гаснет и глас души замолкает. А Свет… Я Свет не ложный видел, и тот навечно сгинул, ибо ясное, возвышенное Тьма, убоявшись, изожгла, из сознания развеяв невозвратно».
Детектив, скрестив руки на оголенном торсе, мучительно глотая воздух, сполз на пол, прижимаясь к стене. «Умереть, сгинуть в потоке жизни, ввергнутым во Тьму, – удел ничтожных! Я должен… Я…» Медсестра в комнате осмотра не появлялась. «Где же ты?» – обрывисто витало в мозгу. В глазах потемнело, и Артур обрушился на плиточный пол, потеряв сознание; струйка крови излилась изо рта.
Темная тень опустилась в освещенный голубоватым свечением коридор. Тяжелые ботинки с металлическими застежками обрушивались на пол; разделенный четырьмя разрезами багровый плащ; могучая десница, покоящаяся на рукояти великолепной катаны; волосы, схваченные двумя лентами; красные очки с круглыми стеклами – колоссальный Скиталец.
Громадная стальная дверь и безликая комната допросов: серый стол, пустые стены, широкое зеркало, стул и заключенный в наручники субъект. Яростный взгляд допрашиваемого вперился в усталые глаза розовощекого полицейского.
– Жажду… – безумно повторял заключенный.
Тусклый свет свисавшей с потолка лампы устрашающе освещал бескровное лицо.
– Так вы же воду отказываетесь пить? Зачем мучиться? – свесившись через стол, говорил добросердечно полицейский.
– Прикажете не отказывать в удовольствии? – стонущим голосом вопросил сидящий, сощурив глаза.
– Бог ты мой, разумеется! – улыбнулся он.
Раздался рык, и скованные за спинкой стула руки, разорвав наручники, вцепились в плечи копа, а вурдалак, загоготав, вырывая куски из шеи, судорожно испивал брызгающую кровь; застигнутый врасплох полицейский отбивался руками, пытался вырваться, держа в мозгу единственную мысль – выжить, – непримиримую с ситуацией.
Грохот – и вышибленная ударом ноги дверь. Стремительно продвигаясь, Скотт Ринтер заключил в объятия вурдалака и, пробивая стену, вылетел на улицу с ношей. Исторглись из спины выскользнувшие сквозь разрезы плаща громадные крылья, мощно разгоняя потоки воздуха. Воспарив в поднебесье, Скиталец стремительно несся, возвышаясь над шпилями небоскребов, пробиваясь сквозь толщу облаков; вурдалак, пробираемый жутким холодом, корчился, вырывался, скованный стальной хваткой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Самолет плавно летел в воздушном пространстве, располагая к безмятежности и отдыху. У иллюминатора, прислонившись к стеклу лицом, зевал не засыпающий мальчик, непрестанно расспрашивая сидящего справа отца о драконах, взрослый устало кивал, смежив веки.
– А если драконы нападут, выдержит каркас?
– А? – сонно бормотал молодой мужчина, – а… Ну, ну да… Это… Птички…
– Какие птички, папа?! – воскликнул ребенок, пихнув отца локтем в живот, на что тот подпрыгнул, будто ошпаренный. – Ты не слушаешь меня?
– Сынок, слушаю. Ты лучше усни…
– Папа, разве ты не понимаешь? Какой сон, если мы летим во владениях драконов?
– Владениях? – зевнул мужчина. – Сынок, был бы тогда соответствующий знак. Знака нет – нет и драконов. Элементарно.
– В этом все и дело! – развел руками мальчик. – Драконы обитают в небесах и в горах. Где ты знак в небе поставишь, а, пап?
– Государство об этом побеспокоилось бы, – ответила, зевая, проснувшаяся женщина и, закрыв глаза, опустила вновь голову на плечо мужа.
– Мама знает что говорит, не зря она адвокат, – убедительным тоном заключил отец.
– Пап! Мам! А это что? – воскликнул мальчик, указав на иллюминатор.
У крыла самолета показалась огромная парившая фигура крылатого человека, улыбнувшегося и удалившегося стремительно вперед.
– А… А… Анастасья… – выдавил из себя мужчина.
– А ты не верил! – развел руками мальчик, ничуть не удивившись увиденному. – Эх, мама жаль не видела… Да, пап? Папа? Ты чего застыл?
В узком коридоре департамента разнесся цокающий звук каблуков. Офицер Элизабет, статная, великолепная женщина, возглавляющая убойный отдел в звании майора, спешно шла, расправив плечи, блистая необыкновенной выправкой, одетая в искусно подчеркивающий женственное тело серый костюм. Ее сильно выступающая из блузы грудь, юбка, оканчивающаяся выше колен, обнажающая стройные ноги и округлые икры, черные туфли на шпильках, нежно-розового оттенка губы, зеленые глаза и златокудрые волосы приковывали и пленяли взгляд. Также вызывала восхищение и интеллектуальная составляющая, гармонично перевитая с опытом, знаниями, доказанные в работе неоспоримые умения «майора в юбке», превосходящей любого мужчину, выделяясь в стрельбе и аналитической работе наивысшими показателями.
– Единственный способ определить границы возможного – выйти за эти границы, – цитировал слова Артура Кларка, сощурившись, Скотт Ринтер.
Темный склеп. Устаревший металлолом – оружие всевозможных калибров – и мерклая, свисающая с потолка лампочка; мраморная плита, жертвенник и схваченный, связанный вурдалак.
Громадная фигура Скитальца степенно перемещалась, поднимая пыль с холодного пола. Сверкнул скальпель и вонзился в грудную клетку, совершая надрез. Пленник верещал, испытывая ужасающую боль. Грудная клетка разодралась, извлеклось еще бьющееся сердце. Заостренные бронзовые зрачки устремились па поднятую окровавленную руку, удерживающую колыхающееся сердце.
– Ты испытываешь боль, погибель достигла тебя… Но… Смерть, как будто рухнувшая цепь мирозданья, не властвует над вами… Чуме подобно, сеять кончину жизни истинной стремитесь, уповая заселить мир, вы – дети дьявола, дети нового мира…
– Оставь меня! – кричал вурдалак. – Кто ты?! Боль! Не мучай меня! А-а-а! Оставь!
– Пожинай плод нечестивых трудов, мерзость! – Скиталец склонился вплотную лицом к лицу, стискивая сердце. – Откуда вы? Что вы такое? Вы становитесь все многочисленней! Меня пугает сей ветер перемен, несущий смердящее облако смерти в мир…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Зрачки загорелись гневом, побагровев, и Скотт Ринтер впился зубами в горло вурдалака. Из склепа вырвался разнесшийся по лесу истошный мученический вопль.
Улицезрев разлитую из прохода кровь, Элизабет остекленела – бездыханный, распростертый на полу Артур Джорджуа Кинг с закатившимися зрачками. Дрожь прошла по телу, проникнув в горячее сердце; она кинулась, как лань, в пропасть чувства, протягивая белоснежные руки к детективу, пав на колени и прижимая его к своей груди, целуя его главу, плача и зовя на помощь.
