– Курт! – Рой попытался отнять тетрадь, но Курт поднял ее над головой, что вызвало дружный смех старшеклассников.
– Курт, не майся хренью, пошли! – раздражено сказал Свинт, спускаясь со ступеней.
– Держи, – Курт разорвал тетрадь на несколько частей и бросил ошметки в лицо. – Извини, я такой неловкий. Ха-ха-ха!
Упав на колени над тетрадью, молча глядя на разорванные страницы, отталкиваемый выходящими, Рой с окаменевшим лицом поднялся и вышел со всеми.
Он опустошенно глядя в пустоту, шел в разношерстной толпе учеников. Рой не думал о Курте, о том, как тот разорвал его тетрадь с тем, что он и сам не считал стихами, а простым шепотом души, бессилием, ибо вопль был недоступен. Челка ниспадала на лоб, рукава пиджака, закатанные на три четверти, открывали бледные тонкие руки. С джинсов свисала цепь, на груди был на коричневой бечевке клык волка и на черной – потертый египетский крест, на запястьях разноцветные шерстяные браслеты, сестренка сделала ему. Взглянул на них – и сердце сжалось. Боязнь потерять ее, необъяснимое чувство довлеющей над разумом опасности, того, что ему не удастся изменить. Его семья была из культа приверженцев церкви сатаны, и ужас, царящий внутри дома, был известен ему на горьком опыте, другим же – респектабельная и милая семья. Да так и извращенцы, скрывая нутро днем под изысканными костюмами и элегантными манерами, ночами оголяют альтер эго, становясь в лучшем случае грязными девочками, а худшем… маньяками и любителями насилия. Мир, где живем – безликий, а вот люди – это устрашающий контраст: они сосредоточены в параллелях гениальности и парадокса. Наивно спасать их и одалживать милость под залог жизни. Даже жизнь катится к вечному закату без последующего озарения. Печально!
«А почему же так одиноко? – подумал Рой. – Может, оттого что наша планета одинока… и второй такой нет? Поэтому я и пишу эти строки, что теперь сгорят в печи, как и души в пекле разочарования? Угасает огонь, и остаются обугленные, изуродованные «останки»… Сестренка, держись! Как ты там?… Курт порвал страницы, но не мысли… О чем я писал? О печали, о том, что тяжело. Хочется счастья. Своего собственного счастья, в своем мирке, и если не случается сего, вопрошаешь: разве многого я прошу? И слезы на глазах, потому что часто бессилен помочь себе… Такова действительность, и грезы обращаются в слезы, а слезы могут дать рассвет, смыв прошлый след, и увидишь свет великой силы и восстанешь из гроба сомнений, выбив гвозди сожалений, и вступишь на зеленые луга, и солнце обогреет тебя… Кажется, так. Да. Вспоминаю. И душа моя плачет, это правда, тело изнемогает под бременем проблем, но что же там сияет? Я во тьме, не вижу света, единый проблеск – и не для меня, где-то вдалеке блеснул и исчез, а я здесь, вздыхаю, еще живу. Но жизнь ли это для того, кто един во вселенной – ни жив, ни мертв, бездыханен, – того, кто стремится спастись? И с пьедестала соскользая, в тишине лечу, навечно исчезая из сердец, из умов, из мира. И я видел лик зла, он вещал о Боге, он говорил так, что слезы изливались, в каменьях тверди земной прожигая чернеющую боль. Теперь сосредоточиться…»
Рой подошел к памятнику неизвестного военного, предрешившего неким невероятным и доныне не разгаданным способом сдвиг мировой войны 256 года от Великого Разъединения от раздора в победу. Имя воина было утеряно, но память о нем выразилась в восьмиметровой цветной скульптуре. Цвета хаки и ботинки из грубой черной кожи. Он стоял на руинах города. Левая нога стояла на обломках стены. В оперевшейся на колено левой руке он держал автомат. Правая же рука победоносно возвышалась к небу с мечом. Ремень, перетягивающий шею, удерживал на спине спадающий шлем. Светлые волосы раскинулись на плечах, в голубых глазах читалась боль. Также имелись неподтвержденные сведения, что легендарного военного звали Алезандр. Но кто он в действительности, этот герой, изменивший ход истории и исчезнувший, будто никогда и не был?! Полемика не прекратится. А вымыслы, вплоть до инопланетных существ, будут рождаться вновь и вновь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рой Дарк улыбнулся скульптуре и поторопился в школу. Из-за двери доносился голос Рассела, внештатного сатирика школы. Он горячо декламировал свой фельетон:
– Биология интересная и забавная наука, пересекающая со сказкой в стиле «1000 и одна ночь». Забавная составляющая биологии примечательна тем, что теории и гипотезы часто в ней выставляются как научный факт, имея под собой твердый фундамент из псевдонаучности. Кто не согласен – сам дурак, как любил выражаться один профессор.
Жизнь сочетает забавность и наигранность с временными прохождениями бурь в нашей повседневности, – он постоянно вздымал указательный палец вверх. – Сарказм порой полезен, шутить и размышлять полезно, перестрой мыслей, как уход за мебелью, необходим. Знание и мудрость не единое целое, а разнящиеся понятия, но порой соединяемые: мудрить без знания и знать без мудрости (да, еще мойте руки перед едой, это тоже мудрость). Приятный нонсенс, когда от знания проистекает мудрость.
Если верить учебникам анатомии, то средний мужчина за всю свою постепенно сокращающуюся жизнь вырабатывает 18 литров спермы, что, заметьте, немало: можно и кулер заправить (а что, пусть дамы попивают). Но тогда возникает вопрос: сколько высокооплачиваемый порноактер вырабатывает спермы за съемочный день? Кажется, литраж за полгода окажется повнушительней, чем у среднестатистического мужчины за всю жизнь. Задуматься стоит. Спасибо! Спасибо за внимание!
– Да. Что-то вы как-то коротко сегодня, Рассел, – посмеивался преподаватель.
– Извиняюсь. Всю ночь теорию проверял на практике.
– Рассел, – включил Свинт, – что, тебя ночкой наполнили как кулер?
– Нет, я твою мачеху как емкость использовал. В Сети глянь. Кстати, говорила, чтоб ты к ужину не опаздывал, там жаркое будет. Что неудивительно после того, как я ее жарил ночью, да?!
– Убью тебя!
– Успокойтесь! Рассел, садись. Семь. Больше не могу поставить. И это за то, что в учебники вообще заглядываете. Теперь поговорим о пользе ГМО. Свинт? Вот ты и продекламируй свои соображения нам на этот счет.
– Я? А это самое че?
– Г-М-О! – не выдержал Рой. – Генномодифицированные организмы. Составляют простейшие структуры, синтезирующиеся в сложнейшие в лабораторных условиях. Изменяющиеся от первоначальных целей в переходные тела без выраженного доминирования. Исходные материалы дублируются на нужды разного пользования. ГМО – неизменные субстанции в клонировании. Имеют огромный спектр взаимодействия и универсальности. Понял?
***
Перемена. Рой Дарк зашел в уборную, открыв дверцу кабинки, увидел кривую надпись:
«Трепещи, Тьма, ибо подобно сну
Всадник, несомый на крыльях ночи,
Мрака плащом укрытый,
Грядет карать Вселенское Зло….
Лунный свет орудие отражая:
Молот – прообраз времен,
Наковальней истории порожденный,
Вершат с полумесяцем порабощенным,
Безмолвный Завет прошлым сокрушенный».
Строки произвели на Роя неизгладимое впечатление. Было сложно осознать, что Зло вострепещет от чего-то такого, что могло являться его же порождением. Он достал маленький блокнот из кармана и начертал карандашом:
«Узри, что не только нам трепетать пред тобой, но…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Дверца резко открылась, сбив Роя на пол. Несколько готов стояли, держа руки на фанерных стенках кабинки, уставившись на Роя. Грубый голос заполонил пространство.
– Дарк, конформистский выродок, эпосы сочиняешь. «Трепещи, Тьма», у-у-у, страшно! Нам угрожаешь? Это лозунг христошей, «покойнику» поклоняющихся.
– Быдло вы, а не тьма.
– Пишешь, пишешь, умничаешь, – гот присел на корточки рядом с Роем. – Думаешь, Дарк, ты лучше нас? Эй! Выйдите все! Быстро, я сказал! Дарк, ты думаешь лучше меня, их, мира? Расстрою тебя: ты не лучше нас. Думаешь, почему я тот, кто есть? Страшную, пугающую тайну поведаю. Я вижу, какое они дерьмо, и я с ними? Но… Мир – дерьмо. А если быть чистеньким, ты потонешь в канализационных водах нашего общества. Я хочу жить больше, чем кто-либо из них, поэтому я и стал дерьмом, чтобы плыть на поверхности. Сказать больше? Я, в отличии от них не только вижу всю мерзость, но и осознаю ее. Стало быть, я не тот кто есть, оттого что… я трус. Ты видишь, к чему клонится мир? К закату. Поверь мне. Мы свидетели всемирного заката. А что будет после нас? Пустота, – гот хрипуче протянул. – Безмолвная пустота. Ни зла, ни добра… Беспокойная пыль, покрывающая сожженные останки. А Всадник… Кто он, твой всадник? Думаешь, удастся не сгнить, благодаря этим строкам? Разочарую тебя! – его ладонь поднялась в воздух, смазав кривой текст. – И нет ни надежды, ни слова! Только взмах – и стерты твои надежды. Бывай. А… знаешь, – кинул гот на последок, – сестра твоя… Кери говорил, у него планы на нее. Смекаешь?
