что она никогда не отдавала столько контроля такому мужчине, как я… и охотно последовала, в буквальном смысле, в темноту за кошмаром наяву.
Почему она следует за мной? Почему она позволяет мне прикасаться к ней руками?
Она — красота и грация, все яркое и сияющее в этом мире. А я — то, что находится взаперти в особняке в самом сердце леса. То, что хочет трахать ее до тех пор, пока она не начнет кричать так, что крыша вокруг нас рухнет. Я — чудовище, даже если она не считает меня таким. Я бы убил ради нее, сжег бы этот мир дотла ради нее.
И все же Далия следует за мной, держа свою руку в моей. Добровольно.
Пошла бы она за мной с таким желанием, если бы знала, как сильно я хочу преследовать ее под покровом темноты, как хищник, преследующий свою добычу?
— Есть много вещей, которых ты не знаешь обо мне, красавица, — рычу я, мой голос мрачный и опасный… мрачнее, чем я хотел.
— Да?
Улыбка в ее голосе дает мне понять, что она меня не боится. Я не знаю, что может напугать эту женщину.
— Я знаю больше, чем ты думаешь, Дрейвен Вудберн. Например, — она делает драматическую паузу, — я знаю, что ты прячешь алкогольные напитки от своей матери, хотя ты уже достаточно взрослый, чтобы пить их. Я также знаю, что ты проводишь слишком много времени в одиночестве и, что ты далеко не так страшен, как тебе кажется.
— Мама не любит алкоголь, — протестующе ворчу я. — И мне нравится быть одному.
— Лжец, — тихо говорит она. — Ты притворяешься сварливым зверем, но на самом деле ты просто большой плюшевый мишка, не так ли?
— Нет.
— Я думаю, что так и есть.
— Плюшевый мишка не захотел бы наклонить тебя и трахать, пока ты не начнешь молить о пощаде.
— Ох. Ну что ж, — бормочет она и деликатно кашляет.
Мы пробираемся сквозь ровный ряд розовых кустов и выходим на поляну с противоположной стороны. Я делаю несколько шагов вперед, а затем отпускаю ее, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Мне не следовало этого говорить, но это правда. Я хочу ее каждое гребаное мгновение дня. На данный момент это почти пытка.
— Ты это серьезно? — тихо спрашивает она у меня за спиной.
Даже если я должен извиниться за то, что сказал это, я не могу лгать ей. Я не буду ей лгать.
— Да.
— Это не делает тебя монстром, Дрейвен. Это делает тебя мужчиной.
Далия приближается ко мне и под ее ногами тихо шелестит трава.
— Тебе позволено… хотеть того, чего ты хочешь. Тебе позволено хотеть меня.
Она подходит ко мне сзади, кладет руку мне на спину.
— Я чувствую то же самое по отношению к тебе.
— Далия, — стону я, вздрагивая в ответ на ее прикосновение… и из-за ее слов.
Мой член тяжелеет в штанах, мои яйца ноют, требуя освобождения. Я не просто хочу ее один раз или сейчас. Я хочу ее навсегда.
— Красавица.
— Посмотри на меня, Дрейвен, — шепчет она. — Именно поэтому ты привел меня сюда, не так ли? Чтобы ты мог видеть меня?
— Да, — рычу я. — Здесь, под ночным небом, мое зрение самое четкое. В доме я вынужден смотреть на тебя через пелену, а этого недостаточно. Я вижу тебя, но не так, как мне хочется. Я схожу с ума, не зная какой точный оттенок твоего румянца или каждой черты твоего лица. Когда тьма снова сомкнется вокруг меня, я хочу, чтобы в моей памяти остался твой образ.
— Тогда повернись.
Я медленно поворачиваюсь, отчасти боясь, что она исчезнет у меня на глазах, если я буду двигаться слишком быстро. Я ждал этого момента всю неделю. Теперь, когда он наконец пришел, я боюсь дышать слишком глубоко, чтобы не испортить его. Она — видение в темноте, более реальное, чем деревья вокруг нас или трава у меня под ногами. Ее волосы цвета полированной меди, а глаза бездонной синевы.
Мои художники никак не смогли бы изобразить ее правильно, когда я сам так ошибался. Она краснеет не розовым, а красным. Почти еле заметные веснушки рассыпаны по переносице. У нее пухлые и мягкие губы. Ее кожа такая светлая, что почти светится. Боже милостивый. Как ангел оказался в моем лесу, живя с таким неуправляемым зверем, как я?
У меня есть смутное подозрение, что именно поэтому мама привела ее сюда. Вот что она имела в виду, когда в тренажерном зале быстро пробормотала: «Я же тебе говорила». Она была слишком взволнована, увидев, как мы танцуем в тренажерном зале сегодня вечером. Мама коварна, надо отдать ей должное.
— Ты такая чертовски красивая, — шепчу я, протягивая руку, чтобы провести кончиками пальцев по щеке Далии.
— Спасибо.
Она поворачивает лицо, прижимаясь губами к моим пальцам. И затем она улыбается, загадочной, женственной улыбкой, которая зажигает мою кровь и заставляет меня страдать одновременно.
— Но ты ведь на самом деле не видел меня, не так ли?
Я в замешательстве хмурюсь. Сейчас я вижу ее яснее, чем когда-либо с тех пор, как она появилась в Кричащем Лесу.
Она танцует вне моей досягаемости, смех на ее губах, дьявол в ее глазах. Ее руки тянутся к подолу рубашки. Моя бесстрашная маленькая королева стягивает ее через голову одним движением, темнота делает ее храброй. Или, возможно, из-за преданности, пылающей в моих глазах.
— Посмотри на меня сейчас, Дрейвен, — говорит она.
‒ Да, — рычу я, приближаясь к ней с сердцем, бьющимся где-то горле.
Она бледная и нежная повсюду, с километрами кремовой кожи, которая только и ждет, чтобы ее исследовали. Я полностью намерен завоевать и заявить права на каждый дюйм ее тела.
— Подожди, — кричит она, вскидывая руку, чтобы остановить меня, прежде чем я успеваю обнять ее. — Я знаю, что не могу видеть тебя, но я хочу чувствовать тебя.
Румянец окрашивает ее щеки в розово-красный цвет.
— В конце концов, это будет справедливо.
— Ты пытаешься заставить меня раздеться, красавица?
— Может быть. Это работает?
Вместо ответа я протягиваю руку через плечо и снимаю рубашку. Естественно, эта гребанная вещь цепляется за один из моих рогов. Слава богу, что темно, и она не может видеть, как я вырываюсь на свободу, как домашнее животное, которое пытается выбраться из картонной коробки. В конце концов я отрываю эту чертову штуковину и швыряю ее на траву.
— Это, похоже, была большая работа, — усмехается она.
Я безмолвно рычу и притягиваю ее в свои объятия, от чего
