– А ты… как его?.. Эрика Клэптона знаешь? – спрашивает Битов, и по его интонации становится понятно, что для писателя имя великого гитариста пустой звук.
– Как облупленного! – отвечаю Битову частичную неправду.
Я знаю миф, в котором больше моей жизни и моего поколения, чем англичанина. А мифам не всегда полезно становиться реальностью. Когда с опозданием в двадцать пять лет в Россию поехали играть разные рок-стары, то я решил не ходить их смотреть. У меня в голове свои «Роллинг стоунз» и «Дип перпл». В натуральную величину они могут только нарушить юность, засевшую в памяти…
Тем временем мы выкатились на холм, обрывающийся долгим пустым косогором. Незасеянные, а значит, и не беременные поля у холма весело зеленеют под открытым небом. На краю косогора за аккуратным забором находится пригожее кирпичное здание «Дома Надежды на Горе» – таково полное название реабилитационного центра. Здесь помещаются где-то тридцать пациентов, с которых денег за курс не берут и брать не собираются, рассчитывая на меценатов. Наши же водочно-пивные олигархи больным или сироткам фиг дадут, поэтому на Горе рассчитывают больше на просветленных иностранцев. Мифический Эрик Клэптон теперь. Хотя денег велели не просить…
Мы заходим в калитку. Тут еще пара машин подкатывает. Большой Митя Шагин с бородой. Целуемся и фотографируемся. Тут же, скатанная из бревен, часовенка. Садимся возле стены, мурлычем на солнцепеке, а Эрика Клэптона все нет.
– Да, – говорю Мите, – опять обманули больного человека…
– Страдающего неизлечимым, прогрессирующим и смертельным недугом, – подхватывает Митя.
Народ ходит туда-сюда. Очумевшие пациенты и с дюжину тех, кто достиг уже душевного покоя, как альпинист Джомолунгмы.
– Мы, понимаешь, – продолжает Митя, – и березку заготовили. Будем ее сажать со стариком Эриком.
– Замечательно! Заложим аллею трезвых героев! А я дома порылся и нашел виниловую пластинку Клэптона «461 Оушен-бульвар». Это там, где песня «Я застрелил шерифа». Двадцать лет назад ее во всех питерских кабаках играли. Буду автограф брать. Первый раз в жизни, кстати.
– Ничего. У Эрика не стыдно.
Мы так говорим, греемся, время идет, а англичанина все не видно. Как-то и забывается он в деревенском русском утре, даже противоестественным кажется его имя в этой обстановке – вон баба тащится с коромыслом, и слово «хуй» начертано на обломке бетонной трубы. За отсутствием других приезжих знаменитостей народ все более льнет к писателю Битову.
И тут на горе появляется «мерседес» дорогой марки и останавливается возле ворот. Из машины вылезают трое мужчин – немолодой и большой, молодой и тонкий, немолодой и средний. Они входят в калитку, и им навстречу устремляется директор Дома – кряжистый полувековой лысоватый мужчина с капитанской бородкой.
Мы с Митей продолжаем сидеть, понимая, что визитначинается, думая, однако, что появилась первая, в определенном смысле разведочная машина, а сама «звезда» на подъезде, сейчас выкатит в прожекторах и в шляпе с перьями…
– Пойдем-ка, – говорит Митя, и мы покидаем солнцепек возле часовенки. – Пора начинать руководить процессом.
– Главное, когда появится, Клэптона не кормить, – напоминаю я.
– И денег не просить, – соглашается Митя.
Алкоголики робеют, но подтягиваются тоже. Мы с Митей жмем руки прибывшим, а директор произносит краткую информационную речь, обращаясь в основном к немолодому и среднему. Тот одет в светлые спортивные брюки и куртку с капюшоном. Именно ему рассказывает правду экс-капитан, а англичанин на каждую фразу отвечает:
– Фантастик!
«Так когда же сам Клэптон…» – начинается мысль, и я вдруг понимаю, что именно он передо мной и стоит. При рассмотрении вблизи мифические герои меняют облик. Великий гитарист оказался другим, но все равно кайфовым, пускай и с вялым подбородком и мелкими чертами лица. Всяко уж краше, чем Шварценеггер или Черномырдин.
– Дорогой господин Эрик, – закончил информационное сообщение директор, – давайте пройдем и осмотрим дом!
Вмести с гостем и алкоголиками мы входим в здание. Директор останавливается возле «наглядной агитации», древа жизни, на каждом из золотых листочков которого начертана фамилия дарителя. Директор говорит как экскурсовод:
– На одном из листков написано – Юрий Шевчук. Это русский рок-музыкант. Каждый год он играет концерт в нашу пользу.
Похоже, директор решил брать быка за рога, и мы с Митей шепчем директору в ухо:
– Денег не просить, – а Эрик восклицает:
– Фантастик!
А напряженность первых минут тем временем тает. Клэптон разглядывает происходящее вокруг с интересом. Он не жена губернатора, которой нужно поднимать рейтинг мужа перед выборами и посещать сироток. Он приперся сюда в день концерта по собственной воле, зная, что ищет. А искал он алкоголиков, которые стараются. Он и сам старался и теперь трезв как вымытое стеклышко. Классный парень, одним словом. Не говнюк. Не ошиблись мы в нем тридцать пять лет тому назад… По узкой лестнице шумно поднимаемся наверх и оказываемся в просторной комнате с окнами на русские просторы. Клэптона подводят к стене с приколотой на нее картой великой Родины. На ней множество отметок и пунктиров, проложенных к Петербургу. Из пятидесяти городов и населенных пунктов прорывались к нам страждущие алкоголики– один алкоголик добрался до деревни Переккюля аж с Сахалина. География впечатляет. Великий, как наша Родина, гитарист слушает объяснения и повторяет каждые тридцать секунд:
– Фантастик!
– Я знаю, Эрик, что ты тоже помогаешь подобному центру, – начинает директор.
– Йес! – вскрикивает Клэптон. – Симиляр! Такой же! – Гитарист выглядывает в окошко и добавляет: – На Антибах. Это Карибское море.
– …И ты даже продал пять своих старых гитар на аукционе в пользу центра!
– Денег не просить, – шепчем мы с Митей снова, а Эрик вскрикивает:
– Фантастик!
Стало понятно, что дружба состоялась, и директор, несколько расслабившись, предложил:
– Так, может быть, выйдем на улицу и посадим березку?
– Березку? – переспросил Эрик и по-приятельски улыбнулся: – Йес, офкос!
Мы спустились на первый этаж и вышли на улицу. Как хороша русская природа, когда нет грязи и привычного говнища! Так бы и жить в чистоте и с солнцем над головой!.. За часовенкой неподалеку от забора алкоголики выкопали заранее ямку. Приготовили лопату и хворостину с корнями – ей и предстояло сыграть роль березки. Никто из больных и здоровых не посмел приблизиться. Только Эрик, Митя и я. И это случилось – Эрик воткнул хворостину в ямку, я схватил лопату, почувствовал теплую плоскость черенка и пошуровал лопатой, а Митя полил конструкцию из лейки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
