— Да.
«О да, она рассказала мне все. Ничего не утаила. Не пощадила меня». Мерзкие слова снова собрались у нее в голове, чтобы заразить мозг, наполнить грязью эту тихую палату.
«Если бы ты любила его как следует, он бы не умер». Теперь она понимала, что Гонория имела в виду. Много лет тому назад, когда Ральф служил на флоте, он изменил Эми. Она не любила его «как следует», и потому он полюбил кого-то другого и заразился ужасной болезнью, позже убившей его. И Гонория об этом знала, испанские доктора ей сказали. Но она, естественно, думала, что этот кто-то — женщина.
Джеральд был сильно пьян. Выйдя из ванной и увидев, что она разглядывает фотографию, снятую в марракешском клубе, он рассмеялся. Вывалил ей все самые грязные подробности. Как они с Ральфом, едва познакомившись, вышли на задний двор и там занялись сексом, то один поворачивался спиной, то другой, тут же, у стены дома. Как Ральфу это понравилось. Он потом еще с другими пробовал. Ничего удивительного, что подцепил СПИД.
Вот тут Гонория его и ударила. Схватила ближайшую тяжелую вещь и стукнула Джеральда по голове, да не один раз, била снова и снова, пока голова не превратилась в кровавую кашу. Потом она засунула фотографии и одежду в чемодан, потому что никто и никогда не должен связывать ее обожаемого брата с этим кровавым месивом на полу и потому что она сама себе закон.
— Разумеется, это не Хедли заразил вашего мужа, миссис Лиддиард, — сказал Барнаби. Он запросил анализ крови сразу после разговора с Лорой Хаттон и получил отрицательный результат. — Вы ведь не знали, чем он собственно болел?
— Нет…
«Гонория не сказала мне — надеялась, что я тоже больна. Что Ральф перед смертью заразил меня этой болезнью. Она наблюдала и ждала, когда появятся симптомы. Ничего не говорила мне — вдруг я захотела бы провериться и оказалось бы, что я здорова? Тогда бы ей пришлось убить меня самой. Потому что такой обет она дала Господу Богу».
Слезы медленно покатились из глаз Эми, и Одри Брирли вытащила несколько бумажных платков из коробки, стоявшей на тумбочке. Барнаби решил здесь остановиться. Когда он застегнул пальто, замотал шарф и надел перчатки, Эми уже опять засыпала. Он погасил ночник на тумбочке, остался только ночной синеватый свет.
Пока они шли по коридору, Одри спросила:
— Когда вы расскажете ей остальное, сэр?
— Когда она будет готова это услышать. На сегодня с нее довольно, — в холле он бросил взгляд на часы: половина второго, — да и с нас тоже.
Кода
Почти всегда, даже когда дело закончено и официально закрыто, остаются вещи так и не выясненные. И персонажи, чья мера вовлеченности в преступление точно не определена. Целый клубок ниточек, которые никогда не распутать, чьи концы аккуратно не связать.
Зная это, Барнаби не усмотрел ничего страшного в том, что останется неустановленной личность женщины на «свадебной» фотографии Хедли, и выбросил ее из головы. Но однажды вечером ему позвонил взволнованный Трой и сказал, что нашел ее.
Сержант пересматривал, и не в первый раз, к большому неудовольствию жены, видеозапись «Салемских колдуний», где так блестяще сыграла дочь его шефа. В сцене суда, где «всякие женщины бегают и вопят как резаные», Трой разглядел на заднем плане лицо, показавшееся ему смутно знакомым. Он нажал на «стоп» — и вот она, пожалуйста! Миссис X. собственной персоной.
Ее легко нашли, сначала обратившись в Би-би-си, а потом — в профсоюз актеров «Эквити». Она была зарегистрирована в базе данных статистов, а в тот период, к которому относилась фотография с Хедли, значилась также в списках одного агентства, оказывающего эскорт-услуги. Разумеется, она запомнила заказ мистера Хедли, это были самые легкие сто фунтов, которые она заработала в жизни, и, главное, все было совершенно законно. Ей даже позволили оставить себе шляпку и фату, но когда она попыталась выяснить, зачем заказчику понадобилось это поддельное бракосочетание, он ответил ей довольно резко. Церковь была за городом, не далеко от Бёрнэм-Бичис. Скорее всего, Макс Дженнингс не ошибся в своих предположениях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Миссис Хедли» нашлась примерно месяц назад. Барнаби, которому полагался отпуск, теперь взял его, потому что Калли и Николас должны были прилететь домой и ему не хотелось упускать ни минуты общения с ними. Они поживут здесь пару дней, а потом вернутся в Лондон.
Просматривая не слишком занимательный раздел «Индепендент», он отвлекся на мысли о том, как хорошо будет повидать их, послушать о театральных и околотеатральных драмах. Жизнь в этом закрытом и перегретом мире постоянно кипит и клокочет. Это, слава богу, так не похоже на его собственную жизнь.
Левая нога онемела. Он вытянул ее, согнул и разогнул пальцы, потом с некоторым усилием закинул на нее вторую ногу. Котенок, который в это время играл со шнурками его ботинка, взлетел в воздух и приземлился на подушку в кресле напротив дивана Барнаби.
— Том!
— Что? — Он опустил газету. — В чем дело?
— Пожалуйста, будь осторожней! — Джой подбежала к Килмовски и схватила его на руки, а тот стал немедленно вырываться.
— Что я сделал?
— Он мог удариться!
Котенок между тем уже вырвался из объятий Джойс, добежал до дивана и начал решительно карабкаться по брючине Барнаби.
— Ты хочешь бокал вина сейчас или за едой?
— Сейчас, пожалуйста, дорогая.
Ему налили бокал «санта-каролина гран резерва», и оно оказалось очень приятным. Барнаби заставил себя отхлебывать понемногу, как ни хотелось осушить бокал несколькими глотками. Когда приедут дети, будет шампанское. Из кухни волшебно пахло. Кролик, запеченный с лемонграссом, каперсами и сельдереем. И еще там, внутри, груши «комис». Соус он приготовил из полужирного сливочного сыра, дважды протертого через сито, и добавил в него капельку мадеры и немного миндальной крошки.
Барнаби сделал еще глоток и, довольный, лег на диван. Вот это жизнь! Даже если крошечные иголочки то и дело покалывают плечо.
Зазвонил телефон. Джойс взяла трубку на кухне и вскрикнула от радости:
— О, здравствуй, дорогая, как я рада снова тебя слышать!
Барнаби замер в ожидании. Что-то там пошло не так. Они не приедут. А если приедут, не смогут остаться. Или смогут остаться только на одну ночь. Может быть, они кого-то с собой привезут, так что ему и Джойс не удастся нормально поговорить ни с дочерью, ни с Николасом.
— Том, — он сначала услышал, как трубку положили на стол, потом в сервировочном окошке появилось лицо Джойс. — Хочешь сказать пару слов? Они звонят из Хитроу, просто сверить часы.
— Хочу.
— Не вставай. Я принесу.
Калли было слышно так, как будто она говорила из соседней комнаты. Здорово будет снова увидеть его и маму. Она купила в Польше суперподставку для его специй. Что он сегодня готовит? Не забыл ли записать «Салемских колдуний»? Турне было умопомрачительное. Директор — настоящая жаба. Николас блистает в роли Дон Жуана. Беатриче ей так и не удалась.
Барнаби с веселым сердцем выслушал все это, но, когда она уже собиралась положить трубку, счел разумным сделать, так сказать, «предупредительный выстрел».
— Калли, тут у нас может возникнуть одна проблема… — Он нежно придержал за спинку Килмовски, который уснул у него на плече и теперь постепенно сползал вниз. — Это я о котенке. Боюсь, твоя мама сильно к нему привязалась.
— Тебе не надо ходить туда, Эми.
— Нет, я должна. Я должна войти туда. — Но ей было трудно нажать на дверную ручку.
Они стояли на лестничной площадке у двери в комнату Ральфа. Эми впервые вошла в Гришэм-хаус с той ужасной ночи, когда чуть не погибла здесь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пройти через кухню, потом через залу по каменным плитам, между которыми лезли сорняки, подняться по лестнице на второй этаж уже было нелегко. Но ничто не могло сравниться с этим.
— Может, я открою дверь?
— Если хочешь. — Но стоило Сью протянуть руку, Эми крикнула: — Подожди!
