Отведя взгляд от лица супруги, маркиз прикрыл ей грудь сползшим краем рубашки, тяжело поднялся на ноги и, забыв о свече, молча вышел. Он не обернулся на громкий шорох одеял позади, не ответил на долетевшее в спину растерянное «В-ваше сиятельство? Что с-случилось? К-куда вы?» — он покидал поле боя, потерпев сокрушительное поражение, и единственное, чего ему сейчас хотелось, — укрыться в своей норе, как подбитому зверю. Конечно, он знал, что жена не любит его и не хочет — но чтобы настолько?.. Уже на пороге собственной спальни вновь вспомнив застывшее лицо Лавинии, его сиятельство с трудом подавил желание зажмуриться по ее примеру. Интересно, подумал он, и вот так было каждый раз? Во все предыдущие ночи? «Теперь понятно, откуда взялся тот уксус, — мрачно подумал Астор. — Удивительно, что вообще не петля!»
Он закрыл дверь и опустил задвижку. Потом, сбросив халат, улегся в холодную постель и попытался уснуть, но ему не дали. Пяти минут не прошло, как в дверь робко, просительно поскреблись с той стороны, и дрожащий голос Лавинии позвал:
— В-ваше сиятельство! В-ваше… Астор! В-вы здесь?
Маркиз притих, на всякий случай даже перестав дышать. Может, решит, что уснул, постоит да уйдет?.. Ручка двери, вздрогнув, несколько раз опустилась книзу, на пару секунд в коридоре стало тихо, а потом постучали снова. Тихонько, словно бы извиняясь.
— Астор! М-мне м-можно войти?..
Он мученически скривился. Нет, не уйдет, это же Лавиния. «Ну что за наказание», — подумал его сиятельство, вынужденно оставляя таки постель. Нашарил в темноте на столе кремень и огниво, зажег свечу и поднял задвижку. Распахнул дверь — жена стояла в коридоре, босыми ступнями зябко переступая с одной половицы на другую, вид у нее был потерянный, лицо несчастное, а глаза на мокром месте.
— Входите, — устало сказал маркиз. — Что же вы босиком, пол холодный…
Лавиния шагнула через порог.
— П-почему в-вы ушли? — тихо спросила она. — Я что-то н-не так с-сделала?..
Астор отвел взгляд в сторону. «Это я всё сделал не так», — подумал он. А вслух сказал:
— Не беспокойтесь, вы тут ни при чем. Но что касается детей — боюсь, нам придется смириться с одним Алонсо.
— П-почему?..
Маркиз невесело усмехнулся и, все-таки найдя в себе силы посмотреть ей в глаза, пояснил:
— Потому что я вам противен, а силой вас брать не хочу. Не отпирайтесь, я видел ваше лицо там, в спальне — будь ваша воля, вы бы меня к себе и на арбалетный выстрел не подпустили. Никакие дети того не стоят, Лавиния.
Она беспомощно заморгала. А маркиз, нагнувшись, подобрал с пола свой халат и закутал в него супругу.
— Вот, — сказал он. — Не замерзнете по пути. Возвращайтесь в постель, вы вся дрожите.
Лавиния снова моргнула, не сводя с него глаз. А потом вдруг закрыла лицо руками и тихо всхлипнула — так горько и безнадежно, что Астору стало жаль ее. Поколебавшись, он обнял супругу за плечи и осторожно прижал к себе.
— Ну, ну, — сказал он как можно мягче. — Что случилось?
— М-мне т-так стыдно, — прошептала Лавиния, уткнувшись лицом ему в грудь. — Я обидела в-вас… Я н-не должна была… Это неправда, Астор! Вы вовсе мне не п-противны! Н-не вы, а…
— Ш-ш. Я понимаю.
— И дело не в д-детях… К-конечно, я бы хотела, но… В-вы ведь мой муж и… и… вам же н-надо…
Астор тяжело вздохнул.
— Ничего мне уже не надо, — сказал он, утешительно целуя жену в макушку. — И не корите себя, прошу вас, вы и так сделали для меня больше, чем я того заслуживал.
— Я?..
— Ну конечно. Вы подарили мне сына, а моему графству — будущее. Разве этого мало?
— Н-но… это ведь был м-мой долг…
— Да ну их к лешему, те долги, — отмахнулся Астор. — Пойдемте-ка лучше спать. Завтра нам с вами весь день придется провести в садах — я хотел, чтобы вы посмотрели на весеннюю подготовку деревьев. Хороши же мы будем, как выражается Гарет, «оба-двое» со слипающимися глазами!..
Он фыркнул, и Лавиния, всё еще не смея поднять взгляд на мужа, робко улыбнулась куда-то ему в плечо.
— Сп-пасибо, — тихо сказала она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не за что. Согрелись хоть немножко?
— Д-да…
— Вот и хорошо, — маркиз Д’Алваро плотнее закутал жену в халат и уже взялся за пояс, когда из коридора донесся торопливый стук подошв, и в спальню ввалился Гарет.
— Ваше сиятельство! — с порога выпалил он и осекся, увидев хозяйку. — О! Покорнейше прошу извинить…
Астор повернул голову.
— Постучать — руки отсохнут? — недовольно осведомился он. — Что за демон тебя принес посреди ночи?
Денщик, конфузясь, сделал еще шаг вперед и протянул его сиятельству сложенную вдвое записку.
— Только что голубь прилетел, — пояснил он. — С заставы. Вы велели будить, не чинясь, ежели вдруг что…
Брови хранителя коротко, резко сошлись на переносице. Выпустив жену из объятий, он принял записку, развернул и скользнул по ней взглядом. Лицо его посуровело.
Послание было короче некуда. На клочке бумаги неровным размашистым почерком Фабио было выведено только одно слово: «Хелвинд».
Глава 27
Солнце садилось, алым ликом купаясь в песках, как в море. Застывшие волнами барханы из охристо-желтых перецвели в оранжево-красные — и тем же цветом окрасились разлапистые султаны пальм в самом сердце оазиса, притулившегося на краю пустыни. У него даже не было имени, у этого маленького живого пятнышка, затерянного в песчаных дюнах, настолько он был крошечный и невзрачный, и ни один караванщик не знал к нему дороги. Однако оазис не был заброшен. А тот клан Ветров Пустыни, что им владел, не променял бы его и на две золотые жилы — глава почтового двора Алмары платил за аренду щедро, а за молчание и того больше.
Фаиз ан Фарайя, покончив с вечерней молитвой, выпрямился на коврике и прислушался. Мир за стенами шатра, еще недавно немой и обессиленный зноем, оживал понемногу — звенели посудой и ведрами рабы, плескалась у маленького источника вода, ржали кони… Закат на носу, подумал Фаиз и поморщился. Он любил последние минуты дня, когда на пустыню вслед за гаснущим солнцем опускались короткие сумерки, но с тех пор, как день и ночь для него поменялись местами, Фаиз от души возненавидел вечера. Почти так же сильно, как лошадей и колесницы. «Два дня, — сам себе сказал он. — Осталось продержаться два дня — и я вернусь на Дворцовый холм. Господину, конечно, виднее, — но, ради всего святого, неужели нельзя было замахнуться пониже?..»
Он снова поморщился, мыслями возвращаясь в тот день, когда шагнул из воронки в центр знакомой маленькой комнаты с забранной косой решеткой окном. Покачнулся — переход сквозь запутанный узел резервных точек даже тренированным людям давался непросто — и, увидев приподнявшегося на лежанке шафи, почтительно опустился перед ним на одно колено.
— Мой господин, — сказал он.
— Встань, — благодушно отозвался Мурад ан Махшуд. — Хотя, пожалуй, лучше уж сядь — полторы дюжины прыжков за неполный час это не шутки… Рашид!
Молчаливый шарарец в черном, бессменный спутник главы почтового двора, без которого Фаиз своего учителя даже не помнил, склонил голову и выскользнул за порог. Шафи указал на место рядом с собой:
— Располагайся. Сейчас принесут кофе.
— Это может подождать, мой господин, — благодарно улыбнувшись, Фаиз опустился на край жесткой, набитой конским волосом лежанки. — Сначала, наверное, вам было бы интересно…
— Послушать о том, где провел минувшую ночь фантомаг Геона? — закончил за ученика шафи всё тем же благодушным тоном. — О, не беспокойся, я знаю.
Фаиз внутренне напрягся, гадая, чем оное «знание» обернется для него самого, и ан Махшуд, словно почувствовав это, негромко рассмеялся.
— Виновные в недогляде уже наказаны, — сказал он. — Что же касается тебя… Так или иначе, приказ ты выполнил — по крайней мере тот, что касался непосредственно фантомага, и Геону придется это запомнить. Ты хорошо поработал, Фаиз. Признаться, на такой результат я даже не надеялся — и мне любопытно, чем же ты все-таки взял этого юношу, да так крепко, что из всех, к кому он мог прийти за помощью, он выбрал тебя? Или ты не всё доверил бумаге?..
