— Только, ради бога, не привлекайте к себе внимания! — напутствовал Бакконье своих людей. — Пусть ваше наблюдение выглядит как обычный патруль.
Машины у Лакдара Гариба не было, так что прибыть в Йер он мог только вечерним поездом, в 19.15 или автобусом из Тулона. Незадача состояла в том — во всяком случае для караулившего его полицейского, — что автобусы на линии Тулон — Йер шли через Кро каждые сорок минут, и никто не мог знать, где сойдет Лакдар, тем более что вблизи Гренуйер остановки не было.
Один в своем кабинете Жардэ, уставившись в телефон, с трудом сдерживал тормоза. что-то ведь должно было происходить… Но что? Когда Бакконье возобновил допросы, Делакур должен был догадаться, что произошли какие-то события — слишком умен, чтобы не ощутить перемену ветра. От него наверняка не ускользнуло, что Жардэ получил какие-то важные улики. То ли он пренебрег сообщением инспектора и потому остался спокойным, то ли, наоборот, реалистически оценил их истинное значение и тогда — жди худшего. Худшего. Жардэ вспоминал потом, что с того момента, как ему стало известно содержание двух недостающих листков из тетради, он знал, что надо ждать худшего. И он к нему приготовился — нервы на пределе, но внешне — спокойствие.
В 19.17 поступило донесение из «скорой помощи»: неизвестный водитель только что сбил какогото араба по дороге на Кро. Пострадавший находится в тяжелом состоянии. Больница предупреждена.
— Еду! — крикнул Жардэ. — Надеюсь, Бакконье уже там?
Рискуя столкновением на каждом перекрестке, он через несколько минут прибыл на место происшествия. Санитары уже занимались своим делом.
— Проходите! Проходите! — раздраженно крикнул он начавшим скапливаться любопытным.
В человеке, распростертом на обочине, Жардэ сразу узнал Лакдара. Рядом валялся его потертый, раскрывшийся при падении чемодан. По виску гиганта медленной струйкой стекала кровь, губы попытались изобразить какой-то звук, похожий на вздох или детский всхлип. Смуглое неподвижное скуластое лицо с закрытыми глазами почти сливалось с травой, пучки которой кто-то успел подложить ему под голову. Возле раненого хлопотал врач, санитары раскладывали носилки. Подоспевшего на всех парах Бакконье Жардэ встретил вопросами.
— Разумеется, никаких следов ни машины, ни водителя? Немедленно удостоверьтесь, все ли обитатели Гренуйер вернулись домой, и, если потребуется, осмотрите бамперы и кузова всех машин в поместье!
— Вы полагаете, что…
— Я не полагаю, а проверяю! И лечу в больницу в Йере, чтобы послушать раненого, как-только он сможет говорить, если сможет!
Пострадавший прямиком был доставлен в реанимационное отделение и через час уже прооперирован. Жардэ подождал хирурга у выхода из операционной:
— Ваш прогноз?
— Скорее пессимистический. Пациент, конечно, крепок, но, кроме переломов голени и бедра, сильно поврежден череп, поэтому ничего с уверенностью сказать не могу.
В состоянии ли он ответить на мои вопросы?
— Это исключено, во всяком случае в данный момент.
— Доктор, поймите, это имеет решающее значение для следствия. В Йере и наверняка где-то еще совершены преступления, и я уверен, что раненый может дать нам ключ хотя бы к двум из них. Даже если нельзя поговорить, не разрешите ли мне его увидеть?
— Только на несколько секунд. Я пойду с вами. Но, признаться, я не понимаю…
На этот раз смуглое лицо Лакдара резко выделялось на белоснежной простыне. Огромная повязка вокруг головы, походившая на тюрбан, напомнила комиссару мавританских воинов из сказок его детства. Но в отличие от сказок этот воинмавр неподвижно распростерся на больничной кровати. Лишь хрипловатое дыхание и едва заметные движения простыни вверхвниз свидетельствовали о том, что он еще жив. В сказках воинмавр в конце концов одолевал врагов. Было непохоже, что так случится и на этот раз. Хирург сделал знак, и Жардэ последовал за ним в соседний кабинет.
— Очень хотелось бы вам помочь, комиссар, но не вижу, что я мог бы сделать.
— Главное для меня быть здесь, когда он очнется. Мне приходится сейчас соревноваться со временем, поверьте на слово. Наготове целый механизм, который включится, если только больной заговорит и расскажет то, что знает. Если же он ничего не скажет, то мне, возможно, придется все начинать сначала, почти с пуля.
— Ну ладно, комиссар, не вижу иного выхода, кроме как освободить вам свой кабинет и просить дежурных предупредить вас, если больной окажется в состоянии говорить. Располагайтесь.
— Разрешите позвонить?
Жардэ связался с комиссариатом, где пока еще не получали никаких сведений касательно Гренуйер. Ему сообщили, однако, что Бакконье сделал срочный запрос на предмет опознания личности.
— Я в больнице, в кабинете доктора Галлибера… если понадоблюсь…
Жардэ устроился на длинном узеньком диване, стоявшем у стены напротив стола. Им овладело странное оцепенение — никаких мыслей, никаких реакций, как в шоке. Он подложил под спину еще одну подушку и вытянул ноги. Почти в ту же секунду раздался длинный телефонный звонок, и ему потребовалось усилие, чтобы выйти из нахлынувшей некстати сонливости. Звонок не смолкал, и Жардэ решил снять трубку. Безликий женский голос произнес:
— Вы комиссар Жардэ? Ждите у телефона.
Он не сразу узнал приглушенный голос инспектора.
— Бакконье, — пробормотал комиссар, приходя в себя, — откуда вы?
— Из кафе. Все тихо. Черный лимузин Делакура видели на дороге в Кро за несколько минут до несчастного случая. Машина направлялась в Кро. Свидетель подтвердил, что за рулем сидел сам Делакур.
— Он вернулся домой?
— В томто и дело, что нет. И это меня беспокоит. Мы только что обнаружили, что в поместье есть два других выхода.
— Далеко он не может уйти, ясное дело. И потом, это на него не похоже. Гордыня этого человека безмерна. Даже низринуться с высоты он предпочтет эффектно.
Жардэ сообщил инспектору о состоянии Лакдара.
— Мы топчемся на месте! — добавил он. — А время идет. Законное время для обыска истекло, придется ждать до утра. А за ночь столько можно успеть…
Жардэ задумчиво повесил трубку. Цель так близка на этот раз, неужели именно закону суждено быть помехой на его пути?
Понемногу он снова стал проваливаться в сон и решил, что снится кошмар, когда чья-то рука растормошила его:
— Комиссар, раненый приходит в себя. Но он невероятно слаб. Даю вам всего несколько минут.
Жардэ, наверно, никогда не забудет устремленного на него взгляда Лакдара — взгляда затравленного ребенка. Чернющие, глубоко посаженные глаза, выдвинутый подбородок, вздувшаяся вена на лбу под повязкой, чуть ожившее лицо. Жардэ почувствовал на верхней губе капельку пота — никогда ему не было так не по себе. Пришлось наклониться, чтобы лучше расслышать слова раненого.
— Почему господин Делакур хотел меня задавить? Почему господин Делакур…
Не найдя другого ответа, Жардэ глупо пробормотал:
— Да нет же, это просто несчастный случай…
— Нет! Он видел, что я иду по краю дороги, и поехал прямо на меня. Где Анжелина? Что она наделала в мое отсутствие? Опять убежала?
— Убежала?
— Да. Уже убегала два раза. А ее никто не должен был видеть никогда! Зачем ты убегала, Анжелина?
В Жардэ снова взял верх профессионал, и он спросил, повысив тон:
— Где сейчас Анжелина?
— В шале, в домике за грядой кипарисов. Но она опять убежит, если я не вернусь сторожить ее… Анжелина, мне больно…
Глаза Лакдара прикрылись, лицо сморщилось, но быстро расправилось. Комиссар испугался и позвал дежурного врача.
— Пульс очень слабый, — предупредил врач. — Большая потеря крови. Сейчас надо оставить его в покое. Пойдемте.
Жардэ заколебался, словно собираясь что-то сказать. Но передумал и пошел вслед за врачом.
— Поезжайте, комиссар. Думаю, что раненый теперь не скоро сможет снова говорить с вами. Если вообще сможет.
Жардэ вернулся в комиссариат, где его ждал Бакконье. Еще под впечатлением услышанного комиссар передвигался как лунатик, в голове было пусто. Однако, заговорив, он сразу обрел свой четкий командный тон:
— Начинаем завтра утром в положенное время. Вы достаточно полицейских оставили на месте?
— Да. Дежурная машина патрулирует всю ночь дорогу в Кро и прилегающие пути. В Гренуйер никакой паники не отмечалось. Долго горел свет в кабинете, где Делакур нас принимал. Подозрительных перемещений замечено не было.
Жардэ пересказал все, что ему сообщил Лакдар, и резко оборвал восклицания инспектора:
— Эх, если бы мы могли сейчас окружить этот домик в кипарисах!
— Араб бредил, это очевидно!
— Я в этом не так уверен.
Ровно в шесть утра полицейские, дежурившие всю ночь в машине, выбрались на свежий воздух и заняли позицию с двух сторон поместья. Немецкие овчарки за оградой встретили их исступленным лаем и не утихали, пока чейто голос не приказал им молчать. Сразу присмирев, собаки вернулись к своим конурам, а на пороге дома появился Делакур.
