– Если он один, так чего вы…
– Один-то он один, – со злостью и страхом пробормотал ныряльщик. – Мы не трусливей тебя. Он хоть и один, да не живой.
– Мертвяк? – поинтересовался вор, садясь поудобнее.
– Не веришь?! – возмутился фуа.
– Верю. Мне и самому показалось, что тухлятиной попахивает.
– Не сильно, – пробормотала рыжая. – Падаль, вода, тряпка. Не знаю, кто это.
– А лошади что?
– Сначала беспокоились, сейчас стоят смирно. Ты никого не видел, Ква?
– Да там темно, как в заднице. А этот, тухлый, сюда не лез?
– Вроде нет. А кто это такой может быть? У нас в Холмах таких не водится.
– У нас, на островах, тоже такие не водятся, – вставил фуа. – Что за тварь и откуда взялась?
– Не знаю, – сказал вор. – Много про мертвяков ходячих болтают. Но если он к нам не лезет, может, все обойдется? Я пожрать принес…
Фуа возмущенно фыркнул. Рыжая с угрозой сказала:
– Нам, Полумордый, ужинать сейчас совсем не хочется.
– Ладно, я пошутил. Значит, по двору этот ходит? Откуда бы он взялся? Могил рядом вроде нет. Разве что из колодца? Если его туда живьем сунули, то такие могут и вернуться.
– Как из колодца?! – пролепетал фуа. – Там вода чуть-чуть пахла. Я думал…
– Что нам делать? – Рыжая села рядом с вором.
– Подождем. Может, он уже обратно залез. В любом случае до рассвета не так долго осталось. Он нас не трогает – мы спокойно сидим.
– Как тут спокойно сидеть? – прошептала Теа.
– Как обычно, в засаде. Для тебя дело обычное. Ты зачем во двор совалась? Лошадей проверить?
– Тебя, дубину, она встречать совалась, – прошипел фуа. – Лошадей мы и так слышим. Что им, копытным, сделается?
Квазимодо покосился на отвернувшуюся рыжую.
– Ладно, раз все равно сидим, давайте я вам про город расскажу.
Стоило начать рассказ, как в углу хижины что-то заскрипело, и обвалился кусок глиняной стены. Теа выставила кукри, фуа сжался, готовя нож.
– Кому-то про город не нравится слушать, – пробормотал вор.
– Не смей шутить, – лязгнула зубами рыжая.
В углу обвалился новый пласт глины.
Квазимодо подполз на коленях к костру, выбрал головню подлиннее, сунул в угли остатки хвороста.
Угол дома потихоньку осыпался, иногда друзья различали мягкие удары в стену снаружи.
– Кто бы ни был этот мертвяк, не слишком большого ума создание, – сказал вор, поспешно обматывая вокруг головни жгут тростника. – Чего ломится, когда дверь открыта?
Тростник неохотно разгорелся, хворост в костре тоже запылал. По стенам развалин заметались рыжие тени. От ударов снаружи обвалился уже весь верх стены. С остатков крыши сыпались пыль и прелые стебли.
– Сейчас посмотрим, – пробормотал Квазимодо, поднимая факел. Развалины осветились, но дыру в стене заслонял свисающий со стропил тростник. Вор встал.
– Ты куда? – прошептала Теа.
– Посмотрю.
– Я с тобой. И кукри у меня возьми.
– У меня факел. А клинком ты и сама можешь.
– Ты сможешь лучше. А мне свой нож дай. Он надежнее.
– Вы пока поспорьте, а я вдоль стены, там, где дверь, подойду, – прошептал фуа. Зубы его постукивали, но он встал и вытащил из костра горящую ветку.
– Что мы шепчемся? – сказал Квазимодо во весь голос. – Пойдем разберемся с ним.
Фуа прокрался вдоль стены, Квазимодо обошел просевшую крышу с другой стороны. Рыжая с двумя ножами двигалась следом.
Удар снаружи – и пролом расширился. Под ноги вору скатился здоровенный кусок глины. Квазимодо сунул к отверстию факел. Сначала никто ничего не увидел, потом на краю дыры возникли две толстые руки, толкнули стену. Посыпалась глиняная пыль.
– Что нужно?! Пошел на место! – скомандовал вор, тыча факелом в отверстие. Там возникло чудовищное лицо: набрякшие, едва удерживаемые сине-белой кожей валики мертвой плоти, редкие прилипшие волосы. Белесые выпученные глаза с трудом ворочались в орбитах. Изо рта мертвеца сочилась прозрачная жидкость.
Теа ахнула.
«На меня похож, – мелькнуло в голове у вора, – только я похудее буду».
– Пошел домой! – рявкнул Квазимодо.
Мертвец посмотрел на него. В похожих на тухлые яйца глазах мелькнула тень мысли, и чудовище неожиданно быстро полезло в пролом.
– Гемор гнодлый, – сказал вор и точно ударил в открывшийся затылок монстра. Лезвие кукри с отчетливым хрустом перерубило шейные позвонки, но почему-то не остановило движение мертвеца, только распухшая голова свесилась набок. Тело, похожее на набитый чем-то тяжелым и полужидким мешок, вползло по обломкам стены внутрь хижины. Бледная лапа потянулась к одноглазому парню. Квазимодо отпрыгнул, рубанул утопленника под лопатку. Мертвая плоть легко поддалась – лезвие ушло в нее чуть ли не наполовину. Вор выдернул оружие, вырвав из мертвеца сгусток чего-то гадкого. В нос мощно шибануло вонью разложения. Мертвец начал быстро подниматься. Теа, взвизгнув от ужаса, выставила ножи.
– Головы! – визгливо крикнул фуа.
Квазимодо отпихнул рыжую в сторону. Ныряльщик широко размахнулся жердью, когда-то служившей подпоркой стропил, и изо всех сил огрел мертвеца. Жердь переломилась, но второго удара не понадобилось. Голова мертвеца лопнула, как гнилой арбуз, и новый труп осел на гору глиняных обломков.
– Вот это удар, – прогундосил Квазимодо, зажимая рот и нос ладонью. Рыжая, повизгивая, стряхивала с себя вонючие брызги.
– Вот был бы у меня багор… – сказал фуа и наконец обратил внимание на то, чем так густо обляпаны его голые ноги. – А мы из этого колодца все время пили… – Ныряльщик стремительно выскочил из развалин.
Торопливо собирая вещи, Квазимодо слышал, как хрюкает и икает в ближайших кустах фуа и как Теа его уговаривает, объясняя, что мертвяк совсем не обязательно вылез из колодца. Вот странное дело – кого от чего воротит. Лягушка аванка ножом режет, в морях на глубине у них кто только не встречается, к затонувшим, набитым покойниками кораблям ныряет без страха, а вот от мертвяка колодезного пробрало его. Да мало ли что оттуда пили? Живот же не возражал. Хотя, конечно, вонища убийственная – вот от нее сдохнуть можно.
Купаться ночью удовольствие малоприятное, но иногда необходимое. Квазимодо и Теа сидели на берегу уже чистые, но порядком замерзшие, Лягушка еще пропадал где-то в темной воде. Лошади спокойно щипали траву. Бежавшие от испоганенного пристанища путники остановились за рекой выше по течению. Квазимодо нарезал толстыми ломтями свежий хлеб. Теа взяла краюху, недоверчиво понюхала.
– Не нравится? – поинтересовался вор, берясь за окорок.
– Пахнет вкусно, но лепешка должна быть тоньше.
– Так это не совсем лепешка. Лепешки в городе тоже есть, но народ предпочитает такой хлеб. Дешевле выходит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
