– Не оборачивайся. Я перекинусь. Выше по склону пещерка есть. Прикроет от дождя.
Под редкими тяжелыми каплями вор пригнулся. Капли лупили холодом по коже – наказывали за глупость.
– Эй, Ква, заснул, что ли? – Рыжая стояла у куста с сапогами в руках. – Пошли.
Вор встал. Как быстро она перекидывается. Ему всегда казалось, что это трудно, вроде как из куколки в бабочку вылупиться. Рыжая дожидаться не стала, подхватила из травы что-то темное, увесистое и побежала к лагерю. Квазимодо рванул следом. Стук падающих капель сливался в сплошной шум. Оглушительно запахло дождем. Голенастая узкая фигурка мелькала впереди. Вор видел, как начинают блестеть омытые каплями голые ноги. Догнать девчонку удалось перед самой поляной. А может быть, Теа дала себя догнать.
Фуа возился, скатывая вещи. Увидев друзей, заворчал:
– Где вас носит? Нашли время. Сейчас смоет все.
* * *
Пещерка оказалась крошечным выступом на склоне. Возможно, нормальная лиса здесь бы и поместилась с комфортом, но ноги людей торчали наружу. Впрочем, фуа не возражал, с удовольствием шевеля перепончатыми ступнями в струях несущихся со склона воды. Квазимодо мокрые ноги особого счастья не доставляли, но в общем-то было терпимо – спина сухая, на макушку тоже не капает. Свернувшаяся калачиком между парнями Теа грела, как угли. Спала лиска крепко. Квазимодо хотелось положить руку ей на плечо, но он не решался, хотя из-за тесноты левое плечо мокло под струями. Снаружи грохотало так, что холм содрогался. Сверкали бледно-голубые молнии, сквозь сплошную завесу ливня неохотно пробивался рассвет. Теа заворочалась, положила голову на колено вору, нетерпеливо дернула рукой, заставляя обнять себя за плечи. Сейчас ее угловатая, свернувшаяся в плотный комок фигурка казалась мягкой и жутко горячей. Квазимодо понял, что думает о том, что долгой зимней ночью такой соседке по постели цены не будет. Думать об этом было, конечно, нехорошо. Какие здесь зимние ночи? Глупость. Здесь и снегу-то сроду не видали. Впрочем, думать о том, что от тебя самого плохо пахнет, – тоже глупость. Как от тебя еще пахнуть может?
Под коленом лежал задушенный жирный сурок – ночная добыча Теа. Вор сдвинул тушку поудобнее. Накрыл ноги рыжей краем подстилки. Фуа покосился, но ничего не сказал, только улыбнулся.
После ливня река вздулась. Коричневый поток нес мусор, ветки и сухие пни. Трое всадников двигались вдоль реки. Копыта чавкали, увязая в грязи. К вечеру сквозь тучи начали пробиваться первые лучи солнца.
– Здесь западнее нужно взять, – сказала Теа. – Если мы не раздумали обходить деревни.
– Лучше обойти, – пробормотал вор. – Селяне сейчас злые, у них такой ливень наверняка часть полей смыл. Гостям в деревне вряд ли обрадуются.
– Тогда реку нужно переходить. – Рыжая без всякого желания посмотрела на бурный поток.
– Скоро брод будет, – заверил фуа.
* * *
К броду действительно скоро выехали. Торчал столб с вырезанным непонятным знаком, тянулась дорога. Лошади неохотно вошли в реку – поток здесь был бурен, но мелок. Всадники переправились на другую сторону. Квазимодо посмотрел на дорогу:
– Как бы нам раньше времени к людям не выйти.
– Деревня на том берегу. В такую погоду по делам ездить мало кто будет. Отходим от реки – и к тому холму. – Теа показала направление. – Переночуем спокойно, утром осмотримся…
Остановились в роще под боком высокого холма. Склон закрывал заходящее солнце. Квазимодо с сомнением оглядел лоскут крошечного заросшего поля. Дом с просевшей до земли тростниковой крышей. Хутор казался заброшенным достаточно давно. На поле уже вовсю лезли наглые кусты. Покосившуюся низкую ограду оплел колючий плющ.
– Здесь поосторожнее нужно быть, – сказал вор.
Теа смотрела вопросительно.
– В такие места всяких бродяг да проходимцев как медом тянет, – пояснил Квазимодо.
– Так мы уже здесь, – ухмыльнулся фуа.
– Я и говорю, – вздохнул вор. – Еще кто-нибудь припрется – будет перенаселение. Оно нам нужно?
– Здесь лошадей укрыть можно. И колодец есть, – сказала Теа. – Удобное место.
– Не спорю. – Квазимодо еще раз огляделся. – Я только говорю – осторожнее нужно.
Въехали внутрь. На мокрой траве никаких следов заметно не было. Вор немного успокоился. Заброшенный хутор ему по-прежнему не нравился. Ну, не жить же ты здесь собираешься?
– Нервничаешь? – спросила Теа, устроившая лошадей в лишенном крыше хлеву. – На холм поднимемся, пока не стемнело?
– Пошли, – сказал вор, не успев подумать.
Они поднимались сквозь рощу по едва угадывающейся старой тропке. Квазимодо пытался понять – что ж это получается? Все равно куда, лишь бы с рыжей? Что это с тобой делается? Нет, все правильно – оглядеться с высоты просто необходимо. Только ты думать, перед тем как делать, не отвыкай – пропадешь.
Подниматься стало труднее – тропинка шла круто. Вот и вершина.
– Люди были, – прошептала Теа. – Конные.
– С той стороны поднимались, – согласился вор. – Разъезд воинский скорее всего.
На широкой площадке-уступе чернели следы нескольких кострищ. К старому засохшему дереву явно частенько привязывали лошадей.
– Дозоры здесь часто бывают, – озабоченно сказал Квазимодо.
– Но хутор отсюда не видно, – заметила рыжая.
Заброшенное жилье закрывала роща.
– Сегодня переночуем. А завтра уйдем в место поспокойнее, – решил вор.
– Как скажешь, полусотник.
Квазимодо посмотрел на девушку. Она выглядела серьезной, только в карих глазах прыгало больше искорок, чем обычно.
– Теа, если у тебя другое мнение, будь любезна его высказать, а не дразнить меня. Дело серьезное.
– О, как благородно, господин вор. Я всерьез говорю – в войсках, нарядах и охране туповатой ты куда лучше понимаешь.
Квазимодо почесал шрам:
– Ладно, пойдем на другую сторону посмотрим.
На другом склоне холма еще был день. Косые лучи солнца освещали не успевший просохнуть мир. Квазимодо присел на корточки, оглядел открывшуюся панораму:
– Город.
Теа сидела рядом:
– Да. Канут – я помню те ворота, с двойной башней. Мы через них въезжали…
До города было не близко, но вся широкая долина с холма открывалась как на ладони. С вершины казалось, что весь ближний берег реки сплошь застроен. Город стоял в плотном кольце деревень и хуторов. За городом угадывалась широкая река. Можно было даже разглядеть парус, двигающийся по водной глади. Западнее города виднелись рощи и заросшие лесом овраги. Окаймленные глинобитными оградами деревни выглядели россыпью щепок по сравнению с тяжелым мощным телом городских стен. Границы самого Канута вытянулись неправильным прямоугольником посреди долины. Муравьиными тропками вились среди полей дороги, ведущие к городским воротам. За стенами, ближе к реке, возвышались башни замка. Можно было даже разглядеть черточку знамени на высоком шпиле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
