У лодочного сарая толпились люди, смеялись и взвизгивали, веселясь в залитых светом лодках. А ему нужно побыть одному, подышать, собраться с силами.
Ничего, сейчас он немножко пройдет вдоль ручья в другую сторону и там отдохнет. Он всегда любил это место. Как чудесно они с Генри проводили здесь длинные летние дни, а позже к ним присоединилась малышка Элеонор – бегала вокруг вприпрыжку и радовала их своей смышленостью. Господи, каким полным любви и обожания взглядом Генри смотрел на дочь! Дафид много раз пытался запечатлеть это выражение на бумаге, но безуспешно.
Он споткнулся, ноги не слушались. Казалось, все сухожилия стали резиновыми. Дафид решил ненадолго присесть. Совсем на чуть-чуть. Порылся в кармане, доставая таблетку от изжоги, положил ее в рот и тяжело сглотнул.
Земля под ним была прохладная и сырая, он привалился спиной к мощному, крепкому стволу дерева и закрыл глаза. Пульс был рекой, стремительно несущейся после ливня, а Дафид чувствовал себя лодкой, которую влечет течение, а она качается, подпрыгивает и кружится вокруг своей оси.
Перед глазами возникло лицо Генри. Доброе, умное лицо настоящего джентльмена. Элеонор права. Порой нам ничего не остается, как любить издалека. И все-таки это лучше, чем никогда не любить.
Но как же тяжело!..
Дыхание Дафида Ллевелина замедлилось, вошло в ритм с рекой. Нужно встретиться с Элис, он обещал Элеонор. Сейчас он встанет и пойдет, только еще немного полежит на прохладной, устойчивой земле под надежным деревом, чувствуя на лице легкий ветерок. В памяти вновь всплыло лицо Генри, старый друг махал рукой, зовя Дафида за собой…
* * *Элис глядела на часы, когда чуть не налетела на бабушку. Старуха шла очень быстро и, похоже, была чем-то непривычно взволнована.
– Вода, – сказала она, увидев Элис. Щеки у старухи раскраснелись, глаза блестели. – Мне нужна вода.
При обычных обстоятельствах необычный прилив энергии у бабули наверняка пробудил бы любопытство Элис. Только не сегодня. Весь ее мир перевернулся, и она была слишком занята собственными переживаниями, чтобы интересоваться особенностями поведения других людей. Она пришла сюда только потому, что обещала мистеру Ллевелину. От одного воспоминания об их утреннем разговоре ее мучили угрызения совести: она пыталась поскорее избавиться от старика, чтобы показать рукопись Бену.
Какая ошибка! Господи, она сейчас умрет от стыда и унижения!.. Элис села на стул в беседке и подтянула коленки к груди, чувствуя себя совершенно несчастной. Она не хотела идти на праздник, раны лучше зализывать в одиночестве, однако мать настояла. «Нельзя сидеть всю ночь дома и дуться, – сказала она. – Надень лучшее платье и присоединяйся к остальным. Не знаю, что на тебя нашло и почему ты выбрала именно сегодняшнюю ночь, но я этого не потерплю, Элис. Слишком много сил затрачено на подготовку к приему, чтобы ты все испортила своим скверным настроением».
И вот она здесь, помимо своей воли. Элис хотела бы провести всю ночь у себя в комнате, спрятаться под одеяло и попытаться забыть, какой она была дурочкой, глупой, маленькой дурочкой. И виноват в этом мистер Ллевелин. К тому времени, когда от него удалось избавиться, Элис поняла, что не стоит рисковать и показывать Бену рукопись, – вот-вот вернутся мистер Харрис и его сын. Она решила, что после обеда отнесет свою книгу в лодочный сарай и там они с Беном наконец останутся только вдвоем.
Элис сгорала от стыда, вспомнив, как все было. Как она взбежала по ступенькам и постучала в дверь, излучая радостное возбуждение и уверенность. С какой тщательностью оделась и причесала волосы. Она даже брызнула маминым одеколоном под пуговицы на блузке и на запястья, как делала Дебора.
– Элис! – сказал Бен и улыбнулся (смущенно, она только теперь это поняла, а тогда подумала, что он просто взволнован. До чего же унизительно!). – Я никого не ждал.
Он открыл дверь лодочного сарая, и Элис перешагнула через порог, довольная, что за ней тянется шлейф духов. Внутри было уютно: комната с кроватью и скромная кухонька. Элис впервые попала в мужскую спальню и с трудом заставила себя отвести взгляд и не пялиться, как глупый ребенок, на лоскутное стеганое одеяло, небрежно наброшенное на матрас.
На столе лежал маленький четырехугольный подарок, просто, но аккуратно завернутый и перевязанный бечевкой, к подарку прилагалась карточка в виде сложенного из бумаги животного.
– Это мне? – спросила Элис, вспомнив слова Бена, что у него есть для нее подарок.
Он проследил за ее взглядом.
– Да. Ничего особенного, просто мелочь, чтобы ты продолжала писать.
Элис чуть не лопнула от радости.
– Кстати, о писательстве, – сказала она, еле сдерживая желание пуститься в восторженный рассказ, что наконец закончила книгу. – Вот, с пылу с жару. – Она вручила Бену сделанную специально для него копию. – Я хочу, чтобы ты первый прочитал.
Он обрадовался за нее, широко улыбнулся, и на левой щеке появилась ямочка.
– Элис, потрясающе! Это только начало, будут и другие книги, помяни мое слово!
Она растаяла от похвалы, почувствовала себя совсем взрослой.
Вот сейчас Бен откроет папку и увидит посвящение… Однако Бен положил рукопись на стол, рядом с открытой бутылкой лимонада. У Элис вдруг пересохло в горле.
– Так пить хочется, что убила бы за глоток, – шаловливо сказала она.
– Не надо, я с удовольствием поделюсь. – Он налил стакан лимонада.
Пока Бен отвлекся, Элис расстегнула верхнюю пуговку на блузке. Он подал ей стакан, и их пальцы соприкоснулись. По спине Элис словно пробежал электрический разряд.
Глядя Бену в глаза, она отпила холодный и сладкий лимонад, кокетливо облизала губы. Вот оно. Сейчас или никогда. Одним быстрым движением она поставила стакан, шагнула к Бену и, взяв в ладони его лицо, поцеловала, совсем как в своих мечтах.
Целую секунду это было прекрасно. Элис вдыхала его запах, аромат кожи, мускуса с почти незаметной ноткой пота, губы у него были теплые и мягкие, и Элис потеряла голову, потому что всегда знала: это произойдет именно так…
А потом, совершенно неожиданно, разгорающееся пламя погасло. Бен отпрянул.
– В чем дело? – спросила она. – Я что-то сделала не так?
– Ох… – Его лицо выражало смесь понимания и тревоги. – Элис, прости, я был идиотом. Я даже не догадывался.
– О чем ты говоришь?
– Я думал… Я не подумал…
Он улыбнулся мягко и печально. Элис увидела, что он ее жалеет, и только тогда все поняла. Ее как громом ударило. Бен не разделяет ее чувств. И никогда не разделял.
Он продолжал говорить с серьезным выражением лица, нахмурив брови и глядя на Элис добрым взглядом, а у нее звенело в ушах от унижения. Она ничего не слышала сквозь противный, безжалостный звон. Понемногу в сознание стали прорываться отдельные банальности: «Ты потрясающая девочка… такого умного человека… превосходный писатель… большое будущее… встретишь кого-нибудь другого…»
Элис бросило в жар, ноги стали ватными, ей хотелось оказаться как можно дальше от этого места, где она опозорила себя и где мужчина, которого она любит – и до него никого не любила! – смотрит на нее с жалостью, извиняется и успокаивает, как маленького бестолкового ребенка.
Собрав остатки достоинства, Элис взяла стакан и допила лимонад. Забрала свою рукопись с тошнотворным посвящением и пошла к двери.
Тогда-то она и заметила чемодан. Вспоминая об этом позже, она задавалась вопросом, все ли с ней в порядке, если даже когда сердце рвалось на части, какая-то часть ее стояла в стороне от бури страстей и все аккуратно записывала. Много позже, когда Элис познакомилась с творчеством Грэма Грина,[28] она поняла: это просто осколок льда, который есть в сердце у любого писателя.
Открытый чемодан стоял у стены, в нем лежали стопки аккуратно сложенной одежды. Одежды Бена. Он собирал вещи.
Не поворачиваясь к нему лицом, Элис сказала:
– Ты уходишь.
– Да.
– Почему?
У Элис на миг появилась надежда, что Бен покидает Лоэннет исключительно из-за любви к ней. Из уважения к ее юности и из чувства долга перед семьей, принявшей его на работу.
Увы. Бен произнес:
– Пора. Я и так здесь задержался. Контракт закончился две недели назад, я остался, только чтобы помочь в подготовке к празднику.
– Куда ты пойдешь?
– Пока не знаю.
Правильно, он – цыган, вечный путник. Бен всегда так про себя говорил. А теперь он уходит. Покидает жизнь Элис так же небрежно, как когда-то в ней появился.
Внезапно Элис осенило:
– У тебя кто-то есть?
Бен не ответил, да и не надо было. По его сочувственному виду Элис поняла, что угадала.
Как в тумане она сдержанно кивнула и, не глядя не Бена, вышла из лодочного сарая. Голову выше, взгляд прямо, один ровный шаг за другим.
– Элис, твой подарок! – крикнул он ей вслед, но Элис не вернулась.
Только дойдя до поворота, она прижала рукопись к груди и со всех ног бросилась к дому, ничего не видя от слез.
