– Это слишком!
– Мы же не церковь…
Лоренс скривился, махнул рукой:
– Пару публичных домов оставим. Но перенесем в порт. Или к нему поближе. Это не так важно. Важнее город снова вернуть к работе и хотя бы немного отодвинуть от бесконечного пьянства.
Благодаря темноте, которая вроде бы скрывает их лица, они не скрывают эмоций: хмурятся, гримасничают, кривятся, я отчетливо видел их реакцию на любое слово, сам растянул губы в улыбке:
– Вы мне выдадите на руки решение городского совета?
Они переглянулись в темноте, Лоренс сказал нерешительно:
– Ваша милость, вы же благородный человек! Вы же привыкли верить на слово.
– Благородным, – подчеркнул я. – А среди торговых людей принято заключать договора. С пунктами о неустойке, дефолтами, непредвиденными обстоятельствами… их надо перечислить, с откатами и прочими достижениями экономической мысли.
Они посмотрели в мою сторону с уважением. Лоренс вздохнул, вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку лист бумаги.
– На всякий случай, – сказал он, – мы все составили. Здесь предусмотрено все, уж поверьте…
– Не поверю, – ответил я скромно, – мы же деловые люди! А деловые всегда норовят друг друга объегорить, это в порядке вещей. Но я верю в другое… Все вы сейчас в отчаянном положении, будем говорить прямо. И хватаетесь за соломинку. Это я вот ваша соломинка. Если возьмусь наводить порядок в городе, а вы понимаете, что буду делать, меня уже изучили, не правда ли?.. Если возьмусь наводить порядок, то вы будете меня поддерживать всеми фибрами исходя из собственных интересов, что и есть двигатель любого прогресса и торговли в частности.
Я сунул бумагу за пазуху, поднялся.
– Не буду вас задерживать, господа. С вашего позволения, я сейчас же примусь за дело.
Торкилстон от восторга едва не встал на уши, да и Кукушонок с Выдрой смотрели на меня донельзя довольные: вовремя поступили на службу. Теперь они уже не просто у рыцаря чуть побогаче их самих, а у главного в городе.
Сэр Торкилстон мигом оседлал коня, Кукушонка и Выдру оставили бдить, а сами выехали верхами в город, поглядывая по сторонам уже хозяйскими глазами.
Дом для элитной милиции совмещен с тюрьмой, разделяет их только толстая стена. Очень практичные в городе люди: стражники, приведя арестованного, могут сразу же забежать и согреться зимой в своем, так сказать, офисе.
– Сэр Торкилстон, – сказал я громко, – постойте у входа. Если кто выбежит – рубите к чертовой бабушке!
– Сделаю, – пообещал он.
– Мы теперь власть, – напомнил я.
Он оскалился в недоброй, но все еще недоверчивой улыбке. Я взбежал по ступенькам, пинком отворил дверь и прошел через большую комнату с двумя столами и старыми колченогими стульями. Во второй комнате трое устроились на лавке, передавая один другому флягу с вином, а сам командир городской милиции Скал развалился в кресле за столом. Увидев меня, замер, как жирная мышь перед большим котом, глаза задергались в орбитах, красная рожа быстро белеет.
Я обогнул стол, чтобы до Скала дотянуться сразу, если понадобится, сказал резко:
– Ну, тварь дрожащая, ты меня знаешь.
Он пробормотал:
– Ну…
– Что? – прорычал я, подпустив в голос ярости. – Как ты сказал, тварь?
Он поднялся, бросая взгляд на своих людей, сказал нехотя:
– Знаю… ваша милость.
На лавке тихонько охнули, Скал метнул туда злой взгляд. Я сказал жестко:
– Скал, ты уволен. Хочешь уйти тихо или тебя вышвырнуть?
Он отшатнулся:
– Уволен? Бриклайт ничего не говорил…
– Бриклайт в городе не хозяин, – отрезал я. – Хозяин – городской совет. А власть в городе – это я. По поручению городского совета. Убирайся отсюда! Быстро.
За спиной послышалось движение. В глазах Скала мелькнуло злорадство. Я напрягся и, не поворачиваясь, увидел, как двое встали и, обнажив оружие, подходят ко мне со спины. Мечи у них короткие, я выждал миг, затем разом выдернул свой клинок и резко прочертил воздух стальным лезвием.
Две головы упали, срезанные умело и безжалостно. Эти пьяные олухи полагали, что подкрадутся неслышно и зарежут меня, как овцу, как бы не так, рукоятью меча я тут же ударил Скала в зубы. Послышался хруст, Скал упал в кресло, перевернулся вместе с ним и вскочил, успев выдернул меч. Из разбитого рта стекает кровь, он закашлялся и выплюнул выбитые зубы.
В глазах ненависть.
– Хорошо, – сказал я приглашающе. – Ты ведь дворянин?.. А то вешать как-то неловко, как простого вора. Умрешь от лезвия меча…
Он опомнился, торопливо бросил меч в ножны. Кровь капает на грудь, он вытер ладонью и прошамкал:
– Я… ухожу.
– Иди, – разрешил я. – Но не просто иди, а иди, иди, иди. Ну, ты понял.
Кажется, он понял правильно. Проскользнул, сгорбившись, под стеной, роняя дворянское достоинство, исчез в дверном проходе тихий, как церковная мышь.
Хлопнула дверь, Торкилстон шагнул через порог.
– Там один выскакивал… Морда в крови. На всякий случай я его зарубил.
– Эх, – сказал я с досадой, – ну да ладно, в нашей трудной работе не без мелких накладок.
Он указал на застывшего в испуге на лавке стражника, тот страшится шевелиться, смотрит выпученными глазами, его трясет, как лист дерева на сильном ветру.
– Что с этим?
– Этот все уберет, – ответил я. – Ну, трупы, кровь, вычистит все и вылижет. Что за свинарник? Не понимаю, Европа мы или у нас свой, самобытный путь?
Глава 4
На выходе из милиции я ощутил, что ко мне сзади приближается человек. Задействовал второе и третье зрение, уже вижу, не поворачиваясь, что это мужчина среднего роста, от него несильно пахнет вином, луком и гречневой кашей, а также женскими духами, явно только что из борделя. Я ждал, готовый как уклониться от удара, так и нанести встречный.
Он остановился в двух шагах и сказал едва слышно:
– Не поворачивайтесь. Ради Бога не поворачивайтесь!.. Вы не должны видеть меня.
– Ну? – ответил я так же тихо.
– Бойтесь жены Бриклайта.
– Почему? – пробормотал я.
– Не поворачивайтесь, – попросил он снова. – Бриклайт развращает нашу плоть, а она – наши души… Берегитесь ее.
– Спасибо, – сказал я едва слышно, – а почему такая забота обо мне?
– Многим, – проговорил он еще тише, – нравится жить как живем, но мы понимаем, что это недостойно… Это хорошо, что теперь вы – власть. Мы слабые, нам нужен пастух. Я пошел.
Я видел все в том же странном зрении, как он бочком соскользнул со ступеней, тихо-тихо пошел вдоль стены, изображая пьяного, вскоре пропал между домами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});