Худшие подозрения Удалова подтвердились в тот же день. Примерно за час до обеда к нему в контору вошли три дюжих молодца. Они волокли большую гранитную плиту. На плите были тщательно выбиты буквы:
ИНСТРУКЦИЯ
по учету использования арматуры в пересчете
на погонные метры и кубические сантиметры.
Для служебного пользования. Срочно. Ответ предоставить
в течение 24 часов под личную ответственность.
Молодцы поставили плиту к стене. Солнце, заглянувшее в комнату, осветило своими теплыми лучами глубоко выбитые строчки.
— Распишитесь в получении, — один из молодцев протянул Удалову медный лист и молоток с долотом. — Вот тут выбейте свою фамилию.
До обеда Удалов выбивал по меди свою фамилию. А из соседних фабрик, контор, магазинов и учебных заведений ответно постукивали молотки — руководители и директора расписывались в получении инструкций.
Вместо обеда Удалов кинулся к Белосельскому.
Тот был в трауре: стены его кабинета были заставлены разного рода каменными плитами, медными и железными листами, на столе лежали грудой шелковые и хлопчатобумажные свитки с вышитыми на них запросами, жалобами, анкетами и рекомендациями.
Посреди кабинета стоял профессор Минц и сдержанно улыбался.
— Ну что вы улыбаетесь! — завопил Удалов с порога. — Они нас победили! Лучше я буду расписываться на бумаге, чем, как египетский раб, выбивать свою фамилию на твердых предметах.
— Не падайте духом, Корнелий, — произнес Лев Христофорович. — И вы не падайте, товарищ Белосельский. Враг пошел на последние, крайние меры. Значит, он слабеет.
— Да вы посмотрите в окно, — сказал Николай. — Отсюда видно — они беспрерывно куют и вышивают! Они все при деле! Они расширяют штаты.
— А мы хитрее, — возразил Минц. — На прошлом заседании вы отказали в создании кооператива гранильщиков, кооператива вышивальщиц, артели чеканщиков?
— Мы не отказали. Мы перенесли вопрос на будущее, потому что не были подготовлены нужные бумаги.
— Вот именно! Бумаги! А теперь у нас нет бумаг!
— А как же.
— И ты туда же, Коля? — строго спросил Удалов.
Лицо Белосельского озарила лукавая усмешка.
— Верочка! — позвал он секретаршу. — Вы можете вызвать ко мне представителей всех кооперативов? Сейчас. Спасибо.
Через час, без единой бумаги, оперативно и решительно в городе были организованы кооперативы чеканщиков, гранильщиков, каменщиков, вышивальщиц и прочие добровольные организации, готовые внести свой вклад в развитие экономики и заработать при этом больше, чем могли заплатить городские учреждения, даже с учетом тринадцатой зарплаты. Бюрократия лишилась рабочих рук.
Прошло еще пять дней. Жизнь в городе текла спокойно. Новые инструкции не появлялись.
Утром во вторник Удалов сказал жене Ксении:
— Ксюша, наша титаническая борьба с бюрократией кончилась в нашу пользу. Бюрократия потерпела поражение!
Тут из другой комнаты вышел сын Удалова, подросток Максимка.
— Папа, — сообщил он, — мы в поход не пойдем.
— Почему же? — удивился Корнелий. — Ты же так готовился.
— Вчера приходил к нам один дядя из Горпромплана и всем нам предложил заработать.
— Вам? На каникулах?
— Папа, ты совершенно не следишь за дискуссиями о просвещении. Пора наконец приблизить школу к жизни. Наше образование находится в критическом положении. Я не хочу быть недорослем! Мой сверстник в Соединенных Штатах зарабатывает на каникулах сотни и даже тысячи долларов, разнося молоко и газеты!
— Остановись! — закричал Удалов. — Все стали образованные! Иди зарабатывай. Но честным трудом!
— Я понял, папа. Если мне предложат что-то бесчестное, я откажусь, даже если на эти деньги я мог бы купить мотороллер.
Вечером они встретились с сыном за ужином.
— Ну что, сынок? — спросил Удалов.
— Очень интересная идея, — ответил Максимка. — Все мы будем работать курьерами.
Удалов искренне рассмеялся:
— Какими же вы будете курьерами, если бумаг нету?
— А мы и будем бумагами. Каждый из нас получает номер. Я, например, исходящий 18–24 от 14 июня. Состою из шестидесяти пунктов и завтра с утра направляюсь в область.
— Не выйдет, — ответил Удалов, все еще не в силах поверить в дьявольскую выдумку Горпромплана. — Ты не запомнишь все пункты.
— Запомню, — улыбнулся подросток.
Он вытащил из кармана длинную тонкую веревку, от которой отходили короткие веревочки со множеством узелков.
— Письмо туземцев майя, — пояснил он отцу. — Докладывая мое содержание, я пользуюсь этим письмом как подсказкой. Показать?
— Ну… — неуверенно сказал Удалов.
Максимка встал в позу, потянул пальцами конец веревки и монотонно заговорил:
— Исходящий 18–24 от 14 июня. В областное управление Главпромпланстройкомплекта заместителю подзаведующего сектором вторичного учета товарищу Богаткину Гы Мы.
— Хватит, — махнул рукой Удалов. — Сдаюсь. Боюсь только, что они там тебя заприходуют, пришьют к делу, положат на полку и забудут покормить.
Сын только отмахнулся. Он ходил по комнате, перебирал пальцами веревочки и тихо бубнил.
Наутро Удалов, проходя мимо открытых окон Горучетинспекции, услышал доносящееся оттуда бормотание. Он остановился, заглянул внутрь. Перед начальственным столом стояла девчушка лет десяти и послушно повторяла за начснабом Лапкиным, которого Удалов давно знал:
— Пункт третий: поручить руководителям нижних упадочнических звеньев.
— Не упадочнических, а управленческих, девочка! Если не запомнишь до обеда — лишишься компота.
На автобусной остановке в ожидании машины в область томились два десятка школьников с веревочками в руках.
Трое юношей и первоклассник в очках ждали Удалова в конторе.
Они были вежливы, но настойчивы. Удалову пришлось выслушать их тексты и послания соответствующих организаций. Затем Удалов покорно спросил:
— А где расписываться в получении?
— Если есть круглая печать, — ответил один из ходячих документов, — ставьте мне на лоб.
— На лоб?
— Разумеется, чтобы видно было.
Удалов улыбнулся. Он достал из стола круглую печать, густо намазал ее чернилами и злорадно припечатал круглые лобики детей.
— Пускай теперь вас папы с мамами отмывают! — сказал он.
Но когда подошел к очкастому первокласснику, рука его не поднялась.
— А еще куда можно? — спросил он.
Мальчик протянул ему ладошку. И Удалов припечатал ладошку.
Весь день по городу шастали входящие и исходящие. У некоторых детишек на лобиках стояло уже по три-четыре печати. А на щеках были подписи фломастерами. Удалов перестал улыбаться.
А когда вечером вернулся из города усталый Максимка, лоб и щеки которого были густо разукрашены штампами и печатями, он собственноручно, несмотря на громкие вопли мальчика, который лишался честно заработанных денег, отмыл его в ванной так, что только кожа не слезла.
Впрочем, та же сцена повторилась во многих домах, что сильно обесценило детей в качестве документов.
А на следующий день после короткого и бурного совещания в Гордоме все дети города были отправлены в палаточный лесной городок, который мгновенно выстроили родители.
— Ну вот вроде и всё, — сказал Удалов еще через день.
Ему только что позвонил Коля Белосельский, который сообщил, что к нему прорвались курьеры из области. Один принес инструкцию, вырезанную из березовых листьев, второй прямо в кабинете снял майку и показал письмо, написанное на его животе. Следовательно, в других городах и даже в области почин великогуслярцев был подхвачен.
— Титаническая борьба подошла к концу, — сообщил Удалов жене, уходя на службу.
— Ты мне это уже говорил, — ответила Ксения. — Погоди, они еще не сдались.
Удалов только отмахнулся от пророческих слов супруги. Светило солнце, пели птицы, впереди гудели автомобили. На центральной площади города, обширной и заасфальтированной, что-то происходило.
Машины и автобусы, которые намеревались было пересечь площадь, вынуждены были остановиться.
Туда, на площадь, чиновники из различных учреждений, здания которых окружали площадь, выносили свои столы. Сотни столов, тысячи столов.
Руководители учреждений и контор, руководствуясь планчиками, нарисованными на клочках туалетной бумаги, указывали, где ставить столы.
Удалов остановился на краю площади среди зевак, стараясь понять, что же замыслила гибнущая бюрократия.
Постепенно стал вырисовываться рисунок, согласно которому устанавливались столы. В сумме они составили три громадные буквы:
SOS
Затем по команде сотрудники уселись за столы и стали смотреть в небо.
Удалов тоже посмотрел в небо. Небо было голубым и пустым.
— Чего вы хотите? — спросил он у ближайшего чиновника.
