«В первых числах декабря по моей просьбе, — пишет Рыжков далее, — состоялась встреча один на один с Горбачевым, на которой я сообщил, что принял окончательное решение об уходе с поста главы правительства страны. Он воспринял это довольно спокойно и даже с облегчением. Он был, как и я, готов к этому нелегкому разговору…»
Тогда казалось, что избежать тяжелых социальных последствий рыночных реформ каким-то образом удастся, что в рынок можно войти «мягко». Далеко не все политики понимали и признавали необходимость болезненного повышения цен.
Поначалу не хотел признавать это и Ельцин. Как рассказывает экономист Евгений Ясин, в мае 1990 года, после того как Николай Рыжков на заседании Верховного Совета СССР объявил, что он повысит цены на все продукты в два раза, а на хлеб в три раза, Ельцин, только что избранный Председателем Верховного Совета РСФСР, сказал: «Такие руководители, как Рыжков, нам не нужны, а вот мы знаем, как перейти к рынку безболезненно». «Тогда, я помню, первый раз с ним встретился, вместе с Григорием Алексеевичем Явлинским и Сергеем Николаевичем Красавченко, и вынужден был ему сказать: Борис Николаевич, вы таких смелых заявлений не делайте, потому что потом люди увидят, что слова расходятся с делами. Это неизбежно».
Формируя новое правительство России, Ельцин вел непрерывные консультации с самыми авторитетными экономистами. Все они говорили в один голос: отпуска цен уже не избежать, для «мягкого и постепенного» перехода к рынку время упущено.
Что произошло за то время, пока Рыжков лежал в больнице, и почему Горбачев воспринял его отставку «легко»? Казалось бы, в споре двух программ — «500 дней» и «правительственной» — победила вторая. На самом деле не победила ни одна. 16 октября Горбачев направил на рассмотрение Верховного Совета свой, «доработанный» вариант программы. Она уже не называлась «500 дней». В ней не были указаны конкретные сроки и планы. Вместо ста дней, в течение которых Явлинский и Шаталин предлагали провести первый этап приватизации госсобственности, были указаны туманные сроки — на эту операцию может уйти длительное время. Либерализация цен (250-й день) откладывалась до 1992 года (кстати, именно тогда она и произошла, но уже в другой ситуации, близкой к полной катастрофе и без «единого союзного пространства»). Создание индивидуальных фермерских хозяйств передавалось на усмотрение колхозов.
Каждый пункт жесткой программы Шаталина — Явлинского был смягчен, уточнен, затуманен и размыт.
А стремительное разрушение советской экономики продолжалось.
Между двумя главными вехами 1990 года — избранием Ельцина на пост Председателя Верховного Совета РСФСР и острыми дебатами вокруг программы «500 дней», которые так ничем и не закончились, произошло еще одно событие.
На последнем, XXVIII съезде Коммунистической партии Советского Союза Борис Ельцин публично объявил о своем выходе из рядов КПСС. Это был непростой для него шаг: ведь с партией связана вся его карьера. Но провозгласив отказ от партийного руководства одним из главных пунктов своей политической программы, он отрезал себе пути к отступлению. «Пост Председателя Верховного Совета России и членство в КПСС считаю несовместимыми», — заявил он съезду.
На этом съезде еще один бывший соратник Горбачева — Александр Яковлев — не будет избран в состав нового Политбюро. Пройдет еще несколько месяцев, и на октябрьском пленуме ЦК Горбачев будет атакован со всех сторон, подвергнется жесткой критике своих товарищей по партии.
И вот тогда он скажет своим коллегам и помощникам исторические слова: ситуацию в стране надо немного «подморозить» и в состав правительства ввести умеренных консерваторов. Ими, умеренными, станут Валентин Павлов, заменивший Рыжкова, Борис Пуго, генерал КГБ, заменивший министра внутренних дел Бакатина, и несколько секретарей ЦК.
В декабре, уже на съезде народных депутатов СССР, уйдет в отставку и Шеварднадзе, министр иностранных дел, еще один старый соратник Горбачева. Он публично предупредит страну о грозящей ей опасности диктатуры, военного переворота.
Шеварднадзе не стал дожидаться, когда его отставка «созреет», и решил уйти, громко хлопнув дверью. Прошло меньше двух лет с тех пор, как в Политбюро наметился первый раскол между «консерваторами» и «либералами». И вот в прежнем своем виде Политбюро больше не существует. Рядом с Горбачевым уже нет его старых соратников. Ушли «неудобные и строптивые», опасные и самостоятельные. Пришли — умеренно послушные, исполнительные. Но «перетряска» Политбюро и ЦК, затеянная Горбачевым, дала обратный эффект — Горбачев остался один. Однако он еще не чувствует этой обволакивающей его пустоты.
И еще одно событие съезда народных депутатов стоит здесь отметить. Никому не известная доселе депутат из Чечено-Ингушетии Сажи Умалатова в своей речи попросила Горбачева уйти в отставку.
…Зал замер. Пламенная коммунистка сказала вслух то, о чем думал на этом съезде почти каждый.
Подробности перестрелки (1991, январь — август)
Этот год начался с событий в Вильнюсе.
Ранним утром 13 января 1991 года бойцы отряда «Альфа» и вильнюсского ОМОНа с оружием в руках ворвались в здание телецентра. Они проложили себе путь сквозь митингующую толпу, убив при этом 13 человек и ранив более 160.
Страна вздрогнула от кровавых новостей. И от очень плохих предчувствий: Вильнюс — это только начало. Стены московских домов и заборы за одну ночь оказались заполнены самодельными лозунгами: «Руки прочь от Вильнюса!», «Мы с вами»…
Эти надписи рисовали черной масляной краской на бетоне или белым мелом на кирпиче, под светом фонариков, глухой ночью — вовсе не убежденные сторонники отделения Прибалтики. Просто люди не хотели наступления диктатуры.
Официальных сообщений о том, что и как произошло в Вильнюсе, практически не было. Корреспонденты газет сами добывали информацию у представителей власти, пытаясь составить общую картину происходящего.
Генеральный прокурор Н. Трубин сообщил «Известиям»: «Пока в Прибалтике будет продолжаться противостояние, когда мы фактически имеем две милиции, две прокуратуры, гарантировать конституционное решение вопросов нельзя».
Министр внутренних дел Пуго: «Я сам изумлен и удручен таким поворотом событий. Когда пролилась кровь, а дело идет так, как идет, ситуация чревата новой кровью и еще более тяжкими последствиями» (интервью тем же «Известиям». — Б. М.).
«Литературная газета»: «Еще не утвержденный министром МВД СССР Б. К. Пуго не смог толком объяснить депутатам, что это за всевластный “комитет национального спасения”, который способен вывести на улицы Вильнюса танки, а объяснение министра обороны СССР Д. Т. Язова ничего, кроме оторопи, не вызвало. Сославшись на то, что он сам всех деталей не знает (так как, по его словам, “не был на месте происшествия”) и никакого приказа для танково-десантной атаки не отдавал, он выдвинул свою версию вильнюсской трагедии. Она заключается в следующем: когда избитые возле парламента члены “комитета национального спасения” пришли к начальнику Вильнюсского гарнизона, то их вид так подействовал на генерала, что он отдал приказ захватить телецентр, который непрерывно транслировал “антисоветские передачи”. То есть, по объяснению маршала Язова, кровавая трагедия у телецентра была вызвана порывом одного отдельно взятого генерала!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
