В Геттингене Галлер проработал 17 лет. В этот наиболее активный период своей жизни он заложил ботанический сад, построил анатомический театр, организовал первую физиологическую лабораторию в Германии и за это время он написал 1300 научных сообщений! Галлер был профессором хирургии; однако он ни разу не смог заставить себя оперировать человека, несмотря па то, что великолепно экспериментировал па животных. Галлер внес исключительный вклад в развитио физиологии и был создателем крупнейшей физиологической школы в Европе.
В возрасте 45 лет он вернулся в Швейцарию, где жил до конца своей жизни. Галлер был признанным поэтом своего времени; его стихи и драмы запимают видное место в немецкой литературе, а его просветительская деятельность в XVIII в., по заключению многих, была превзойдена лишь Вольтером. Заметим, что русский читатель впервые познакомился с сочинениями Галлера в переводе Карамзипа. Личность Галлера была привлекательна; тем не менее он нажил много врагов и этим биографы объясняют его преждевременный уход из Геттингена.
В 1747 г. Галлер опубликовал, по существу, первый трактат о физиологии человека — «Элементы физиологии человека», в 8 томах, предисловие к которому мы и приводим.
ЭЛЕМЕНТЫ ФИЗИОЛОГИИ ЧЕЛОВЕКА
Проницательный Веруламий [Бэкон] советовал составлять обзоры наук, говоря, что это на пользу государству. Если отмечать, что было сделано в области науки за каждое столетие, сохранив в какой-то таблице ту долю истины, которая в то время стала известной, то это будет весьма способствовать развитию наук. Потомкам легче и пристойнее передвинуть пределы человеческого знания, отправляясь отсюда, как от некоего межевого знака: сразу становится ясно, что нового и кем добавлено к известному уже рапсе. Если окажется так легко убедить людей, что сведения, излагаемые ими, уже давно известны, то можно надеяться, что они не будут лениво вертеться внутри того же самого круга, словно собираясь обмести мельничный жернов. Мало, однако, смертных, которые наделены таким упорством или пользуются таким счастливым стечением обстоятельств, что могут сами найти истину. Пока что никто из врачей не знает функций человеческого организма (к великому для человека ущербу), и поэтому будет полезно для медицины соорудить некую кладовую, откуда новички смогут брать элементы этой благороднейшей науки. И именно такую вот работу я и собираюсь написать.
Я приступил к написанию этой книги после того, как провел большую часть своей жизни в исследованиях по физиологии. Я прекрасно знал, какую тяжесть я на себя взваливаю, и буду счастлив, если окажусь в силах ее нести.
Тот, кто пишет о физиологии, обязан рассказать о движениях внутри живого тела, о функциях внутренностей, об изменениях жидкостей, о силах, благодаря которым душа представляет себе предметы, чьи образы получены ею от внешних чувств, о силах, благодаря которым сильны мускулы, которые управляются разумом; о силах, с помощью которых пища превращается в столь разнообразные соли нашего тела и с помощью которых эти соли содействуют сохранению нашего тела и пополнению человеческого рода новыми рождениями. Да, задача огромнейшая, почти превосходящая способности одного человека. И прежде всего: надо знать строение человеческого тела, частей которого почти не перечислить. Тех, кто старался: отделить физиологию от анатомии, можно, по-моему, сравнить с математиками, которые собираются вычислить силы и функции некоей машины,, но не знают, какие у нее колеса, каков корпус, каковы ее размеры, из какого материала она сделана. Я совершенно не разделяю мнений этих эзоповых архитекторов, возводящих постройки в воздухе: я убежден, что все, что я знаю в физиологии, я угнал с помощью анатомии. В справедливости моих слов легко убедится всякий, кто захочет сравнить сведения о жизни человеческого организма, ныне общеизвестные, с «Физиологией» Фернелия или Каспара Гофмана. Люди эти были талантливы, работали прилежно и знали кое-что но анатомии; знания эти они почерпнули у греков или получили, вскрывая, правда, крайне редко трупы. Им, однако, остались неизвестны и кровообращение, и то, каким образом свет, отражаясь от глаз, позволяет видеть предметы, а также просто путь или мудрое руководство, повинуясь которому сок, полученный из пищи, приходит в кровь. Откровенно говоря, эти выдающиеся люди ничего почти пе знали о физиологии.
Анатомия — наука большая и включает много частей: мускулы, кости, внешний вид внутренностей, взаимное соотношение частей; описание артерий и вен (оно появилось, пожалуй, впервые в наше время), нервы (их лабиринт еще не распутан) и, наконец, мелкие частицы (вскрытие их требует тонкого искусства), из которых состоят внутренности, железы и прочие видимые части живого тела.
Этот труд настолько обширен, что тем, кто полностью изучил хоть одну его часть, пусть малую, пусть нетрудную, воздается хвала, как великим мужам. Открытие кровообращения доставило бессмертную славу Гарвею; один-единственный сосудик сохранил имя Вирсунга и Уортона. Пройти по всему и полностью обозреть все области человеческого тела так же трудно и бывает это так же редко, как составить описание всех округов, рек, долин и холмов необозримой области. Коротка жизнь, короче жизнь анатома, которую обрывает смерть, и в которую вмешиваются семейные обстоятельства, а также обязанности гражданские. Можно показать, даже высчитать, что в течение двадцати лет невозможно полностью перебрать все части живого тела, особенно если учитывать разницу, существующую в частях организма, которую надлежит выяснить путем повторных опытов, если ты не желаешь удовольствоваться частицей истины и застыть в том обычном заблуждении, в которое ввергает нас однократное наблюдение над единственным экземпляром. В силу этой ошибки мы принимаем за истину то, что очень редко оказывается истиной; строение совершенно иное может оказаться более частым, а мы ошибочно видим r этом единственном экземпляре осуществление разумного плана природы. Если кто-либо не желает прислушаться к этому признанию наших трудно-степ, пусть займется описанием нервов; сможет ли он на десятом году занятий упорствовать в своем недоверии к нашей исповеди? Объединенные труды в этой области, столетнее изучение ее во множестве анатомических театров — и почти ничто не известно полностью и как следует; только двенадцать пар нервов, описанные Мекелем, и главные нервы — Зинниани.
Не будем, правда, требовать от анатомии человека полноты сведении по физиологии. Ежедневно убеждаюсь я на опыте, что составить правильное суждение о функциях большинства частей живого тела можно только ознакомившись со строением данной части у человека, у разных четвероногих, у птиц, у рыб, часто даже у насекомых. Возникает, например, вопрос, где образуется желчь: в печени или в желчном пузыре? Вырабатывается ли она вся целиком в печени, или вся целиком в пузыре, или одна часть в этом органе, а другая в названном мною приемнике? Очень трудно было бы решить этот спор, ссылаясь только на человеческий труп; на помощь приходит животное. Прежде всего мы увидим, что у множества крупных животных хорошая желчь образуется только в печени: пузыря у них нет. Затем, нет животного, у которого пузырь есть, а печени нет; и нет пузыря, обособленного от печени: он либо появляется па этом органе, либо сообщается с ним выводным каналом. Мы видам, что желчь для своего образования нуждается в печени и не нуждается в пузыре: следовательно, она вырабатывается не в пузыре, а из печени поступает в пузырь. Другие примеры, столь же убедительные, пожалуй, слишком сложны для данного места; я привожу их повсюду в моем труде, чтобы показать, как полезна сравнительная анатомия.
Итак, следует анатомировать животных. Вскрывать трупы отнюдь недостаточно; необходимо резать живых. В трупе нет движения; всякое движение, следовательно, надо наблюдать на живом существе. Вся физиология только и занимается процессами, происходящими в живом теле, внешними и внутренними. Следовательно, не вскрывая животных живыми, нельзя уловить в общем процессе кровообращения чуть заметное движение крови, понять, как происходит дыхание, как растут тело и кости, шевелятся внутренности, идет химус. Всего один опыт часто опровергает выдумки, на которые ушли целые годы труда. Эта жестокость принесла настоящей физиологии, пожалуй, больше пользы, чем все другие науки, совместная работа которых содействовала укреплению нашей науки.
Еще больше дает вскрытие умерших от болезней. Если какому-то органу обычно приписывают какую-то функцию, и ты желаешь проверить, действительно лп такова его обязанность, то всего вернее ты об этом узнаешь, вскрывая тела, в которых этот орган поврежден. Если функция, которую связывают с этим органом, не нарушена, хотя сам орган и поврежден, это значит, что к этой функции он не причастен. Если в организме нарушена какая-то функция, а орган, являющийся предметом исследования, поврежден, то весьма вероятно, что исчезнувшая функция и была функцией этого органа.
