вечерам? Я хочу видеть тебя в своей постели круглосуточно.
– А работать мы вообще будем?
Харитонов снова посмеялся.
– Как и положено, треть суток мы отведем на работу.
– Замечательно. А больше ты ни с кем не хочешь познакомиться в моей семье?
– С бабушкой, чьи платья ты донашиваешь?
– Моя бабушка живет в Витязево, но у меня есть еще родственники, которые гораздо ближе.
– О, разумеется, у твоего же отца новая семья. Там есть ребенок? Сестра, брат?
– Сестра, – выдохнула я, – но я сейчас не о них. Прекрати паясничать! Ты понимаешь, о ком я.
– Твоя дочь не будет жить с нами, если ты об этом. У нее есть бабушка, у нее есть отец, чужой дядя ей не нужен.
Слова Игоря задели меня за живое. Не то, чтобы я хотела переехать к нему в дом вместе с Полиной. Пока она маленькая, это бы вызвало массу затруднений. Ее бы пришлось возить к маме, а вечером снова забирать, как это было год назад, когда я вышла на работу, и мы возили Полину к Ларисе. Но его явное пренебрежение моей дочерью, словно она не имеет ко мне никакого отношения, меня сильно задело. Я должна оставить свою дочь ради мужчины, который не только не любит меня, но и которого не люблю я сама. Разве это нормальная ситуация?
– А если я не собираюсь бросать свою дочь?
– Тебя никто не просит ее бросать, будешь встречаться с ней в свободное время. Но согласись, сейчас ей удобнее жить со своей бабушкой.
Лиза, не лукавь. На самом деле тебя устраивает такой расклад. Быть вдали от детского плача, не подскакивать по ночам, когда дочь что-то тревожит, это ли не мечта? С мамой ей действительно будет лучше. А ты сможешь навещать их в выходной день, может чаще. Так вы будете друг другу дороже, будете скучать и ждать встречи. И Марк сможет беспрепятственно навещать дочь. И не видеть тебя. Вот только что об этом подумает отец? Оставить дочь из-за мужчины… Он этого никогда не поймет и не одобрит. Ох, нет, я не буду об этом думать. Это моя жизнь. И мне решать, как ее жить.
И я быстро договорилась со своей совестью.
Когда мы вернулись к столу, нам подали еще одно горячее блюдо. Я не ожидала его, казалось, места в желудке уже не осталось. Порции хоть и были небольшие, но оказались очень сытными. Игорь заметил, что мы никуда не торопимся, и не обязательно сразу приступать к поданному блюду. Хотя лучше его попробовать горячим.
Это оказалась запеченная форель. Конечно же, в необычном приготовлении и подаче. Выглядела она аппетитно, и я стала понемногу пробовать. Между тем мы вели беседы на самые разнообразные темы. Слава богу, с коммуникацией у Харитонова проблем не было.
Мы уже находились в ресторане больше полутора часов, пару раз выходили танцевать, выпили одну бутылку вина, преимущественно это сделала я, когда в зал вошел мужчина. Он был одет в строгий серый костюм с бордовым галстуком на шее. Мужчина оглядел зал с довольным выражением лица, посмотрел на нас и тронулся вдоль столиков в нашу сторону. Он был высокого роста, плотного телосложения, лысоват и имел крупный нос с чуть смещенной переносицей. И несмотря на то, что не отличался внешней красотой, взгляд его источал доброту и радушие. Проходя мимо столиков, он здоровался и обменивался с гостями короткими репликами, мужчинам отвечал на рукопожатия, некоторым женщинам целовал руки.
Игорь поднялся к нему навстречу, поприветствовал его и пригласил к нашему столику. Непроизвольно я тоже поднялась со стула. Игорь нас представил друг другу. Это и оказался хозяин ресторана, Александр Максимович Брагин.
Что-то смутное промелькнуло в моей памяти. Брагин. Мне казалось, я уже слышала эту фамилию раньше. Но где? Откуда я могла знать человека с таким прошлым, владельца столь дорогого ресторана? Стоп! Его дочь болела раком. Неужели я слышала эту фамилию от отца? Но он никогда не упоминал имен своих пациентов. Брагин, Брагин, Брагин…
Мы опустились на стулья. Официант принес еще один бокал для Александра Максимовича и бутылку белого вина. В подарок от заведения. Я решила, что одной бутылки с меня уже хватит, но ради приличия согласилась пригубить немного вина с хозяином ресторана. Между тем музыканты наигрывали мелодии восьмидесятых годов, а их вокалист напевал знакомые с детства хиты с таким вдохновением, что от его исполнения пробирало до дрожи.
– Шура, – сказал Игорь, – как кстати ты зашел. Мы с Лизой как раз вспоминали твою дочь.
– Мою Настеньку? Елизавета с ней знакома?
– Нет, – сказала я. – Думаю, нет.
– Ты помнишь, как звали врача, который лечил твою дочь?
– Это имя я до самой смерти не забуду. Андрей Александрович Костолевский.
Ах, божечки, как приятно было слышать имя своего отца из чужих уст, да еще произнесенное с таким благоговением! Я широко улыбнулась.
– Моя фамилия Костолевская. Вы говорите о моем отце.
Брагин протянул мне руку, призывая дать свою. Я положила свою ладонь в его кисть, и он поцеловал ее.
– Вдвойне приятно с вами познакомиться. Как поживает ваш отец?
– Спасибо, – я забрала свою руку, – замечательно. Все также спасает детей. А как ваша дочь?
– О, стараниями вашего папы живет и здравствует. Заканчивает в этом году школу, хочет учиться в Англии, – он посмеялся и добавил: – Ох, уж эта молодежь, родные стены их не радуют, им заграницу подавай. А вот мы с моей Оленькой, это моя супруга, никуда из России уезжать не хотим. Нам бы домик у моря, и ничего более не надо.
– Почему не купите?
– Пока дела здесь держат. Вот дочь отучится, вернется, возьмет на себя управление рестораном, тогда и переедем.
– А если останется в Англии и выйдет замуж за англичанина?
– Ну что ж, – пожал плечами Брагин, – значит, будем жить здесь. А летом на море ездить. Как это делаем сейчас.
– Тоже неплохой вариант, – согласилась я.
– А что касается вашего папы, Елизавета, – снова заговорил Александр Максимович, – таких врачей еще поискать. Не знаю, что было бы со мной и с моей женой, если бы наша Настенька умерла. Я вашего отца задарить хотел, столько всего предлагал, но он гордый. Ничего не взял. Это, говорит, моя работа.
– Да, папа – он такой. Я им очень горжусь.
– Так хотелось быть ему полезным. Ведь сколько людей мимо пройдет, и спасибо не скажет, а он такое дело делает. Но однажды он все-таки ко мне обратился за помощью.
– Правда? И что он хотел?
– Вы должны знать,
