Ночью она долго не могла заснуть и думала о том, что тепло может исходить только от огня — Прометею за это выклевали глаза — и что любовь всегда приходит в крови.
И странная уверенность закралась в нее — парализующая, как растекающаяся по телу анастезия, — что все кончится купанием в крови. Эта мысль заставила ее инстинктивно прикрыть живот ладонями, и впервые за много недель она поймала себя на воспоминаниях о своем сне: темный человек с его усмешкой и… скрученной вешалкой для одежды.
Наряду с поисками Матушки Абагейл с группой добровольцев в свободное время Гарольд Лодер работал в похоронном комитете, и 21 августа он провел целый день в кузове грузовика с пятью мужчинами, одетыми в сапоги, защитные комбинезоны и плотные резиновые перчатки. Глава похоронного комитета Чэд Норрис был не с ними, а в том месте, которое он с почти пугающей невозмутимостью называл похоронной площадкой № 1. Она находилась в десяти милях к юго-западу от Боулдера в заброшенном угольном разрезе. Площадка лежала под палящим августовским солнцем, мрачная и безжизненная, как лунный кратер. Чэд охотно согласился на этот пост, поскольку когда-то работал помощником гробовщика в Морристауне, штат Нью-Джерси.
— Тут не будет никаких похорон, — сказал он им сегодня утром на автовокзале Грейхаунд, между Арапахо и Уолнат-стрит, где располагался штаб похоронного комитета. С помощью деревянной спички он закурил сигарету «Винстон» и ухмыльнулся двадцати мужикам, сидевшим вокруг него. — Все правильно это похороны, но не традиционные похороны, если понимаете о нем я говорю.
Ответом ему было несколько напряженных улыбок, самая широкая среди них — Гарольда. В животе у того все время урчало, потому что он не осмелился позавтракать. Учитывая характер предстоявшей работы, он не был уверен, что сможет удержать завтрак в желудке. Он мог оставаться в команде ищущих Матушку Абагейл, и никто бы слова не сказал, хотя любому мыслящему человеку в Зоне (если в Зоне был хоть один мыслящий человек, кроме него самого, а это еще вопрос) должно было быть совершенно очевидно, что искать ее командой в пятнадцать человек на тысячах квадратных миль лесов и равнин вокруг Боулдера просто смешно. И разумеется, она могла вообще не покидать Боулдера, а никому из них это, кажется, так и не пришло в голову (что отнюдь не удивляло Гарольда). Она могла устроиться в любом доме, подальше от центра города, и им все равно никогда бы не удалось найти ее, если только не прочесывать дом за домом. Редман и Андрос не выразили ни слова протеста, когда Гарольд предложил, чтобы поисковый комитет работал только по выходным и вечерам, из чего Гарольд заключил, что они тоже считают это дело закрытым.
Он мог оставаться там, но кого в обществе любят больше всех? Кому больше всего доверяют? Ну, конечно, тому, кто выполняет самую грязную работу и делает ее с улыбкой. Человеку, который берется за работу, за которую ты не в силах взяться сам.
— Это будет вроде сжигания мусора, — говорил им Чэд. — Если сумеете так относиться к этому, все будет нормально. Некоторых из вас может вырвать в самом начале. Тут нет ничего стыдного; только постарайтесь отойти куда-нибудь, чтобы остальным не пришлось смотреть, как вы это делаете. Как только проблюетесь, вам станет легче думать об этом вот так: мусор, всего лишь мусор.
Мужчины неловко переглянулись.
Чэд разбил их на три группы по шесть человек. Он сам с двумя мужчинами странноватого вида отправился готовить место для тех, кого притащат остальные. Каждой из трех групп была определена своя часть города для работы. Грузовик Гарольда провел весь день в районе Тейбл-Меса, медленно двигаясь на запад от выезда на шоссе Денвер — Боулдер. Вверх по Мартнн-драйв к пересечению с Бродвеем. Вниз по Тридцать девятой улице, а потом обратно вверх, по Сороковой, где стали, появляться пригородные домишки, построенные тридцать лет назад, когда начался бум роста численности боулдерского населения. Это были дома с двумя этажами, один из которых уходил под землю.
Чэд притащил противогазы из местного склада Национальной гвардии, которыми, впрочем, воспользовались только после ленча (Ленч? Какой ленч? У Гарольда он ограничился банкой яблочного желе «Берри», это было все, что он смог заставить себя съесть), когда спасатели вошли в мормонскую церковь Святых наших дней на нижнем въезде в Тейбл-Меса. Сюда пришли люди, жертвы эпидемии, и здесь они умерли, человек семьдесят, если не больше, и вонь тут была кошмарной.
— Мусор, — произнес один из товарищей Гарольда высоким, срывающимся на истерический смех голосом, и Гарольд развернулся и ринулся мимо него вон. Он зашел за угол красивого кирпичного здания, бывшего когда-то, во времена выборов, избирательным участком; яблочное желе выплеснулось наружу, и он обнаружил, что Норрис был прав: после этого он и впрямь почувствовал себя лучше.
На расчистку церкви у них ушло две ходки и почти вся вторая половина дня. Двадцать человек, думал Гарольд, чтобы избавиться от всех трупов в Боулдере. Это почти смешно. Большинство прежних жителей Боулдера сбежали как зайцы от страха перед Центром проб воздуха, но все же… Гарольд полагал, что если численность похоронного комитета увеличится по мере притока новых поселенцев, они успеют, хотя и с трудом, предать земле большую часть тел до первого сильного снегопада (сам он отнюдь не собирался оставаться здесь к тому времени), и люди так никогда и не узнают, насколько реальной была бы опасность какой-нибудь новой эпидемии — той, от которой у них нет иммунитета.
У комитета Свободной Зоны полно светлых идей, презрительно подумал он. Комитет будет действовать отлично… разумеется, пока у них есть старый добрый Гарольд Лодер, следящий за тем, чтобы у них не развязывались шнурки на ботинках. Для этого старый добрый Гарольд вполне хорош, но недостаточно хорош, чтобы состоять в их ё…м постоянном комитете. Ну, конечно, нет. Он никогда не был достаточно хорош — даже для того, чтобы девчонка, пусть хоть последняя уродина, пошла с ним на танцевальный вечер в средней школе Оганкуита. О Боже, нет, конечно, только не Гарольд. Вспомним, ребята, когда доберемся до того легендарного местечка, где грубые млекопитающие опорожняли свои кишечники, что это вопрос не разума, не логики и даже не здравого смысла. Когда докопаемся до этого, придем все к тому же хреновому конкурсу красоты.
Но кое-кто помнит. Кое-кто ведет счет, детки. И имя этого кое-кого — маэстро, туш, пожалуйста! — Гарольд Эмери Лодер.
Итак, он вернулся в церковь, вытирая рот и улыбаясь как можно шире, давая понять, что готов продолжать. Кто-то шлепнул его по спине, улыбка Гарольда стала еще шире, и он подумал: «В один прекрасный день ты лишишься за это руки, говнюк».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
