На следующих страницах вы увидите, милые мои друзья, как ужасны были эти замыслы и как чудесно Бог повернул их к славе Петра и к стыду его недостойной сестры!
Учебная печать Петра IПетр, единодержавным обладатель России 1689 год
Почему вы задумались, мои друзья? Что вы так невесело смотрите на 1689 год? Вам жаль, что Петру уже семнадцать лет, а вы ничего не слышали о том, что было с ним все то время, как Софья так самовластно управляла его царством? Ваше сожаление понятно: ничье детство не было так любопытно, так прекрасно и блистательно, как детство Петра! Итак, милые мои читатели, прежде чем вы узнаете о том, что снова замышляет хитрая и властолюбивая царевна и как избавился от нее семнадцатилетний Петр, я расскажу вам о том, что было любопытного в его детстве и молодости. Слушайте же.
Вы помните, что еще в трехлетием возрасте Петр имел товарищей, с которыми любил играть в солдаты. Приятно было смотреть на малюток, которые, как настоящие солдаты, помнили весь порядок команды и, с почтением слушая своего маленького командира, быстро и ловко исполняли его приказания. Впоследствии число их увеличилось, и так как они обычно жили в Потешном Преображенском дворце, то и их называли потешными. А может быть, это имя произошло от того, что они доставляли увеселение, или, как тогда называли, потеху Петру.
Но это увеселение вскоре стало гораздо важнее, и вот по какой причине: в числе иностранцев, служивших в России при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, был один Женевский дворянин, Лефорт. С красивой наружностью в нем соединялись и прекрасные качества души. Особенно отличался он своей храбростью, правдолюбием и привязанностью к стране, ласково принявшей его в число своих сынов. Он любил Россию, как свое Отечество, и знал очень хорошо Русский язык.
Немецкая слобода.Немецкая слобода известна нам больше под названием Лефортово. Слобода образовалась в XVII веке на левом берегу реки Яузы.
Всем этим он обратил на себя особое внимание десятилетнего государя.
Лефорт. Гравюра.Лефорт Франц Яковлевич (1655–1699) — швейцарец по происхождению, адмирал. Он находился на Русской службе с 1678 г. Став сподвижником Петра I, он возглавил командование флотом в Азовских походах, руководил Великим посольством.
Дружба, существовавшая впоследствии между ним и Лефортом, началась с Голландского языка. Петр просил образованного Женевца научить его говорить по-голландски. Уроки начались, и с этого времени не было для Петра более приятного провождения времени, чем разговаривать с новым своим любимцем. Лефорту было, чем занимать любопытного ребенка, было, что рассказывать! Он так много странствовал по разным государствам, так много видел на свете и хорошего, и дурного, что в разговорах с ним Петр мог беспрестанно узнавать что-нибудь новое и полезное.
Лефорт заметил, что юному слушателю больше всего нравились его рассказы об иностранных войсках и о том, как они были устроены в Европе. Не было конца расспросам об их вооружении, одежде, учении. Любопытный царь хотел знать малейшие подробности. Вот Лефорт, чтобы в полной мере удовлетворить его желание и удивить приятной неожиданностью, выбрал пятьдесят Потешных человек, одел, вооружил их, обучил совершенно по-европейски и однажды утром привел всех ко дворцу. Девятнадцатилетний Петр был в восхищении, увидев перед своими глазами то, о чем прежде так много слышал в рассказах: едва узнавая своих товарищей в новых мундирах[215], он то перебегал от одного из них к другому, то брал палочки из рук барабанщика и учился сам барабанить, то обнимал и целовал Лефорта, так искусно сумевшего угодить ему! Он сделал его командиром новой роты, а сам, чтобы изучить в совершенстве военное искусство, записал себя в эту роту простым солдатом! И не подумайте, что он сделал это для одного своего удовольствия, не имея намерения исполнять обязанностей в своем новом звании. Нет, напротив, не было солдата усерднее и исправнее его. Он не только спал в общей палатке с солдатами, обедал за одним столом с ними и носил одинаковую с ними одежду, но даже стоял по очереди на карауле и исполнял все солдатские работы; например, он возил землю к строившейся крепости; он сам сделал ту тележку, на которой возил эту землю. Одним словом, он хотел на собственном опыте узнать все трудности военной службы, удостовериться в возможности переносить их и показать своим подданным пример повиновения начальству. Такой пример был чрезвычайно нужен для них: дух местничества еще не совсем был истреблен, и многие из бояр еще любили кичиться своим старейшинством или родом и неохотно поступали на службу. Разве теперь могли они не изменить образ мыслей, когда увидели, что сам государь служил простым солдатом и в этом звании без всякого сопротивления исполнял приказания своего командира? Вот первое великое дело Петра, милые читатели! Его служба рядовым в роте Потешных войск доказала самым надменным приверженцам предрассудков, что не знаменитые предки, а собственные заслуги составляют достоинства человека. С тех пор как царственный воин-ребенок с восторгом и почтительной благодарностью принял от командира роты за отличную службу чин сержанта, навсегда умолкли смешные споры о знатности предков, и все уверились в необходимости лично заслужить те почести, которыми хотели гордиться. Многие начали записывать своих детей в Потешные войска, и число их вскоре настолько увеличилось, что они уже не могли поместиться в селе Преображенском, и надо было часть из них перевести в ближайшее к нему увеселительное царское село Семеновское. Вот эти-то Потешные полки — Преображенские и Семеновские — составили впоследствии два знаменитые гвардейские полка.
Беспрестанно занимаясь ими и находя основное удовольствие в этом занятии, Петр меньше и меньше думал о том, что честолюбивая сестра отнимала у него всю его царскую власть. Он даже редко ездил в Москву: Преображенское было его любимым местом, где он жил, почти не выезжая. Кроме службы в Потешных полках у него было много других занятий, и поэтому неудивительно, что он не догадывался о намерениях Софьи. Каждый день несколько часов он проводил за занятиями военно-математическими науками. Его учителем в этом деле был один искусный артиллерийский поручик, Франц Тиммерман, им самим выбранный из офицеров Пушечного двора. Здесь кстати заметить, что Петру после его коронования уже не давали настоящих учителей: у наших предков не было обычая, чтобы коронованный государь продолжал ученье.
С радостью видела Софья, что маленький царь думал об этом совсем иначе, и беспрестанно переходил от одного урока к другому. Она явно и тайно благоприятствовала его занятиям, замечая, что они отвлекали его от всякого участия в управлении. К тому же и Потешные полки, и математика, и строительство небольших крепостей, и изображаемые сражения перед ними — все это казалось Софье одними забавами ее младшего брата, забавами, вовсе не опасными для умной правительницы!
Но как же ошиблась гордая царевна! Среди этих мирных забав возрастал могущественный преобразователь России, развивался его необыкновенный ум. В четырнадцать лет он уже показывал своим боярам недостатки прежнего Ратного устава[216], где особенно недоволен был излишними словами в команде. «Послушайте, — говорил умный молодой царь окружавшим его, — можно ли офицеру быстро скомандовать все это: „Подыми мушкет[217] ко рту, содми с полки, возми пороховой зарядец, опусти мушкет к низу, посыпь порох на полку, поколоти немного о мушкет, закрой полку, стряхни, содми, положи пульку в мушкет, положи пыж* на пульку, вынь забойник*, добей пульку и пыж до пороху, приложися, стреляй!“» «Не лучше ли, — продолжал Петр, — вместо всего этого, сказать: Слушай! Заряди мушкет! Прикладывайся! Стреляй!» Сначала бояре, защищая прежний порядок, не верили, что можно хорошо понять и исполнить это короткое приказание, но когда Петр скомандовал при них, и солдаты так же исправно все сделали, как и прежде, упрямые приверженцы старого порядка должны были согласиться, что замечания молодого царя были в полной мере справедливы.
Неизвестный гравер. Вид въезда в Москву от Владимира. XIX В.Въезд в город на Русы всегда оформлялся особым образом. В эпоху средневековья это были ворота в крепостной стене, окружавшей со всех сторон город.
Однако со временем города разрастались и их границы уже обозначались с помощью крепостных валов, а на въезде в город ставились обелиски и служебные здания.
