— Ого-го!.. Ваше величество, — тихонько сказал он Генриху, — уж не завистники ли это, намеренные помешать вашей охоте?
— Отнюдь нет, — ответил Генрих, — ты снова ошибся, сынок, это друзья, выехавшие навстречу нам из Пюимироля.
— Тысяча чертей! Государь, в вашей свите скоро будет больше людей, чем деревьев в лесу!
— Шико, дитя мое, — молвил Генрих, — я думаю — да простит мне бог! — что весть о твоем прибытии успела разнестись повсюду и что люди сбегаются со всех концов страны, желая почтить в твоем лице короля Франции, послом которого ты являешься.
Шико, человек сметливый, прекрасно понял, что с некоторых пор над ним насмехаются. Это не рассердило его, но заставило быть настороже…
День закончился в Монруа, где местные дворяне, собравшиеся в таком множестве, словно их заранее предупредили о том, что король Наваррский проездом посетит их город, предложили ему роскошный ужин, в котором Шико с восторгом принял участие.
Генриху отвели лучший дом в городе; половина свиты расположилась на той улице, где ночевал король, другая половина — в поле за городскими воротами.
— Когда же мы начнем охотиться? — спросил Шико у Генриха в ту минуту, когда слуга снимал с короля сапоги.
— Мы еще не прибыли в лес, где водятся волки, любезный Шико, — ответил Генрих.
— А когда мы туда попадем, государь?
— Любопытствуешь?
— Нет, государь, но, сами понимаете, хочется знать, куда направляешься.
— Завтра узнаешь, сынок, а покамест ложись сюда, на эти подушки, слева от меня; Морне уже храпит справа, слышишь?
— Черт возьми! — воскликнул Шико. — Он и во сне более красноречив, чем наяву.
— Верно, — согласился Генрих. — Морне не болтлив; но его надо видеть на охоте!
День едва занялся, когда топот множества коней разбудил и Шико и короля Наваррского.
Старый дворянин, пожелавший самолично прислуживать королю за столом, принес Генриху завтрак — горячее, обильно приправленное пряностями вино и ломти хлеба, намазанные медом. Спутникам короля — Морне и Шико — завтрак подали слуги этого дворянина.
Тотчас после завтрака протрубили сбор.
— Пора, пора, — воскликнул Генрих, — сегодня нам предстоит долгий путь! По коням, господа, по коням!
Шико с изумлением увидел, что королевская свита увеличилась еще на пятьсот человек. Эти пятьсот всадников прибыли ночью.
— Чудеса, да и только! — воскликнул он. — Ваше величество, это уже не свита и даже не отряд, а целое войско!
В Лозерте к коннице присоединились шестьсот пехотинцев.
— Пехота! — вскричал Шико.
— Всего-навсего загонщики, — пояснил король.
Шико насупился и с этой минуты хранил упорное молчание. Раз двадцать устремлял он взгляд на поля — иными словами, раз двадцать у него мелькала мысль о побеге. Но, по-видимому, было приказано охранять Шико как посла Генриха III, вследствие чего каждое его движение сразу повторяло несколько человек.
Это не понравилось Шико, и он выразил королю свое недовольство.
— Что ж, — ответил Генрих, — пеняй на себя, сынок; ты хотел бежать из Нерака, и я боюсь, как бы на тебя опять не нашла эта блажь.
— Даю вам честное слово дворянина, государь, что не попытаюсь бежать, — сказал Шико, — потому что, сдается мне, я увижу здесь кое-что любопытное.
— Ну что ж! Я очень рад, что таково твое мнение, любезный мой Шико, потому что я тоже придерживаюсь его.
Во время этого разговора они проезжали по городу Монкюк, и к войску прибавилось четыре полевые пушки.
— Видно, здешние волки совсем особенные, государь, — заметил Шико, — против них выставляют даже артиллерию!
— А! Ты это заметил? — воскликнул Генрих. — Такая у жителей Монкюка причуда! С тех пор как я им подарил для учений эти четыре пушки, купленные в Испании по моему приказу и тайком вывезенные оттуда, они всюду таскают их за собой.
— Но все-таки, государь, — негромко спросил Шико, — когда мы прибудем на место? Сегодня?
— Нет. Завтра.
— Стало быть, — не унимался Шико, — мы будем охотиться вблизи Кагора?
— Да, в тех местах, — ответил король.
— Как же так, государь? Вы взяли с собой, чтобы охотиться на волков, пехоту, конницу и артиллерию, а королевское знамя не захватили? Вот тогда этим достойным зверям был бы оказан полный почет!
— Гром и молния! Знамя не забыли, Шико, — мыслимое ли это дело! Только его держат в чехле, чтобы не запачкать! Ты увидишь его в свое время и на своем месте.
Вторую ночь провели в Катюсе. После того как Шико дал слово, что не попытается бежать, за ним перестали следить.
Шико прогулялся по городу и дошел до передовых постов. Со всех сторон к войску короля Наваррского стекались отряды численностью в сто, полтораста, двести пятьдесят человек. В ту ночь отовсюду прибывала пехота.
«Какое счастье, что мы не держим путь в Париж, — подумал Шико, — туда мы явились бы со стотысячной армией!»
Наутро, в восемь часов, Генрих и его войско — тысяча пехотинцев и две тысячи конников — были в виду Кагора. Город оказался готовым к обороне. Дозорные успели поднять тревогу, и господин до Везен заранее принял меры предосторожности.
— А! Вот оно что! — воскликнул король, когда Морне сообщил ему эту новость. — Нас опередили! Какая досада!
— Придется вести осаду по всем правилам, ваше величество, — сказал Морне. — Мы ждем еще тысячи две людей; этого достаточно, чтобы уравновесить силы.
— Соберем совет, — предложил де Тюренн.
Шико внимательно наблюдал за всем и прислушивался к разговорам. Задумчивое, словно пришибленное выражение лица короля Наваррского подтверждало его подозрение, что Генрих неважный полководец, и только эта мысль придавала ему некоторую бодрость.
Генрих дал высказаться всем командирам, а сам между тем оставался нем как рыба.
Внезапно он очнулся от раздумья, поднял голову и повелительно сказал:
— Вот что нужно сделать, господа. У нас три тысячи человек, и, по вашим словам, Морне, вы ждете еще две тысячи?
— Да, государь.
— Это составит пять тысяч; при правильной осаде у нас за два месяца перебьют тысячи полторы; их гибель внесет уныние в ряды уцелевших; нам придется снять осаду и отступить, а отступая, мы потеряем еще тысячу, то есть, в общей сложности, половину наших сил. Так вот, пожертвуем немедленно пятьюстами солдатами и возьмем Кагор.
— Каким образом, ваше величество? — спросил де Морне.
— Любезный друг, мы направимся к ближайшим воротам; на пути нам встретится ров; мы заполним его фашинами; мы потеряем человек двести убитыми и ранеными, но пробьемся к воротам.
